Мятежница (СИ) - Гринберга Оксана

Потому что у меня тоже крайне революционные взгляды на свою собственную свободу, как и у незнакомого мне лорда Чейзвика!.. Не сдамся ему, как не сдавалась все эти годы, которые провела в чужом мире!

Брейлорец склонил голову, мазнув по мне безразличным взглядом, после чего перевел глаза на Маргрет Фортис, которая поклонилась ему вполне угодливо. Но она тоже не вызвала у него особого интереса.

- Позвольте вас оставить, - произнес он.

После чего ушел – вот так, развернулся и отправился в «Флаверию», не став заявлять на меня права или же упрекать меня в том, что я сбежала из «Высоких Сосен», хотя он заплатил огромную сумму за мое содержание и обучение.

Вообще не стал ничего делать, словно я его не интересовала.

И я, уставившись ему вслед, подумала… Так и есть, я не ошиблась!

Он понятия не имеет, как выглядит купленная им невеста, поэтому мне несказанно повезло. Брейлорец меня не узнал, и я могу провести все плаванье, не прячась по него углам!

Наконец, Райан Харт-Онде уселся за столик к лорду Петраму, тоже скрывшись от меня за фикусом, и я вздохнула с несказанным облегчением.

- Вот все и разрешилось! - кашлянув, заявил Адам Деккорт. – Ваше сиятельство, - он повернулся графине, - позвольте проводить вас к вашему столику. - Затем посмотрел на Теодора, безошибочно определив в нем лидера нашей компании: - А потом я покажу и ваш!

Но ее сиятельство не захотело с нами расставаться, заявив, что останется вместе с нами. Если, конечно, мы не возражаем против ее присутствия.

Но кто был в силах противиться обаянию графини и… ее титулу?

Наконец, мы вошли в «Флаверию», и я на ватных ногах проследовала к столику возле окна. Пока все чинно усаживались, к графине подошел один из официантов и попросил отдать ему собачек на время обеда – она усадила их на два стула подле себя, - так как поступило несколько жалоб от посетителя ресторана.

- Я даже знаю, кто этот таинственный посетитель, который постоянно на меня жалуется! – торжественным голосом возвестила графиня.

После чего добавила, что своих собак она не отдаст. Два раза в год она путешествует в Джосейру и обратно, навещая своих внуков и правнуков, и ее питомцам всегда было позволено сидеть рядом с ней.

Так будет и на этот раз.

- Но времена меняются, ваша светлость! – подал голос Деккорт. - Мы ничего не имеем против собак на борту, но…

- Вы правы, здесь все изменилось! – перебила его графиня. – Все стало по-другому!

- О чем вы говорите, ваша светлость? - нахмурился первый помощник.

- Я говорю о том, что всегда заказываю одну и ту же каюту. К старости, знаете ли, начинаешь тяготеть к привычным вещам. Но я постоянно ловлю себя на мысли, что здесь все не так.

- Но дорогая Бетелла, - воскликнул Деркотт, - что именно может быть не так?

- Все, Деккорт! Мебель в моей каюте немного другая, стоит не тех местах, где я привыкла, и даже стены расположены не там, где обычно.

- Но...

- Не стоит смотреть на меня так, словно я выжила из ума! - ворчливо отозвалась графиня. - Этим может похвастаться разве что мой доктор и ваш капитан, который вчера вечером ломился в мою дверь, перепутав ее со своей, чем порядком напугал мою горничную. Будь мы лет на двадцать моложе, быть может, я бы даже его впустила… Тридцать лет вдовства, знаете ли, иногда навевают на мысли, что мне не помешает небольшое романтическое развлечение. Но ваш капитан не в моем вкусе. Единственное, меня волнует, доберемся ли мы с его маразмом до Джосейры...

Адам Деккорт изменился в лице, после чего забормотал слова извинения.

- Не волнуйтесь, с нашим капитаном все в полном порядке, - произнес он. – На «Королеве Солнца» вам ничего не грозит! Правда, этим вечером нас немного покачает. Погода меняется, но в порт Вестерхофа завтра утром мы прибудем по расписанию.

На это Бетелла Лонтон, сменив тему, тут же заявила, что качка ей не страшна. Единственное, что ее пугает – потеря одной из обожаемых собачек.

Ее больное сердце не выдержит подобного потрясения.

Поклонившись, Адам Деккорт вежливо заявил, что они не сомневаются - графиня Лонтон будет постоянным их пассажиром на ближайшие полсотни лет, никак не меньше, после чего нас все-таки покинул.

И тут же набежали официанты, вручили каждому по меню, затем в руках у них появились кофейники, фарфоровые тонкостенные чашки, молочники, хрустальные графины со свежевыжатым соком. Вскоре запахло выпечкой, и нашему взору явились чудесные булочки с хрустящей корочкой – не удержавшись, я взяла одну.

После этого нам принесли сливочное масло, блюда с нарезанными сырами, тонкой ветчиной и прочими деликатесами, о которых я читала разве что в местных книгах.

Закуски, чтобы утолить первый голод в ожидании основных блюд.

Признаюсь, мне захотелось попробовать все и сразу, и я… не стала себе в этом отказывать. Стоило мне решить, что Райан Харт-Онде не знает, кто я такая, как тревога отступила. Вместо этого хотелось жить, улыбаться и еще до жути разыгрался аппетит.

Откусив кусочек свежевыпеченного хлеба, я рассмеялась на шутку Теодора. Затем, все еще продолжая улыбаться, я повернула голову, привлеченная движением у входа в «Флаверию».

Нет, дело было вовсе не в гувернантке миссис Ольсен, с явным удовольствием потягивающей кофе, в то время как детей – и наших, то есть, Маргрет Фростер, и двух дочерей Вирджинии Олсон, - разместили за соседним столиком. Они увлеченно болтали и смеялись, тогда как официанты убирали пустые тарелки со съеденным обедом с их стола.

И даже не в полноватой, розовощекой, одетой в безвкусно-голубое, расшитое бисером и перьями платье миссис Вирджинии Олсон, которая кокетничала с молодым стюардом, нисколько не обращая внимание ни на детей, ни на нашу компанию, хотя графиня сделала пару попыток привлечь ее внимание.

В ресторан вошла девушка.

Невероятная красавица - высокая и стройная, с подчеркивающим ее идеальные формы алым платьем. Правда, мне показалось, что слишком уж ярким и вызывающим для обеденного времени, но после «Высоких Сосен» многое в этом мире мне было в диковинку.

На лицо девушки – немного бледное, с идеально чистой, буквально фарфоровой кожей, - была умело нанесенная косметика. Голубые глаза старательно подведены, каштановые волосы завиты, и локоны спадали в глубокий вырез платья.

Полные губы, подчеркнутые алой помадой, презрительно скривились, когда она уставилась на нашу компанию – нам как раз принесли заказанное, и официанты расставляли тарелки.

Затем девица фыркнула на приветствие графини, что, наверное, означало ответное приветствие, после чего, покачивая бедрами, проследовала мимо. Мужчины – Чарльз и Теодор, - дружно повернули головы ей вслед, но затем вернулись к еде.

- Прекрасная леди Маларос наконец-таки соизволила проснуться и явиться к обеду! - возвестила графиня. – Вернее, для нее это как раз завтрак. Ну что же, ей есть ради кого стараться!

Прекрасная леди Маларос – Эстель, вот как ее звали, и это имя несомненно ей подходило, - легкой, почти танцующей походкой направлялась к столику за фикусом, где сидели двое мужчин.

Бриаронец ел – признаюсь, я старалась не смотреть в его сторону, но иногда кидала быстрые взгляды.

Так вот, Райан Харт-Онде ел – молча, с явным удовольствием, тогда как его сосед замер с чашкой кофе в руках. Сидел неподвижно, словно погрузился в сон, из которого вышел лишь тогда, когда перед ним поставили тарелку с супом из морских гребешков.

Нечто чудесное – потому что мне принесли такое же, и я уже успела попробовать. Но, кажется, лорду Петраму было все равно.

К еде он так и не притронулся.

Вместо этого уставился тяжелым взглядом на Эстель, и не спускал с нее глаз, пока та не подошла и не устроилась за их столиком. Бриаронец с ней поздоровался, после чего вернулся к своей тарелке.

Леди Маларос капризным тоном – ее звонкий грудной голос разнесся на весь ресторан, - заявила, что завтрак она проспала, а для обеда слишком рано.