Мифы о женском счастье, или Как сказку сделать былью - Виктория Ардзинба
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не о таком ли слепом повиновении мечтают мужчины? Царица молча села в бочку и позволила сбросить себя и сына в море. Потом она билась в истерике от обиды и отчаяния, но дело-то сделано! Хорошо, что сын оказался смышленым – договорился с волной, чтобы бочку выплеснуло на сушу, не дал пропасть им с родной матушкой и даже вырасти успел в заточении: «И растет ребенок там не по дням, а по часам».
А что же царь? У Пушкина ничего не написано о том, удивился ли, опечалился ли он исчезновению жены с ребенком. Видимо, для автора это было не столь важно. Из сказки ясно одно – искать он их не стал, но и во второй раз не женился. Скорее всего, так же безропотно принял превратности судьбы, ну, разве что опечалился: «Царь Салтан сидит в палате на престоле и в венце с грустной думой на лице».
Стала ли лучше и счастливее жизнь у «ткачихи с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой»? Конкурентку они убрали и получили возможность сидеть у ног своего хозяина, возле трона, преданно глядя ему в глаза. В этом ли было их женское счастье, такова ли была их цель? Неужели раньше, при царице, они не могли так же сидеть возле трона своего господина? Думаю, что могли, но счастливы при этом почему-то не были. Может быть, из-за зависти к царице, она-то к «телу» была ближе. Бабариха и иже с ней получили удовлетворение только тогда, когда избавились от царской жены, но злости, судя по всему, у них не убавилось: «Около царя сидят, злыми жабами глядят». Боясь отпустить от себя царя, лишиться своего «счастья», они всякий раз отговаривают его от путешествий. И прошло достаточно времени, пока царь наконец-то понял, что никто не вправе помешать ему осуществить желаемое. В праведном гневе воскликнув: «Что я? Царь или дитя?.. Нынче ж еду!» («мы слышим речь не мальчика, но мужа»), он отправляется навстречу своему счастью. Неожиданная встреча с женой и сыном взыграла в нем «ретивое», и царь залился слезами. После этого все обнимаются и садятся за стол, на радостях прощая и ткачиху, и повариху, и Бабариху. И ни слова упрека от царицы, ни скандала и рыданий, ни предъявленных обид. Муж вернулся – это ли не счастье?
На одном из тренингов мы с участниками разбирали эту пушкинскую сказку. Обсуждение получилось очень интересным, группа раскололась на два «лагеря» – на тех, кто бы поступил так же, как царица, и на тех, кто ни за что бы не полез в бочку (в этой группе оказалось большинство женщин). Любопытно, что в одном и том же «лагере» девушки руководствовались разными мнениями. Среди тех, кто послушался бы царского приказа, были просто покорные воле супруга. Они беспомощно разводили руками и спрашивали: «Ну, а что еще можно сделать в такой ситуации? Это желание царя, против него не пойдешь, тем более, что за ним сила – бояре». Одна молодая девушка сказала, что полезла бы в бочку «на зло» царю – «и пусть бы он потом локти кусал, поняв, кого потерял!» Как это похоже на некоторых подростков, готовых вот так вот «на зло» всем умереть, не отдавая себе отчет в том, что они навсегда лишаются жизни. Они мечтают только о наказании окружающих, представляя, как все будут без них страдать, не задумываясь о тяжелых последствиях. Подобным способом они стремятся доказать свою ценность, не осознавая, что наслаждаться победой будет уже некому.
Женщина средних лет, тоже оказавшаяся в группе «покорившихся», предположила, что у царицы просто не было сил бороться и что-то доказывать, и это был ее единственный выход. Чувствовалось, что ей близка эта тема и подобный уход от неразрешимых проблем – это фактически избавление, которого она подсознательно ждет, поскольку ни сил, ни энергии, как ей кажется, у нее уже не осталось.
Еще один интересный довод привела женщина, которая так же, смирившись с участью, полезла бы в бочку: «Я, как настоящая жена, которая должна слушаться мужа, выполнила бы приказание, но втайне надеялась бы на чудо, на избавление, которое бы пришло откуда-нибудь извне». Чем вам не сделка с социумом? Вести себя «правильно», хорошо, чтобы получить вознаграждение или даже спасение. Девушка напомнила нам библейскую историю. Бог решил испытать послушание Авраама, повелев ему принести в жертву своего сына Исаака. Когда Авраам занес руку с ножом, чтобы заколоть своего сына, к нему с неба воззвал ангел, сообщив, что он с честью прошел испытание и теперь может в жертву принести овцу вместо сына. Вопрос веры – глубокий, я бы даже сказала, глубинный вопрос осознания бытия, и у него нет ничего общего со сделкой. Но то, о чем говорила участница тренинга, – это не доверие к жизни, это сделка: если я буду хорошей, то меня чудесным образом спасут. А что делать, если чуда не произойдет? Лезть в бочку и сигать с обрыва?
В лагере «непокорившихся» тоже, предположительно, действовали бы по-разному. Кто-то говорил о том, что царица и не должна покоряться боярам: «Да я бы их всех на колени поставила! Будут они мне еще указывать! Я же – царица!» – выкрикнула женщина в запальчивости. – «Да какая она царица? – возразила другая. – Когда ее царь в жены брал, она обычной девицей с прялкой была. А это совсем другой менталитет. И к роли своей царской она толком привыкнуть не успела – царь быстро на войну уехал. Я бы в такой ситуации, скорее всего, просто сбежала вместе с ребенком». – «А я бы без боя не сдалась! Дралась бы до последнего!» – твердо проговорила одна миниатюрная девушка. Мы рассмеялись, представив подобную картину. Но она так убедительно об этом говорила, решительно сжимая кулаки, что ни у кого не осталось сомнения, что без боя она действительно не сдастся. – «Я, наверное, предположила бы, что это – заговор, и заперлась в своих палатах в ожидании царя. Так, чтобы бояре на пушечный выстрел ко мне подойти не смогли», – спокойно проговорила одна из участниц. – «Да? А как бы ты там взаперти без еды просидела? Неизвестно же, когда царь вернется», – резонно возразили ей. Тут в разговор вмешалась еще одна участница из лагеря «непокорных»: «Я не только бы слушать указания этих бояр не стала, а велела бы им посадить в бочку и выбросить в море ткачиху, повариху и Бабариху. Нечего жизнь нормальным людям портить!»
Некоторые говорили, что бросились бы защищать не столько себя, сколько своего ребенка, даже ценой собственной жизни: «Ну, что это за мать, которая не в состоянии защитить собственного ребенка?! Не мать, а амеба какая-то! Где ее материнский инстинкт?» Я вдруг вспомнила историю, которую рассказала мне женщина-беженка, спасающаяся от военных действий во время войны в Абхазии.
Она с маленькой дочкой спешила на отплывающий паром и заскочила на него практически последней. Паром стал удаляться от берега и вдруг в толпу людей кто-то с берега кинул маленький сверток. «Потом я почувствовала, что кто-то запрыгнул следом за мной, – рассказывала женщина. – Это был мужчина. Он крикнул что-то по-цыгански и стал пробираться вглубь палубы, к свертку. Я обернулась и увидела на берегу женщину-цыганку с двумя маленькими детьми. Расстояние до корабля было слишком большое, чтобы прыгать, да и доплыть с детьми она бы не смогла. Я эту картину на всю жизнь запомнила. Эта женщина просто стояла, держа за руки малышей, напряженно всматриваясь в уходящий паром. Кто-то закричал, чтобы корабль развернули к берегу, но вокруг уже стреляли, и капитан не стал возвращаться к берегу. Я протиснулась вглубь палубы и увидела цыгана с тем самым свертком в руках. Не поверите, он держал грудного малыша! Через некоторое время малыш начал плакать, видно, есть хотел. А я свою дочку тогда еще грудью кормила. Пожалела я этого цыганенка. Думаю, что ж я – свою покормлю, а этот малыш голодным останется? Я же мать, в конце концов. Взяла и малыша этого покормила. Когда приплыли уже, цыган, прощаясь, все не знал, как меня отблагодарить, адрес спрашивал. А какой там адрес? Сама не знала, где жить буду, да и какая благодарность – это же все естественно».
Поразительная история! Цыганка, понимая, что не может уже попасть на паром, повинуясь материнскому инстинкту, решает спасти хотя бы одного своего ребенка. Она надеется, что среди людей ее дитя не пропадет. И если говорить о покорности судьбе – мать использует любой шанс спасения ребенка, и лишь потом она готова покориться судьбе. Я не знаю, успели ли они с мужем о чем-то договориться за эти секунды, но он, не раздумывая, бросается к сыну, и в этот момент семья раскалывается на две части ради спасения одной жизни. Женщина, рассказавшая мне эту историю, сама будучи матерью, спасает не только свою дочь (от обстрелов и бомбежек), но и чужого ребенка (от голода), и ею движет не только материнский инстинкт, но и огромная любовь, не требующая благодарности и наград.
В пушкинской сказке главная героиня вытеснила своей покорностью не только способность здраво рассуждать и действовать, но и стремление защитить собственное дитя. Дебаты на тренинге длились долго, группа «непокорных» женщин пыталась склонить на свою сторону более смиренных участниц, желая доказать бесполезность и вред такого жертвенного поведения. В конце концов, одна из активисток вышла в центр круга и, встав «руки в боки», подражая известной киногероине, торжественно произнесла: «Что бы там не случилось, мы женщины должны быть НЕПОКОБЕЛИМЫ!», – и все участницы зааплодировали.