Завораш (СИ) - Галиновский Александр

Ещё несколько часов назад, спускаясь в зал оракула, он думал об утомительности своих ежедневных обязанностей. Как мало все это значило теперь, когда впереди маячила тень катастрофы!

Наконец он добрался до нужной ему двери. Как ни странно, она была не заперта. Из щели между самой дверью и косяком наружу пробивался красноватый свет. Изнутри не доносилось ни звука.

Уже одно это должно было насторожить его. Ведь такое множество механизмов… клавиш, раструбов, проводов… Одних техников в канцелярии было около двадцати человек, работавших в три смены. Значит, сейчас внутри должно было находиться как минимум шестеро.

Нехорошее предчувствие сжало внутренности клирика. На самом деле, открывая дверь, он уже знал, что увидит внутри. Поэтому, когда дверь распахнулась полностью, и его взору предстала комната, он смог сдержаться и не закричать. Нечеловеческим усилием, но все же сдержался.

А затем… шагнул внутрь. На самом деле он не хотел этого делать. Однако сделал, повинуясь некоему противоестественному желанию видеть все собственными глазами.

Комната осталась такой же, какой он запомнил её с прошлого визита. Разве прибавилось проводов, а раструбы и клавиши стали меньше и теперь располагались теснее друг к другу. Однако в остальном… Всё остальное изменилось. Стены стали красными от крови. Внутренности свисали с потолка бледными гирляндами.

Ноктавидант отчаянно боролся с желанием распрощаться с содержимым собственного желудка. Зажмурился, досчитал до пяти, чувствуя, как тяжелеет меч в руке, открыл глаза. Зажав нос рукой, Ноктавидант сделал шаг вглубь комнаты, но так и не смог заставить себя сделать другой.

Клирик насчитал пятерых погибших. Хотя их могло быть намного больше, поскольку части тела лежали повсюду. Рука, нога, голова… Трудно было определить, что кому принадлежит.

В одном углу лежал топор, в другом — короткий меч, как тот, что держал сам Ноктавидант. Почти у самых его ног лежала оторванная рука, которая до сих пор сжимала в кулаке нож. Было похоже, что эти пятеро просто перебили друг друга. Была ли расправа мгновенной, кровавой и жестокой? Или продолжалась какое-то время, обернувшись потехой для наиболее сильных? Последний оставшийся в живых вдоволь наигрался с телами, кромсая плоть и дробя кости.

От запаха кружилась голова. Ноктавидант чувствовал, как одна за другой накатывают волны паники. Сердце стучало, грозя вырваться из груди, содержимое желудка превратилось в лёд. Стараясь сдержать подступающий обморок, он закрыл глаза и прислонился к стене. Стоял так несколько минут, медленно считая про себя.

Нет, он не мог рухнуть прямо здесь. Только сейчас он начал понимать, что все произошедшее — не более чем ширма для чего-то более значительного.

Покидая комнату, Ноктавидант думал только об одном: тишина теперь не казалась ему чем-то благословенным. Безмолвие, в которое погрузились коридоры и комнаты дворца, было молчанием трупа. Однажды в некоем манускрипте Ноктавидант видел такой символ: череп с отпиленной верхушкой в центре, а по бокам от него — две извивающиеся змеи. Головы змей нависают над отпиленной частью, словно над чашей, и с их длинных языков внутрь черепа капает яд. Тогда символизм изображения ускользнул от клирика, хотя и был вполне очевиден: нечто отравляет разум человека.

Что-то подобное случилось и с этими несчастными. Их мысли были порабощены, их истинные личности отошли на второй план или вовсе исчезли. Кем они представляли себя? Великими воинами, сражающимися с полчищем демонов? Непобедимыми рыцарями? Или же некоторые из них внезапно увидели врагов в своих товарищах? Вспомнили мелкие обиды?

Не нужно быть военным стратегом, чтобы найти таланту куратора куда более эффективное применение, чем внушение некому клирику, что он просто маленькая девочка, хнычущая под кроватью…

Он мог помешать куратору уйти безнаказанным.

Из одного коридора он попал в другой, а оттуда — в третий. К счастью, за последние тридцать лет Ноктавидант ходил здешними маршрутами настолько часто, что мог бы передвигаться даже в полной темноте. Последнее было ему на руку, поскольку не знающий хитросплетения здешних ходов куратор мог легко запутаться и ходить по кругу часами. Это открытие было неожиданным: враг мог по-прежнему находиться поблизости. Ноктавидант поудобнее перехватил меч.

Прислушался.

Не только слух, но и все чувства клирика были обострены до предела. Может поэтому последующие события показались ему произошедшими одновременно.

Что-то подсказало ему, что впереди кто-то есть. Возможно, это была интуиция, шестое чувство… Когда Ноктавидант размышлял об этом намного позже, его посетила безумная мысль, что за все эти годы оракул неким образом передал ему частичку собственного умения предвидеть будущее. Словно это была болезнь, которой можно заразиться. Ведь он почувствовал появление чужака до того, как увидел того выходящим из окованных металлом дверей. Непонятно что так насторожило клирика: грязная одежда незнакомца, больше подходящая бродяге с улицы или то, как он двигался — согнувшись, крадучись.

Недолго думая, Ноктавидант бросился вперёд.

КОЕ-ЧТО ЗАДАРОМ

Едва Спитамен успел выбраться в коридор, как навстречу ему ринулся кто-то из темноты.

Спитамен успел разглядеть окровавленное лицо и то, как человек был одет. Похоже, на нём было что-то вроде одеяния священника. В добавок он размахивал мечом так, словно оказался один на один с вражеским воинством. В узком пространстве коридора полноценно орудовать клинком оказалось сложно. Меч ударился о стену. Скрежет стали о камень был оглушительным. Спитамен поднырнул под клинок, одновременно толкая нападавшего плечом в грудь. Простой приём, которым рано или поздно овладевал любой, кому приходилось провести на улице достаточно времени. Меч, завершивший свою смертоносную дугу где-то позади Спитамена, загрохотал по плитам пола.

Удар вышиб из нападавшего дух. Спитамен слышал, как человек в одеянии клирика охнул и стал заваливаться на спину. Спитамен мог бы нанести решающий удар — по лицу или в область шеи, однако не стал этого делать. Нужно было спешить.

Оставив священнослужителя позади, он устремился по коридору туда, где, как он думал, располагался выход из здания. Куда угодно — лишь бы выбраться из этих мрачных подземелий.

Он так спешил, что не заметил лежащего на земле тела.

Рухнув, Спитамен растянулся поперёк чьей-то груди, закованной в кожаный нагрудник. От человека узнаваемо пахло кофе и саломиновой травой, потому он сразу понял, кто перед ним. Коренастый. Кто-то убил его, практически насадив на длинное копье, которое всё еще торчало из бока несчастного.

Далее по коридору лежали и другие тела. Среди них особенно выделялось одно.

Даже после смерти волосы Тощего выглядели великолепно. Наверняка окажись его тело на улице, недолго ему пришлось бы лежать: предприимчивые и не слишком щепетильные жители Завораша давно срезали бы с его головы скальп, чтобы затем продать мастеру париков.

Спитамен нагнулся и быстро обшарил карманы мертвеца. Сфера нашлась почти сразу. Завладев предметом, бродяга мгновенно сунул его за пазуху, опасаясь, что сияние сферы выдаст его в полутёмном коридоре. Затем некоторое время размышлял, не захватить ли один из мечей, валяющихся неподалёку, но не стал этого делать.

Кроме Тощего и его товарища на полу в коридоре лежали ещё двое — пара стражей в одинаковом облачении, но без шлемов. Все выглядело так, будто несколько заклятых врагов просто повстречались в тесном проходе.

Обойдя последнего мертвеца с торчащим из горла кинжалом, Спитамен решил: что бы здесь не произошло, к нему это не имеет ни малейшего отношения. И он продолжил бегство. Раны, оставленные картечью на его спине и ягодицах, причиняли боль. По тому, как прилипала к коже одежда, Спитамен понял, что они вновь открылось кровотечение.

А затем Спитамен неожиданно увидел впереди свет и ощутил дуновение воздуха. Как если бы он выбрался из глубокой и тёмной пещеры наружу, навстречу солнцу и голубому небу. Сфера была у него в надёжном месте, путь наружу был открыт — что ещё оставалось?