Панихида по усопшим - Колин Декстер

– Но он не сделал это.

– Нет, вы правы. Но он и не мог сделать, Льюис – и это интересный момент. Вы сказали мне, что Лоусон Л. оставил школу восьмого ноября. И я скажу вам кое-что еще. В том году вступительные документы принимали в первую неделю декабря, – я просто позвонил в реестр Оксфорда – Лоусон Л. вообще не сдавал экзамены.

– Возможно, он изменил свое решение.

– А, возможно, что-то изменилось для него!

Свет в конце туннеля тускло замерцал для Льюиса.

– Он был исключен, вы это имеете в виду?

– Вот именно, я так считаю. И вот почему старик Мейер был настолько скрытен. Он знает намного больше, чем готов сообщить нам.

– Но у нас нет никаких реальных доказательств.

– Доказательства? Нет, у нас их нет. Но мы можем в данном случае включить чуть-чуть воображения, Льюис, не так ли? Итак, давайте его включим. Расскажите мне, почему парней обычно исключают из школ?

– Наркотики?

– В те дни у них не было никаких наркотиков.

– Я не знаю, сэр. Я ходил в государственную школу. У нас не было ничего подобного греческому или латыни. У нас было достаточно забот с проблемой трех «Бп»: базовыми предметами – чтением, письмом и арифметикой.

– Сейчас нас заботит не проблема трех «Бп», Льюис. Мы должны озаботиться проблемой трех «Из»: издевательства, избиения и изнасилования – содомия! А Лоусон Л., из того, что мы узнали о нем, был спокойным малышом, и я сомневаюсь, что его исключили за издевательства или избиения. Что в остатке, как вы думаете?

Льюис печально покачал головой: он слышал и прежде о подобном.

– Вы не можете – вы не можете подозревать человека в таких вещах вот так, мимоходом, сэр. Это нечестно!

– Дело ваше. – Морс пожал плечами, и стрелка спидометра коснулась 90 миль, когда «Ягуар» обошел Нортгемптон по восточной объездной дороге.

Глава девятнадцатая

В это же время в Оксфорде около 4.30 часов того же дня два человека медленно брели вниз по Квин-стрит. Старший, и более высокий, с седой щетиной на шершавом удлиненном безучастном лице был одет в старый синий полосатый костюм, который болтался на его узких плечах, как на вешалке. В правой руке он держал за горлышко бутылку с сидром. Человек помоложе, бородатый и неопрятный, возраст которого колебался от сорока до пятидесяти лет, носил длинную армейскую шинель, застегнутую до шеи, знаки отличия на ней давно сняли либо потеряли. В руках он не нес ничего.

На Бонн-сквер они прошли на газон, окружавший каменный кенотафий, и сели на зеленого цвета скамейку под одним из огромных деревьев, опоясывающих крошечный парк. Возле скамейки стояла мусорная корзина для отходов, из которой молодой человек вытащил экземпляр газеты «Оксфорд Мэйл» за предыдущий день. Старший мужчина отвинтил пробку у бутылки со спиртным и, сделав короткий глоток ее содержимого, вытер горлышко бутылки о куртку, прежде чем передать ее.

– Есть что-нибудь интересное?

– Неа.

Постоянные покупатели, пересекаясь друг с другом в пешеходной зоне у парка, продолжали свой путь вниз по крытой аркаде между зданием светло-бежевой кладки и публичной библиотекой из скучного муниципального камня. Иногда их случайные взгляды касались двух человек, сидящих на скамейке в парке – взгляды без жалости, интереса или озабоченности. Свет внезапно загорелся в нескольких многоэтажных зданиях и вокруг все оживилось.

– Дай глянуть на нее, когда дочитаешь, – сказал старший мужчина, и сразу же, без комментариев, газета была ему передана. В обмен, почти синхронно, была передана бутылка, но человек отпил не больше одного глотка.

– Это то, о чем они говорили в приюте.

Старший мужчина ткнул тонким грязным пальцем в статью на первой странице, но его спутник ничего не ответил, уставившись на брусчатку.

– Они нашли какого-то приятеля наверху этой башни, знаешь, прямо напротив…Но он не мог вспомнить, что там было напротив, и его голос затих, пока он медленно читал статью.

– Бедолага! – сказал он, наконец.

– Все мы бедолаги, – откликнулся другой.

Как известно, он редко как-то полноценно выражал свои мысли, и старик отстал от него, когда он, скрючившись в своей шинели, вытащил коробку с резанным табаком из одного из своих бездонных карманов и начал скручивать цигарку.

– Уф, тебя не было здесь, когда одного парня зарезали там же в прошлом году – когда это было? – после… Ах! Память меня подводит. Во всяком случае, несколько дней спустя тамошний пастор спрыгнул с этой чертовой башни! Подумать только.

Но было очевидно, что молодой человек не собирался думать в любом случае. Он облизал белую папиросную бумагу слева направо, повторил процесс и засунул крепко вылепленный цилиндрик между губ.

– Как его звали? Господи! Когда ты стареешь, твоя память… Как его звали? – Он снова вытер горлышко бутылки и передал ее. – Он был знаком с пастором. Я хотел бы вспомнить… Он как-то связывался с ним, иногда. Пользовался ночлегом, оставаясь в иногда доме священника. Как было его имя? Ты не помнишь его?

– Неа. Я не знаю, кто он был, а ты знаешь кто я?

– Он ходил на богослужения. Ха! – Он покачал головой, как будто отказывался верить в правдоподобность такого странного поведения, – ты когда-нибудь ходил в церковь?

– Я? Неа.

– Даже когда был подростком?

– Неа.

Броско одетый человек, с портфелем и зонтиком, прошел мимо них по дорожке от железнодорожной станции.

– Как насчет тарелки бобов и чашки чая, мистер? – Это было длинное предложение для молодого человека, но он сумел его выговорить на одном дыхании.

– Я не вижу его вообще в последнее время, – продолжал другой. – Если подумать, я не видел его с тех пор, как пастор покончил с собой… Ты был там, когда полицаи приходили в приют?

– Неа.

Старший мужчина бурно закашлялся и выплюнул комок желтоватой слизи на мостовую. Он чувствовал себя усталым и больным, и его мысли вернулись к дому, и надеждам его ранних лет…

– Верни газету, э-э! – сказал его компаньон.

Тонкие губы старшего мужчины теперь тихо насвистывали мелодию «Старики дома», и он наслаждался мелодией, как человек, для которого ценно лишь удовольствие настоящего времени, чему способствовал сентиментальный этап опьянения.

– Ва-а-ау… – внезапно он остановился, – лебединое что-то. Swanpole – вот что это было! Забавное прозвище. Я помню, мы привыкли называть его «Свонни». Ты его знал?

– Неа, – молодой человек аккуратно сложил «Оксфорд Мэйл» и воткнул ее в карман пиджака, – ты хреново выглядишь после этого кашля, – добавил он, на редкость четко произнося слова.

Старший мужчина кашлянул снова – с отвращением – и встал на ноги.

– Я думаю, мне пора. Ты идешь?

– Неа.

Бутылка уже опустела, но у человека, который остался сидеть на скамейке, были деньги в карманах, а потому, возможно, в его глазах отражался блеск удовлетворения. Но эти глаза были защищены от посторонних нелепой парой темных очков, и он, казалось, смотрел в противоположное направление, когда старик неустойчиво побрел прочь.

Сегодня было холоднее обычного, но человек на скамейке постепенно стал привыкать к этому. Это было первое, что он обнаружил. Через какое-то время ты привыкаешь не замечать холода: ты принимаешь это, и такое принятие формирует неожиданную изоляцию от холода – за исключением ног. Да, за исключением ног. Он встал и пошел по траве, чтобы посмотреть на надписи на каменном обелиске. Среди офицеров и рядовых, чьи поступки были на ней увековечены, он заметил странную фамилию молодого солдата, убитого мятежниками в Уганде в 1897 году: его имя было Смерть.

Глава двадцатая

В 4.30 пополудни в пятницу на той же неделе, Рут Роулинсон завела свой велосипед через узкий проход и прислонила его к газонокосилке в сумраке сарая. Она взяла белый пакет с продуктами из «Сейнсбери» и вернулась к входной двери. «Оксфорд Мэйл» была в почтовом ящике, и она осторожно ее вытащила. Сегодня написано немного, но по-прежнему на первой странице:

Тело еще не опознано

Полиция до сих пор не установила личность покойного, найденного на крыше башни церкви Сент-Фрайдесвайд. Главный инспектор Морс сегодня повторил, что убитому было, вероятно, около сорока лет, и добавил, что он был одет в темно-серый костюм, белую рубашку и светло-голубой галстук. Того, кто может иметь любую информацию, просят связаться с Городской полицией «Сент-Олдейтс», Оксфорд, по телефону 49881. Запросы пока еще не установили какую-либо связь с еще нераскрытым убийством мистера Гарри Джозефса в той же церкви в прошлом году.

Тело Рут невольно дернулось, когда она прочитала статью. «Того, кто может иметь…» О Боже! У нее было достаточно информации, не так ли? Слишком много информации; и знание давило своим весом все сильнее на ее совесть. И был еще Морс, который сейчас ведет это дело.

Вставляя ключ в дверной замок, Рут поняла (опять), каким до тошноты предсказуемым будет диалог в ближайшие несколько минут.