Кто и куда ведет Россию? От харизмы до маразма - Владимир Фортунатов

История многократно и до, и после Достоевского показывала, что отвлеченные религиозно-философские рассуждения и реальная повседневная жизнь часто расходятся очень далеко друг от друга. Добру трудно приходится без кулаков. Истина и правда девальвировались в мегабайты информации. Красота стала обычным товаром. А на слезах детей спекулируют все кому не лень – от производителей рекламы до политических деятелей, не забывающих при этом перекреститься.

Похоже, Достоевский так высоко поднял «планку» своих требований к человеку, что дотянуться до нее никогда не удастся.

Симфония, какофония или цезарепапизм?

Священство выше царства.

Одним из самых ярких и интересных участников телевизионной дискуссии был митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (в миру – Владимир Гундяев), ставший 27 января 2009 г. Патриархом всея Руси. В выступлениях эрудированного, умного пастыря и блестящего оратора чувствовался большой интерес к теме и стремление обозначить позицию Православной церкви. Однако даже такому сдержанному и культурному полемисту, каким проявил себя митрополит Кирилл, не удавалось скрыть раздражения и, мягко говоря, неприязни, когда речь заходила о деятелях, с которыми у Русской православной церкви остались свои счеты.

Сильные правители обычно не нуждались в одобрении, похвалах, а тем более в санкционировании своей деятельности со стороны кого бы то ни было. И в отношении Русской православной церкви вели себя довольно бесцеремонно, руководствуясь по преимуществу утилитарными, экономическими соображениями.

Первым замахнулся на имущество Церкви Иван III. Но Церковь пригрозила анафемой. Обстановка была сложной. У Ивана III случился инсульт, и первый акт секуляризации церковной собственности не состоялся.

Иван Грозный осуществил «инвентаризацию» церковного имущества и изъял ценностей в размере годового бюджета Английского королевства в середине XVI в. По приказу Ивана Грозного Малюта Скуратов лично задушил митрополита Филиппа Колычева. Митрополит осмеливался осуждать развратный образ жизни и террористическую внутреннюю политику Ивана IV. Сколько при Иване IV было казнено священников – никто, похоже, не считал. Но что не позволено В. И. Ленину, то вполне допустимо для первого русского царя. Во всяком случае в телевизионной дискуссии любые факты зверств Ивана Грозного его «адвокат» художник И. С. Глазунов сразу же стремился опровергнуть или поставить под сомнение. А про поговорку «Черного кобеля не отмоешь добела» так никто и не вспомнил.

Петр I поставил под государственный и свой личный контроль монастырские земли. Он создал Монастырский приказ, заложив тем самым предпосылки для последующей секуляризации значительной части церковного имущества. Он без колебаний снял колокола с многих церквей, так как пушки были важнее в условиях шедшей Северной войны. Петр I сильно обидел духовенство, распространив на него принцип единонаследия. Только один сын священника мог наследовать его приход. Остальные должны были либо записаться на государственную службу или стать государственными крестьянами. Петр Великий (с 1721) после смерти в 1700 г. патриарха Андриана долго раздумывал над тем, что делать с Русской православной церковью. И в 1721 г. создал Синод, орган государственного управления церковью во главе с государственным чиновником – обер-прокурором. Церковь была поставлена под жесткий контроль государства. Священникам было вменено в обязанность не считаться с тайной исповеди в тех случаях, когда во время исповеди они услышат что-либо, угрожающее, по их пониманию, государственной безопасности. Митрополит Кирилл в своем телевизионном обращении в день обсуждения имени Петра I не мог скрыть своего ярого неприятия данного правителя, которого многие современники за отношение к церкви называли Антихристом. Но от контингентов царских войск для расправ с раскольниками Русская православная церковь не отказывалась.

Екатерина II нанесла по церковной экономике мощнейший удар. Монастырские крестьяне (около миллиона душ) в результате проведенной секуляризации (1764) стали называться экономическими. Какую-то их часть императрица раздала своим любовникам. Остальные перешли в разряд государственных крестьян. Финансирование церкви, а соответственно и штатное расписание (количество ставок священнослужителей) было сокращено в 5 раз. Резко сократилось число монастырей и действующих храмов. Заброшенные храмы, которые стали приходить в негодность, православный народ стал по кирпичику разбирать. Против действий Екатерины II практически никто из священнослужителей не посмел возражать. Сама Екатерина Алексеевна была человеком веротерпимым и для своего времени далеко «продвинутым». Она стала разрешать браки между христианами, даже если они принадлежали к разным христианским конфессиям. Матушку-государыню мало беспокоили монастырские шушуканья по поводу ее нововведений. Но именно при Екатерине II духовенство стало первой социальной группой, которая по достижении определенного возраста получала пенсии в установленном порядке.

Крутые российские правители игнорировали нормы канонического права, регулировавшие семейно-брачные отношения. Иван IV женился семь раз при максимальной «норме», позволявшей три попытки. Петр I отправил первую жену Евдокию Лопухину в монастырь, а с лифляндской крестьянкой Мартой Скавронской жил «блудно» до 1712 г., когда состоялось венчание. Александр II держал под одной крышей Зимнего дворца официальную семью и еще одну семью, что официальным законодательством квалифицировалось как «блуд».

Николай II позиционировал себя как очень религиозный человек. В его правление произошла канонизация нескольких новых святых. Церковь представляла собой мощную организацию. Официально к 1914 г. в Российской империи было 117 млн православных христиан, которые проживали в 67 епархиях. Управление церковной жизнью осуществляли 130 епископов. 50 тыс. священников и диаконов служили в 48 тыс. приходских храмах. В ведении церкви находилось 35 тыс. начальных школ и 58 семинарий. В более чем тысяче монастырей находилось почти 95 тыс. монашествующих. В последнее предреволюционное десятилетие в стране открылось больше монастырей, чем за любое предыдущее столетие.

Но никаких существенных изменений в жизни церкви ни после 1861 г., ни после революции 1905–1907 гг. не происходило. Церковь оставалась в ведении обер-прокурора и синодальной бюрократии, хотя в церковную жизнь проникал новый дух времени, намечались серьезные противоречия между рядовыми священнослужителями и епископатом.

«Царь оставался глух к голосу Церкви… Царь и его окружение предпочитали жить сказками о непоколебимости Церкви и ее опоры в народе, откладывать церковные реформы на „самый конец“. А конец наступил неожиданно, быстро и бесповоротно!

…Не имея канонического главы (патриарха) и традиционной соборной структуры, которая обеспечивала бы двустороннюю связь центра с периферией, Церковь вступила в революцию разъединенной, а с отречением царя – формального земного главы Церкви – и обезглавленной. В условиях общего распада государственности Церковь осталась без инфраструктуры, и каждому было ясно, что виной тому монархический абсолютизм», – констатировал независимый от РПЦ и КПСС зарубежный исследователь.[40]

Так закончилась пресловутая «симфония» между светской и церковной властью, которая с самого начала, с 988 г. была ничем иным, как «цезарепапизмом». Это была система, возникшая еще в Византии, где императоры из династии Исавров полтора столетия (VIII–IX вв.) давили на духовенство до тех пор, пока церковная власть не была полностью подчинена светской. Этот период в истории Византии называют иконоборческим. Исавры разработали свои претензии к церкви, воспользовавшись в качестве примера мусульманским запретом на какие бы то ни было изображения богов. Иконы стали оцениваться, как проявление непомерных амбиций церкви, которая взялась определять, как выглядел Иисус Христос и другие. Иконы рубили, сжигали. В условиях затеянного иконоборчества Исавры отобрали у церкви большую часть земель, что и было главной целью кампании. К моменту принятия христианства Владимиром I в Византии уже как бы воцарилась «симфония». На самом деле императоры жестко контролировали церковь, которая им раболепно прислуживала.

В западной Европе складывалась другая система отношений – «папизм». В XI–XIII вв. высшим авторитетом был папа. Одному из германских императоров пришлось, выражая свою покорность папе, стоять на коленях перед замком папы в Каноссе в ожидании милости. Так появилось выражение «путь в Каноссу».

В Московском государстве бывший крестьянский сын Никита Минов, патриарх Никон при царе Алексее Михайловиче (1645–1676), на которого он первоначально имел большое влияние, пытался поставить церковь выше светской власти. Патриарх Никон приложил много усилий для того, чтобы обосновать свой принцип – «священство выше царства». И тем самым выписал приговор и себе и всей Русской православной церкви. Никон забыл, что живет в России, которая прошла через ордынское иго и в которой может быть только один повелитель. Если говорить современным языком, Никон «зарвался», «пустился во все тяжкие». Он заявил, что слагает с себя обязанности патриарха, и думал, что Алексей Михайлович будет на коленях умолять его вернуться.