Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна - Светлана Фортунская

– Кушать подано! – провозгласил он торжественно. – Пожалуйте к столу. Товарищ капитан Паук, для вас особо сочный кусочек приготовлен, будьте добры… – Я в первый раз увидел, как Паук, ловко перебирая всем своим неимоверным количеством ног, спускается вниз по тоненькой паутинной ниточке, вытягивающейся у него прямо из волосатого живота. Зрелище не из приятных, но даже оно не могло испортить мне аппетит.

Однако некоторые честные, заявив: «Я же сказал, ворованного есть не буду!» – остались лежать в коридоре, напряженной спиной, и хвостом, и ушами выказывая чрезвычайное презрение ко всем нам, нечестным. Поэтому пировали мы не так весело, как того можно было ожидать.

Пес так и не покинул своего поста. Мы разделили его порцию на всех, кроме Паука. В силу сложного устройства организма Паук не мог употреблять такую грубую пищу, как мясо и кости, но сок из печеночки он высосал дочиста. То, что осталось, Домовушка сжег.

Я думал, что Пес только пугает обещанием рассказать все Ладе. Увы, он оказался стукачом и наябедничал ей сразу же. Бедная девочка даже переодеться не успела. Лада пожурила меня ласково и потребовала обещания больше так не делать. Как «так», она при этом не уточнила.

После этого не совсем удачного эксперимента я действительно больше «так» не делал и свою добычу поедал самостоятельно, не доставляя ее домой. К тому же скоро похолодало, окна стали держать закрытыми, и добывать что-нибудь вкусненькое становилось все труднее.

А с этим предателем я месяц не разговаривал.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,

в которой почти ничего не происходит

Изменение условий должно повлечь за собой изменение взглядов.

Нет, доложу я вам, жизнь моя была не так уж и плоха. В кошачьем состоянии я нашел немало преимуществ перед человеческим.

Прежде всего отсутствие той глобальной людской заботы, которая именуется емкими словами «завтрашний день». Варианты: «черный день», «старость».

В самом деле, едва мы успеваем открыть глаза – ну, чуть попозже, как только делаем первые шаги в осознании этого мира и себя в этом мире, нам сразу же приходится к чему-нибудь готовиться. И чему-нибудь учиться. И думать о будущем.

Сначала мы учимся ходить, говорить, рисовать, плавать, лепить из пластилина, читать и писать, вышивать крестиком. Почему, зачем? «В будущей жизни, – говорят нам, – вам это может пригодиться». Потом нас учат устному счету, и алгебре, и тригонометрии, и истории, географии, физике, биологии… Опять же имея в виду эту самую «будущую жизнь». Пригодится тебе закон Ома, не пригодится – неважно. Главное, знать этот закон на всякий случай. А вдруг ты захочешь стать великим электротехником?

И первый вопрос любому ребенку, достигшему определенного возраста, – после, конечно, обязательных: «А как тебя зовут?», «А кого ты больше любишь, маму или папу?» – первый вопрос, повторяю я: «А кем ты хочешь стать?»

А никем! Неважно, кем, сначала надо вырасти, а потом уже я посмотрю, куда себя приложить. А пока я очень занят – я расту.

Но нет, не получается. Тебя пугают родители и учителя: «Смотри, растешь лоботрясом, вырастешь дураком!» А почему, если ты не знаешь закон Ома, так ты обязательно дурак? Может быть, наоборот, умный, и понимаешь, что в будущей взрослой жизни тебе не понадобится этот самый закон Ома для участка цепи. И не желаешь забивать себе голову всякой ненужной тебе ерундой. Клеток в нашем мозгу, конечно, много. Но не бесконечно же много, в конце концов! Вдруг они закончатся, когда тебе нужно будет срочно запомнить то самое, необходимое для жизни – ан нет! Место занято! Законом Ома для участка цепи!

Но оставим в покое этот несчастный закон Ома, тем более что за все годы учебы в школе и институте я так и не смог его запомнить. Вообще оставим в покое учебу и перейдем к более важным вещам. К взрослой жизни.

Наш ребенок вырос. Наш ребенок десять – или одиннадцать – лет просидел за партой, умеет читать, писать, делить и умножать и даже знает, в каком году началась Первая мировая война. У него (нее) есть два пути: пойти учиться дальше, то есть на протяжении двух, трех, пяти, шести лет приобретать знания, девяносто пять процентов которых ему (ей) в жизни опять же не пригодятся. То есть снова готовиться к будущей жизни. Или же он имеет возможность приступить к «будущей жизни» прямо сейчас. У «него» перед «ней» есть еще то преимущество, что вопрос о вступлении во взрослую жизнь для «него» откладывается на два-три года, поскольку ему эти два-три года предстоит провести в рядах Вооруженных сил.

Я в армии не служил. Я был очень штатским мальчиком, и провести два года в сапогах и с автоматом казалось мне значительно более тяжким, чем пять лет протирать джинсы в аудиториях института. Об армии я знаю понаслышке. И не слышал о ней ничего хорошего. Но в любом случае, хорошо там простому смертному солдату, плохо ли – опять же эти два-три года тратятся на приобретение знаний и навыков, которые, может быть, когда-нибудь пригодятся. И хорошо бы, чтобы в них никогда не случилось нужды.

Но оставим это. Вернемся к нашему ребенку.

Все, человек уже окончательно вырос. Навыки и умения в самых разных областях приобретены. Человек приступил к труду – «в поте лица будешь добывать хлеб свой» – и зарабатывает деньги, чтобы обеспечить необходимые ему материальные блага. Кажется – ура! Кажется – все! Мы наконец свободны от висевшего над нами с яслей проклятия «будущей жизни»! Мы можем жить беззаботно и ни о чем не думать. И быть счастливыми – потому что, на мой взгляд, для счастья необходимо отсутствие забот.

Но человек слишком рано раскатал губу. Сейчас только и начинается настоящая забота о завтрашнем дне.

Какую-то часть средств надо тратить на то, что в настоящий момент тебе не нужно, но может понадобиться в будущем. О, этот вечный принцип «готовь сани летом»!.. Деньги необходимо откладывать «на то, на то, и на это, и на всякий случай, а вдруг…» А что остается, уходит на удовлетворение самых насущных нужд, и то в обрез. На маленькие радости и большие удовольствия деньги надо добывать либо отказом от этого самого насущного, либо дополнительным трудом, а значит, дополнительной тратой времени. Своего собственного, родного, такого дорогого для тебя времени, необходимого для жизни, – то есть для маленьких радостей и больших удовольствий. А время, между прочим, так же небесконечно, как и мозги, даже, если можно так выразиться, небесконечно в гораздо большей степени. И на большие удовольствия в связи с непрестанной потребностью трудиться его обычно не хватает. Разве что останется немножко на маленькие радости.