Ржевский. Том 4 - Семён Афанасьев

Его руки тем временем заострённым краем диска сделали небольшую насечку в дереве. Чуть расщепив кончик, он вставил серьгу в прорез и покачал.

— Что задумал? — было интересно.

— Зеркало же. — Он отодвинул её в сторону, растянулся на полу, подполз к углу и миллиметр за миллиметром выставил серёжку в коридор.

Это же импровизированное зеркало, сообразила Шу. Вариант заглянуть за угол, не подставляя головы.

— Вторая дверь отсюда открыта. Возле входа парный пост или просто двое мудаков, вовсю болтают с кем-то внутри. — Вернувшись в нишу, он отдал японке вещи и задумался. — По-хорошему, ещё б понаблюдать. В коридоре больше никого нет, но бог его знает.

— Счёт если не на секунды, то на минуты точно, — напомнила Норимацу, возвращая серьгу в ухо, а деревяшку в волосы. — Сейчас тех схватятся, — она указала в пол, имея ввиду нижний этаж, — и всё.

— Ну. Придётся работать с тем, что имеем, — напарник потащил из-за пояса пистолеты. — Идёшь сзади на подхвате, вперёд не лезешь, прикрываешь.

— СТОЙ! — в последний момент она ухватила его за новую одежду. — Что мне делать?! Ты их наглухо собираешься или?..

— Тебе — контролировать, чтобы ко мне со спины никто не прокрался, — терпеливо повторил он. — Как с этими быть, я ещё не решил: будет понятно по обстоятельствам. Три, два, погнали.

* * *

Охранников возле двери они не стали убивать: вырубили банальными ударами кулаков. Хотя стражники и были магами, но усилителей тела с собой не имели, службу тянули спустя рукава и в расслабленном состоянии.

За что и поплатились.

Дмитрий озадаченно почесал за ухом, глядя под ноги, потом выбросил ей на пальцах: за открытыми дверями происшедшего даже не заметили. Возможно, потому, что там происходил свой разговор, достаточно напряжённый:

— … как обер-полицейский!

Ржевский удивлённо поднял бровь и подвинул ухо ближе к приоткрытой двери (в проёме, впрочем, не показываясь).

— Хорошо, вообще не проблема. — Второй голос оказался женским. — Распоряжение из министерства по магосети вас устроит?

— В единственном экземпляре — нет, — уверенно возражал мужчина. — А вот если распоряжение продублируете хоть и вы, даже от руки, но письменно — то считайте, договорились.

Раздался скрип скользящей по бумаге пишущей руки.

— Потому что как оно в перспективе повернётся, сейчас никто не знает, — невидимый тип словно оправдывался. — А наличие документа — по-любому ответственность с меня долой. Вы затеяли — вы везите. Я рядом, не впереди телеги.

— Вот, возьмите. — Женский голос, шелест бумаги.

Блондин оживился и аккуратно заглянул внутрь. Потом стремительно вернулся обратно и зашептал, восхищённо хлопая глазами:

— Вот это тёлка! — впрочем, он тут же взял себя в руки и самокритично констатировал. — Расслабился, пардон. Не на той она стороне… Шу можешь заглянуть аккуратно ты? В лицо её случайно не знаешь?

Норимацу кивнула, вооружилась нужным амулетом и, не показывая головы из-за угла, зафиксировала изображение всего, что было внутри, на артефакт.

Затем отошла на шаг, насмешливо посмотрела на партнёра и отправила полученное менталистке, после чего присовокупила жирный знак вопроса.

Ржевский, наблюдая за её действиями, уважительно и бесшумно похлопал ладонями, затем поднял вверх большой палец.

Ответила Наджиб сразу, однако прочесть чужого послания японка не смогла: вместо узнаваемой письменности в текстовом регистре от подопечной партнёра стояли какие-то волнообразные пиктограммы.

— Письмо Залива, дай сюда, — Ржевский на удивление знал и этот алфавит. — «Секретариат Великой Княжны, Наследницы Юлии. Елена Решетникова, графиня. Амбиции, интриги, несколько дуэлей в её честь со смертельным исходом».

Он на мгновение замер, прислушался к спору внутри, затем продолжил переводить тихим шёпотом:

— «Двадцать четыре года, интимная жизнь с девятнадцати. Постоянного мужчины нет. В среде иностранных посольств считается, что с ней напрямую дел лучше не иметь: анти-Ржевский, слова часто не держит».

— Вот ещё продолжение, — Шу перенесла магоглаз вниз, чтобы товарищ увидел вторую часть текста.

— «Рядом стоит обер-полицейский Соты, Огарев. Именно как полицейский неплох, но склонен лезть в политику. Может заигрываться, решая задачи власть предержащих в ущерб полицейскому функционалу: склонен к нарушению муниципальной присяги, если плюшки из столицы ему покажутся более перспективными».

— Они не имеют права планировать между собой дела напрямую, если соблюдается Хартия Свободной Зоны, — сосредоточено припомнила нормативы места пребывания Шу. — Сам факт сговора является преступлением: обо всех таких планах должен быть уведомлен Совет Города. Секретариат Великой Княжны и Решетникова в частности здесь ещё менее легитимны в сумме, чем иностранка аль-Футаим.

— Почему?! — напарник словно не знал собственного законодательства.

— У аль-Футаим гостевая виза от царствующего собрата. Она посетитель. Турист. Гость.

— Шереметьев, Шувалов и Романов, — припомнил блондин. — Если в деле эти семьи, полицейский может сказать, что кому-то из них доложил. Не всему Совету, но и не промолчал. Я эту кухню хорошо знаю, — добавил он, на мгновение становясь старше своих лет. — А потом окажется, что Совет Города между собой собачится, пока эти свои делишки обделывают. А часики тикают…

Из открытой двери тем временем продолжал раздаваться нервный женский голос:

— Ну где там эти?! Что у вас вообще происходит?

— Да наберитесь вы терпения, Елена Вячеславовна! Лично я считаю, что и на двадцать третьем этаже обычный сбой! Скоро всё выяснится и наладится! Что могло случиться?

— Как вы с такими мозгами только на должность встали, — неприязненно бросила Решетникова. — Девок надо срочно ослепить, через полсуток переслать порталом, куда я скажу.

Ржевский сделал знак следовать за ним и направился внутрь:

— Нет, не наладится на двадцать третьем, вынужден огорчить. У меня к вам есть ряд вопросов, господа и дамы.

* * *

Неприятная тёлка, хотя и красивая женщина. По глазам видно, для неё интим — товар, вопрос лишь в цене.

Ну или в эквивалентной стоимости, хоть и теми же услугами. Не высшая точка слияния двух взволнованных сердец в экстазе взаимной симпатии.

Зачем-то всё это говорю по-японски вслух; видимо, от неудержимой досады и внутреннего протеста.

Шу, наколбасившаяся наркотой внизу, начинает на ровном месте ржать, как бешеный конь. Тьху, что с неё взять.

— Я тебе попозже объясню всю гротескность твоего стиля мышления! — обещает она мне в затылок своей речью. — Ты главное сейчас не отвлекайся.

Видимо, интересные магохимикаты у неё в крови вступают в какую-то новую реакцию, потому что в следующую секунду она решительно отодвигает меня в сторону, противореча самой себе:

— А вообще какого хрена. Я же теперь тоже Изначальная, — дальше она из второго номера нашей боевой двойки целеустремлённо переписывает саму себя в первые и начинает задавать тон вместо меня. — Эй, утырки, а ну вещи к досмотру!

Говорит, что