Раньше девочки носили платья в горошек - Катя Майорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что я сегодня чувствую к Кириллу? Ничего. Когда у меня еще был в Челябинске круг общения, я слышала, что он связался с наркотиками. В какой-то период до меня долетали слухи, что у него свой бизнес – автомойка. Я благодарна ему за опыт, за трогательные детские воспоминания (те, что были до поцелуев и петтинга), но на этом, пожалуй, все. Надеюсь, он счастлив, под веществами или на автомойке – абсолютно неважно.
Глава 3. «Я тебе друг или Автомат по выдаче банок колы?»
Я всегда говорю, что моей первой любовью был муж, но на самом деле немножко лукавлю. Человеку, который был до встречи с супругом, я посвятила терапевтический рассказ «Девять золотых рыбок». Он собрал немало прочтений, и оказалось, что не у меня одной в юности была такая история… любви? Если честно, я сама до сих пор не знаю, как правильно назвать то, что было между нами. Давайте разбираться вместе.
С Арсением мы учились в одном классе. Как и Кирилл, он ушел после 9-го класса в колледж, – тогда и началась наша история. Видимо, нам нужна была дистанция, чтобы по-настоящему сблизиться.
Отношения с Сеней были моим первым и довольно важным опытом. У нас не было секса, даже поцелуев, но мы были близки на каком-то особом уровне, больше чем просто друзья, но и не любовники (не люблю это слово, тем не менее суть оно передает). Почему этот опыт был важен? Он стал репетицией моих отношений с мужем, как и первая близость с Кириллом стала прогоном перед основным выступлением.
Я не помню, как мы начали дружить, но довольно быстро приготовление пиццы у меня дома и чтение ради смеха любовных романов, которые покупала его бабушка, – у него, стали нашей доброй традицией.
Мы часто смеялись: ему, как и мне, многое казалось абсурдным, как и я, он страдал от фарса происходящего. Сеня слушал хорошую музыку, родители покупали ему классную технику (первый айфон и макбук я увидела у него в 2008 году, еще даже не понимая, что это и почему это классно). У него были какие-то свои, очень камерные и порой понятные только ему увлечения. Он писал электронную музыку – очень самобытную; любил снимать на фотоаппарат «Зенит», и снимки у него получались странными, но всегда с настроением, мне кажется, этого он и добивался. В 2008 году в Челябинске еще никто не знал слова «хипстер», но Сеня был именно им.
Полку ништяков тоже придумал он. К слову, я до сих пор пользуюсь этим изобретением. Речь идет об особой полке у тебя дома, на которую ты ставишь все самое классное: любимые книги, памятные вещи, можно также, если конструкция позволяет, клеить на стенки полки мини-постеры. Одним из таких на полке Сени была вырезанная из газеты моя первая опубликованная статья. До нее мы еще обязательно дойдем, но в тот день все произошло следующим образом.
– Привет, что делаешь? – Я позвонила Арсению.
– Ничего, сижу дома.
– Тебе надо срочно дойти до «Роспечати» и купить «Вечерний Челябинск» с моей статьей.
– Больше ни слова! Выхожу.
В тот день было много рандомных и внезапных покупок газеты с моей статьей, потому что подобных диалогов тогда случилось с десяток, и все мои знакомые пошли «прогуляться до “Роспечати”».
В те годы скинуть фотку или видео другу было целой историей, поэтому впервые на полке ништяков я увидела свою статью, когда пришла к Арсению в гости. Мне было приятно. Пожалуй, это то малое, что я по-настоящему оценила, хотя искренних и трогательных жестов с его стороны было намного больше. Из путешествий с родителями он привозил плакаты, значки, книги – все связанное с «Битлз», потому что я очень фанатела от них и думала, что в прошлой жизни была Джоном Ленноном; он записал и выпустил ЕР[2] со мной на обложке; он подарил мне девять золотых рыбок – точнее, восемь золотых, девятая была черной, пучеглазой – я назвала ее Ринго (в честь Ринго Старра), – созвонился с моим братом, чтобы тот ему помог, и в свой 17-й день рождения я пришла домой, а на моем столе стоял аквариум. А еще он приносил мне пустые банки от колы, которые специально покупал большими партиями, все выпивал и отдавал мне. Думаю, здесь нужно небольшое пояснение. Лет в 16 мне пришла идея сделать стенку из жестяных банок колы: просто ставишь пустые банки одну на другую – и ты уже современный художник. И тогда, и лет до 19, когда я начала худеть, чтобы не умереть старой девой, я поглощала колу литрами. Мама ругалась: и из-за колы, и из-за того, что я устроила в своей комнате помойку. В итоге я отстояла право считаться современным художником, и стенка из банок колы простояла не один год. Я ее выбросила в 26 лет, когда в очередной раз приехала навестить родителей. Сеня исправно поставлял мне эти банки, иногда просто мог приехать ко мне с другого конца города, вручить пакет с пустыми банками и уехать.
Арсений поддерживал любую мою идею: отмечать день рождения Джона Леннона в челябинских дворах, сделать какую-нибудь безумную фотосессию и – вы уже знаете – купить мне рыбок, о которых я без умолку болтала, помогать строить стену из банок колы. И знаете, что в этом всем было самое ужасное? Я. Я была ужасна, потому что всего этого не ценила и не осознавала. Мне было плевать, если честно. Я могла быть с ним грубой, резкой, говорить все, что взбредет в голову. Как-то он невинно взял меня за руку, а я ее отдернула со словами: «Фу, меня от тебя тошнит». Более того, это было сказано в присутствии его друзей. Когда он мне поставил послушать песню на диске, который сам записал, распечатал обложку, подрезал ее, вставил в коробочку, я, скривив лицо, спросила: «И что это? Ни слов, ни ритма». Я могла выдавать подобное круглосуточно, не подвергая даже малейшему анализу то, что я транслирую человеку, которого люблю, который мне важен, дорог.
Конечно, та любовь не была глубоким, взрослым чувством, но я могу сказать, что любила его и мы были действительно близки.