Английский с А. Конан Дойлем. Пиратские истории / A. Conan Doyle. Tales of Pirates - Артур Дойл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Sharkey dwelt long upon his aim before he fired. With the crack of the gun the swimmer reared himself up in the water, waved his hands in a gesture of warning, and roared out in a voice which rang over the bay. Then, as the sloop swung round her head-sails, and the pirate fired an impotent broadside, Stephen Craddock, smiling grimly in his death agony, sank slowly down to that golden couch which glimmered far beneath him.
III
The Blighting of Sharkey
(Опасный недуг Шарки[3])
Sharkey, the abominable Sharkey, was out again (Шарки, ужасный Шарки, снова объявился в /Карибском/ море; to be out /зд./ – обнаружиться). After two years of the Coromandel coast (после двух лет, /проведенных/ у Коромандельского берега), his black barque of death, the Happy Delivery (его черный барк «Счастливое избавление», /олицетворявший/ смерть), was prowling off the Spanish Main (рыскал в поисках добычи вдоль южного побережья Карибского моря; to prowl – красться; рыскать, шнырять; Spanish Main – южная часть Карибского моря, где в колониальные времена пролегали пути испанских торговых галеонов), while trader and fisher flew for dear life at the menace of that patched fore-topsail (а торговцы или рыбаки удирали что было сил при виде залатанного фор-марселя; while – в то время как; to fly – летать; спасаться бегством; for dear life – спасая свою жизнь; изо всех сил, стремительно: «для милой жизни»; menace – угроза, опасность), rising slowly over the violet rim of the tropical sea (медленно поднимавшегося над лиловой кромкой тропического моря).
Sharkey, the abominable Sharkey, was out again. After two years of the Coromandel coast, his black barque of death, the Happy Delivery, was prowling off the Spanish Main, while trader and fisher flew for dear life at the menace of that patched fore-topsail, rising slowly over the violet rim of the tropical sea.
As the birds cower when the shadow of the hawk falls athwart the field (как птицы вжимаются в землю, когда тень ястреба падает на поле; to cower – сжиматься, съеживаться; пригибаться; athwart – наклонно, косо), or as the jungle folk crouch and shiver (а обитатели джунглей припадают к земле, дрожа /от страха/; folk – определенная группа людей, народ) when the coughing cry of the tiger is heard in the night-time (заслышав в ночи хриплый: «кашляющий» рев тигра; cry – крик, плач; лай, вой, крик /животных, птиц/), so through all the busy world of ships (так среди всех, кто занимался мореплаванием или имел к нему отношение; busy – занятой; занятый /чем-л./; world – мир, вселенная; общественность), from the whalers of Nantucket to the tobacco ships of Charleston (от китобоев Нантакета до /перевозящих/ табак кораблей из Чарльстона), and from the Spanish supply ships of Cadiz to the sugar merchants of the Main (и от испанских грузовых кораблей из Кадиса до торговых судов с сахаром с побережья Карибского моря), there spread the rumour of the black curse of the ocean (пошла молва о страшном: «черном» проклятии океана; to spread – расстилать, развертывать; распространять, разносить /вести/; rumour – слух, молва).
As the birds cower when the shadow of the hawk falls athwart the field, or as the jungle folk crouch and shiver when the coughing cry of the tiger is heard in the night-time, so through all the busy world of ships, from the whalers of Nantucket to the tobacco ships of Charleston, and from the Spanish supply ships of Cadiz to the sugar merchants of the Main, there spread the rumour of the black curse of the ocean.
Some hugged the shore, ready to make for the nearest port (одни держались ближе к берегу, готовые укрыться в ближайшем порту; to hug – держаться ближе /к ветру, к берегу/; to make for – направиться к), while others struck far out beyond the known lines of commerce (тогда как другие уходили далеко за /пределы/ известных торговых путей; to strike out – направляться; line /зд./ – направление, путь), but none were so stout-hearted that they did not breathe more freely (но никто не был настолько смел, чтобы не вздохнуть более свободно) when their passengers and cargoes were safe under the guns of some mothering fort (когда его пассажиры и груз находились в безопасности под /защитой/ пушек какого-нибудь гостеприимного форта; to mother – родить, производить на свет; заботиться, охранять).
Through all the islands there ran tales of charred derelicts at sea (по всем островам ходили рассказы о /дрейфующих/ в море обгоревших судах, оставленных экипажами; derelict – покинутый, брошенный; что-л. брошенное за негодностью; судно, брошенное командой), of sudden glares seen afar in the night-time (о внезапно /появляющемся/ свечении, видимом вдали в ночное время), and of withered bodies stretched upon the sand of waterless Bahama Keys (и о высохших телах, распростертых на песке багамских отмелей; waterless – безводный).
Some hugged the shore, ready to make for the nearest port, while others struck far out beyond the known lines of commerce, but none were so stout-hearted that they did not breathe more freely when their passengers and cargoes were safe under the guns of some mothering fort.
Through all the islands there ran tales of charred derelicts at sea, of sudden glares seen afar in the night-time, and of withered bodies stretched upon the sand of waterless Bahama Keys.
All the old signs were there to show (все эти знакомые признаки показывали; old – старый; прежний) that Sharkey was at his bloody game once more (что Шарки снова стал играть в свою кровавую игру).
These fair waters and yellow-rimmed palm-nodding islands (эти прозрачные воды и окаймленные желтым /песком/ острова с раскачивающимися пальмами; fair – честный, справедливый; чистый; to nod – кивать /головой/; наклоняться, качаться /о деревьях/) are the traditional home of the sea rover (спокон веку являлись пристанищем морского разбойника; traditional – передаваемый из поколения в поколение; home – дом, жилище). First it was the gentleman adventurer (сначала это был дворянин, искатель приключений; gentleman – хорошо воспитанный человек; человек знатного происхождения, дворянин), the man of family and honour (отпрыск древнего рода, человек чести; family – семья, семейство; род), who fought as a patriot (который сражался за интересы своего государя; to fight; patriot – тот, кто любит свою страну), though he was ready to take his payment in Spanish plunder (хотя /всегда/ был готов взять свою долю из добытых у испанцев богатств; payment – уплата, платеж; plunder – грабеж; добыча, награбленное /у врага/).
All the old signs were there to show that Sharkey was at his bloody game once more.
These fair waters and yellow-rimmed palm-nodding islands are the traditional home of the sea rover. First it was the gentleman adventurer, the man of family and honour, who fought as a patriot, though he was ready to take his payment in Spanish plunder.
Then, within a century, his debonair figure had passed (затем, в течение /следующего/ столетия, его галантная фигура исчезла; debonair – обходительный, вежливый, любезный, учтивый; to pass – проходить, проезжать; уходить, исчезать) to make room for the buccaneers, robbers pure and simple (чтобы уступить место буканьерам, обычным грабителям; pure – чистый, беспримесный; полнейший, чистейший), yet with some organised code of their own (имевшим, однако, упорядоченный кодекс своих законов; code – кодекс, свод правил; to organise – приводить в порядок), commanded by notable chieftains (подчинявшимся прославленным главарям; notable – заметный, примечательный; выдающийся), and taking in hand great concerted enterprises (и предпринимавшим прекрасно организованные: «согласованные» набеги; to take in hand – взяться за /что-л./; enterprise – смелое предприятие).
They, too, passed with their fleets and their sacking of cities (но и они ушли вместе со своими флотилиями и /умением/ брать приступом /целые/ города; to sack – грабить), to make room for the worst of all, the lonely, outcast pirate (чтобы уступить место худшему из всех – пирату-одиночке, изгою), the bloody Ishmael of the seas (кровавому Исмаэлю морей), at war with the whole human race (/находящемуся/ в состоянии войны со всей человеческой расой).
Then, within a century, his debonair figure had passed to make room for the buccaneers, robbers pure and simple, yet with some organised code of their own, commanded by notable chieftains, and taking in hand great concerted enterprises.
They, too, passed with their fleets and their sacking of cities, to make room for the worst of all, the lonely, outcast pirate, the bloody Ishmael of the seas, at war with the whole human race.
This was the vile brood which the early eighteenth century had spawned forth (это был мерзкий выродок, порожденный восемнадцатым веком; brood – выводок; to breed – вынашивать /детенышей/, высиживать /птенцов/; to spawn – метать икру; to spawn forth – порождать), and of them all there was none (но среди всех них не было никого) who could compare in audacity, wickedness, and evil repute with the unutterable Sharkey (кто мог бы сравниться в дерзости, гнусности и дурной репутации с ужасным Шарки; unutterable – непроизносимый; невыразимый, неописуемый; to utter – произносить, высказывать).
It was early in May, in the year 1720, that the Happy Delivery (в начале мая 1720 года /барк/ «Счастливое избавление») lay with her fore-yard aback some five leagues west of the Windward Passage (дрейфовал с обстененным парусом на фока-рее милях в пяти к западу от Наветренного пролива; to lie aback – положить паруса на стеньгу), waiting to see what rich, helpless craft the trade-wind might bring down to her (ожидая увидеть какое-/нибудь/ богатое беспомощное судно, /которое/ пригонит к нему пассатный ветер; to bring – приносить, доставлять).
This was the vile brood which the early eighteenth century had spawned forth, and of them all there was none who could compare in audacity, wickedness, and evil repute with the unutterable Sharkey.
It was early in May, in the year 1720, that the Happy Delivery lay with her fore-yard aback some five leagues west of the Windward Passage, waiting to see what rich, helpless craft the trade-wind might bring down to her.
Three days she had lain there, a sinister black speck (он находился там уже три дня – зловещее черное пятно; to lie), in the centre of the great sapphire circle of the ocean (в центре огромной темно-синей окружности океана; sapphire – сапфировый; темно-синий). Far to the south-east the low blue hills of Hispaniola (далеко на юго-востоке невысокие голубые холмы Эспаньолы) showed up on the skyline (выступали над линией горизонта; to show up – виднеться, вырисовываться).