В эпицентре бури - Макс Лукадо

несколько килограммов, и он вновь видит её в свадебном платье. Всего мгновение и он -

дома. Телевизор выключен. Дети уложены. Собака на месте. Двери закрыты. Огонь в

камине поблескивает золотом. Жена сидит на кушетке. Всего мгновение и мир

аэропорта, отелей и звонков о распродаже оказывается за тридевять земель. А он там, где всё дорого. Он - дома.

Кто-то похлопывает его по плечу и слышится мягкий голос: «Это не ваш рейс?». Он

окидывает взглядом полупустой зал... видит очередь, стоящую на выходе...и улыбается.

«Да.» - говорит торговый агент и встаёт, - «Это мой рейс домой.»

* * *

Четверо медленно поднимаются на гору. Добравшись до ровной площадки на

склоне горы, они садятся. Уже поздно - путешествие было долгим. Они устали. Болят

мышцы. Серое мягкое покрывало сумерек окутывает их.

Четверо пилигримов очень хотят спать, но засыпают только трое. Четвёртый сидит

в тени. Ноги скрещены. Лицо поднято к небу. Оттуда на своего Создателя смотрят

60

звёзды. Ветры обдувают плечи своему Творцу, освежая кожу. Он скидывает сандалии, растирает натруженные ступни и размышляет о несообразности происходящего.

Бог и натруженные ноги? Свят и голоден? Божество и хочет пить? Творец Мира и

измучен своим творением?

Мысли устремляются к дому.

Назарет. Было бы хорошо оказаться снова дома.

Как легко всплывают воспоминания. Вот - покрытый опилками верстак. Друзья, что

остановились поболтать. Смех за обеденным столом. Потасовки с братьями. Синагоги.

Дом. Домашние.

Как бы я хотел отправиться домой.

Но Назарет никогда больше не будет домом: его хотели убить, когда он был там в

прошлый раз. Соседи, друзья, учителя, одноклассники ... они сжимали в руках камни, предназначенные для него. Даже братья и сёстры считали его безумным и хотели

спрятать, а потом отослать прочь. Им было стыдно, что о них будут говорить, как о его

семье.

Нет, Назарет никогда больше не будет его домом.

А Галилея? Он мог бы вернуться в Галилею. Там его слушали толпы народа. Там

люди следовали за ним. Но он покачал головой. Пока я давал им хлеб ... Пока я говорил

то, что они хотели слышать .... Он увидел, как люди будут отворачиваться от него. Он

услышал, как они будут глумиться над Ним. Он почувствовал их отторжение.

Нет, никогда я больше не вернусь в Галилею.

Он думает об Иерусалиме. Этот город не предложит утешения. Ему известно, как

тот поступит с ним. Боль, что он вскоре испытает, пронзает запястья. Он вздрагивает от

того, что кто-то рассечёт ему бровь. Он видит, как станет всё темнее и темнее вокруг.

« О, Боже!» - кричит предчувствие внутри него.

Он встряхивает головой и прерывисто переводит дыхание. Мысли возвращаются к

настоящему.

Сорвав травинку, суёт её в рот. Он сидит в тени своего страха.

Он смотрит на своих последователей настолько же сонных насколько и наивных.

Они ничего не понимают. И даже не могут понять. Он говорит им о страдании, а они

думают о завоевании. Он говорит им о жертве, а они думают о торжествах. Он есть

художник, что рисует для дальтоников. Он есть певец, что поёт для глухих. Они

соглашаются и аплодируют. Им кажется, что они видят. Им кажется, что они слышат. Но

нет ни того, ни другого.

Они не видят. Ни один из них.

Часть его существа заранее знала, что так оно и будет. Другая же никогда не

предполагала, что это будет настолько плохо.

И вот эта часть задаётся вопросом, Неужели будет настолько плохо, что

захочется отказаться? В конце концов настанут, возможно, и лучшие времена. Придут

другие поколения ... другие люди.

Он отдал им самое лучшее. А что же получает взамен? Нескольких оборванцев, добросердечных, но туго соображающих последователей, которым суждено будет

пасть лицом в грязь, споткнувшись об обещания, которые они не смогут выполнить. Он

прячет лицо в ладонях, закрывает глаза и молится. Он знает, это - единственное, что он

может сделать сейчас.

61

* * *

Звучит знакомо, не так ли, искатели истины? Так ли уж давно вы отправлялись на

поиски истины - Рыцари Круглого Стола в поисках святого Грааля? О, как густ был лес

вопросов. О, как глухи заросли недоразумений. Было легче ничего не говорить, чем

задавать вопросы, и вы всё бросали.

Звучит знакомо, неправда ли, мечтатели? Вам так сильно хотелось изменить мир.

Конечно, горы проблем были высоки, а вы-то - отважны... Но налетали ветры, сбивая с

широкого шага. Вы резали ноги и ... разбивали сердца об острые скалы реальности. И

наконец обнаруживали, что роль циника обходится дешевле роли мечтателя. Поэтому

вы бросали всё и садились.

Но кое-что вам необходимо знать: Иисус тоже садился и бездействовал.

О, конечно, были моменты, когда Он поднимался во весь рост. Были часы триумфа.

Динамичные дни, в течение которых и прокажённые излечивались, и мёртвые оживали, и люди молились. Да, бывали такие дни.

Но плато Его известности было изрезано и глубокими ущельями одиночества.

Он пришёл на эту скалу, потому что и сегодня расселина глубока. Отвесные стены

не оставляют надежды на спасение. Скалистые навесы смыкаются, заслоняя обзор, а

физические возможности на исходе.

Он садится, прячет в ладонях мокрое от слёз лицо и молится. Это всё, что он может

сделать сейчас.

Всё, что может сделать видящий его Отец, так это принять его молитву.

И свет приходит из другого измерения, входит в одинокую фигуру и лучится.

«Пока он молился - пишет Лука, - выражение его лица изменилось, а его одежды

стали яркими как свет молнии.»(2)

Иисус излучает славу. На мгновение он преображается; от него исходит

ослепительное сияние. Он становится таким, каким был прежде, до того, как пришёл в

этот мир. На краткий миг, на сияющие мгновение бремя людское отступает.

Происходит исчезновение телесной оболочки. Он поднят над земным горизонтом - его

сопровождают в вечность. Он снова дома: Его окружают знакомые звуки, Его

приветствуют единомышленники, а Тот, кто послал его ... обнимает сына.

Пыльные дороги и жестокие сердца - в буквальном смысле за тридевять земель.

Тому, кто чувствовал себя утомлённым напоминают: усталость скоро пройдёт.

В блеске вечных одежд рядом с Князем Мира стоят Моисей и Илия. Когда в

пустыне Иисус готовил себя к делу жизни, его пришли подбодрить ангелы. Сейчас на

горе, он готовит себя к делу смерти, рядом становятся Илия и Моисей: Законодаритель

Моисей, чья могила неизвестна никому, и пророк Илия, объехавший смерть на огненной

колеснице.

Тому, кто знаком со смертью, напоминают: могила - бессильна.

А потом громом гремит Голос - это Бог обитает сейчас в облаке. Оно клубится и

светится как огонь. Оно поглощает тени. Оно превращает окутанную ночным мраком

гору в сияющий монумент. И из чрева облака говорит Господь:

«Это есть мой Сын, возлюбленный, в котором Моё благоволение; Его слушайте.»(3) Того, кто испытал отчаяние, укрепляют: «Не имеет значения, что думают люди, -

провозглашает Господь, - имеет значение только то, что думаю Я.. А Я - горд.»

62

Вот теперь встаёт Иисус. Вот теперь просыпаются ученики.

Для Петра, Иакова и Иоанна - эта сцена причудлива: ослепительные одежды, голос с

небес, ожившие образы прошлого.

А для Иисуса - это возможность увидеть дом. Взгляд в прошлое. Краткое видение

завтрашнего дня.

Он схож с матерью, ожидающей рождение новой жизни и страшащейся родовых

болей.

Он похож на отца, что в дальнем холодном краю далеко от дома.

Ему, также как им и нам, на краткий миг дано увидеть дом.

И мечта о нём в дне завтрашнем становится поддержкой дню сегодняшнему.

19. НАШ ШТОРМ – ЕГО ДОРОГА

ПРЕДСТАВЬТЕ СЕБЕ, ЧТО ОДИН ИЗ УЧЕНИКОВ ИИСУСА вёл дневник. Представьте себе, что тот ученик сделал в нём запись после шторма, утром следующего дня. И

представьте себе, что мы обнаружили тот дневник. Вот, как бы он читался .... в моём

представлении.

* * *

Что-то невообразимое и совершенно неожиданное обрушилось на нас.

Небосвод без звёзд навис как чёрный потолок. Клубились громадные тучи.

Казалось, они вздымаются как рычащий медведь, вставший на задние лапы. О, как

ревела буря.

Вспышки молний дирижерской палочкой давали команду к вступлению литаврам

грома. И он гремел. Его раскаты потрясали всё: небеса, землю и - более всего - море, как