Логофет Базилевса - Александр Сапаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, давай, давай говори, что дальше, где он сейчас?
– Так, видишь, все из-за сабли и получилось, боялся я, что узнают кто про его добычу, прирежут ночью. Отправился он в охране навикулария Стратигопулоса в Константинополь, почти сразу, как мы Киев пришли.
Князь почувствовал, что радостное возбуждение отпускает его. Он уже спокойно спросил:
– И с тех пор о нем не слышал?
– Почему же слышал, этой весной видел я охранников Стратигопулоса, говорили они, что Константин в личной этерии Базилевса служит.
Я сидел за столом, думая, что сказать Василевсу. А Комнин, выжидательно, смотрел на меня. Сказать Василевсу можно было много, но в Империи, где, в погоне за властью брат мог убить брата, дядя задушить племянника, а тетка отравить, чем можно было убедить императора, что ты не хочешь участвовать в этой борьбе.
– Василевс, я понимаю твои сомнения. Но подумай сам. Во дворце меня почти не знают. Если раньше, когда я стоял на охране твоих покоев, меня еще видели, знали, что есть такой здоровый северный варвар, то сейчас, уже почти забыли. И тем лучше для дела, что меня никто не знает, кроме тебя и великого логофета. И вообще, думай обо мне, как об инструменте. У хорошего мастера инструмент может много чего сделать, и никогда не поранит, держащую его руку. Потом твой сын Иоанн, умелый и опытный воин, мне кажется, что он с удовольствием займется новым делом, конечно, ему никогда не стать настоящим воином тени, просто в силу его возраста. А вот опыт, приобретенный у нас, ему очень пригодится, когда он будет Василевсом. И, кстати, поддержка такого подразделения в это время ему, также вероятно понадобится,- закончил я многозначительно.
– Насколько я понял тебя Константин, ты хочешь, чтобы мой сын, стал твоим учеником.
– Василевс, этим мы решим несколько проблем, я буду под контролем твоего сына соправителя, он узнает много нового, что поможет ему в будущем, а у меня в этом будущем появится Василевс, который будет знать, чего стою я.
Комнин сидел, задумавшись несколько минут, потом взял в руку бронзовый колокольчик и позвонил. Через миг около него стоял слуга.
– Позови ко мне соправителя Иоанна, я его жду,- коротко приказал Василевс.
Мы просидели около получаса в ожидании. Комнин расспрашивал меня подробности наших действий в Доростоле, и о севере Европы, о котором он, на удивление, мало знал. Зайдя в кабинет, Иоанн первым делом удивленно посмотрел на меня. Я во дворце всегда появлялся в форме этериота. Поэтому для него было странно видеть отца, непринужденно беседующим с охраной.
– Иоанн,- сказал Комнин,- этот этериот, является логофетом сикрета. Про истинное предназначение этого сикрета пока было известно только мне и великому логофету. А этого логофета зовут Константин, если ты не знаешь.
– Почему же, отец, очень даже знаю, такого великана трудно было не заметить, даже те два евнуха негра, которыми ты так гордился, ему достают только до подбородка. Теперь я понимаю, почему он пропал из дворца.
– Так вот, подразделение, которое он возглавляет, занимается устранением наших врагов.
– Но отец, у нас, по-моему, и без него есть такие службы.
Комнин улыбнулся:
– Скажем так, Константин поднял эффективность своей службы на новую ступень.
Иоанн внимательно посмотрел на меня:
– Так резня в Доростоле – это твоих рук дело?
– Да соправитель, моих и моих теней.
– Отец,- обратился Иоанн к Комнину, – полагаю, то, что ты позвал меня, означает, что мне сейчас будет что-то предложено.
– Ну, об этом нетрудно догадаться. Мы с Константином разговаривали о будущем, и я пришел к выводу, что тебе необходимо побыть в этом подразделении, и провести там некоторое время.
Глаза Иоанна загорелись интересом:
– Это было бы неплохо, я хотел бы посмотреть на тех воинов, которые выиграли для нас эту войну.
– Ну, что же, пусть будет так, ты отправляешься с Константином.
– Василевс, – обратился я к Комнину,- надо обговорить порядок охраны вашего сына, я считаю, что он должен поехать к нам, под другим именем, чтобы никто кроме меня, не подозревал о том, что у нас живет сын Василевса, его охрану, надо будет расположить не в моей пронии, и также, чтобы даже офицеры не знали точных причин, по которым они там находятся. А эту причину надо придумать.
Ну, что причину мы найдем,- сообщил Василевс, – больше вопросов будет по исчезновению Иоанна, даже моя жена замучает меня расспросами.
– Отец, может, ты мне поручишь, допустим, проинспектировать укрепления против сельджуков, или еще где, а уедет туда под моим именем кто-нибудь другой. Несколько месяцев я вполне могу отсутствовать.
– Ну что же это наверно вполне подойдет.
Василевс повернулся ко мне:
Константин, – начал он вкрадчиво,- удачное начало твоей деятельности, вселило в меня, наверно, неоправданные надежды, но я хотел бы поговорить с тобой о венецианской колонии в Константинополе. В свое время я был вынужден привлечь венецианцев для определенных целей. Но сейчас эта колония так разрослась, они почти государство в государстве. Это начинает меня всерьез волновать.
Может, ты подумаешь, как можно было бы решить этот вопрос твоими средствами.
Я задумался:
– Василевс я ведь абсолютно не знаю, что собой представляет эта колония, чем она живет, да, а почему бы тебе просто не выселить их, если ты не хочешь применять более жесткие меры?
Алексий усмехнулся:
– Константин, это разговор не на час. Обратись к Великому логофету, он познакомит тебя со всеми документами, что тебя интересуют. А вкратце я скажу, что по определенным политическим мотивам мне бы не хотелось, чтобы я был инициатором их выселения, лучше, если бы они это сделали сами.
Я вспомнил венецианскую галеру, на которой я чуть не стал рабом, и мне захотелось сделать Венецианской республике очень большую гадость. Вот только надо хорошо подумать – какую.
Тихий вечер опускался на Дарданеллы. Большая венецианская купеческая галера остановились на стоянку недалеко от крепости Каллиполис. На ее борту, не прекращался праздник, с момента выхода из Босфора капитан Деметрио, своим именем нисколько не подтверждающий любовь к морю пил, не переставая, и подливал своему судовладельцу богатому магнату, родственнику одного из дожей Венеции. Его помощник, проклиная про себя своего капитана, занимался всеми делами, с момента выхода из Константинополя.
Вот и сейчас, сидя за столом, капитан, судовладелец и начальник охраны делились впечатлениями о Константинополе и его жителях. С берега тянуло теплом и ароматом цветов. Все рабы, и нанятые гребцы, кинув весла, спали рядом со своими скамьями. И только несколько часовых стояли с носа до юта, внимательно прислушиваясь к ленивому плеску волн о борт корабля.
На берегу постепенно погасли редкие тусклые огоньки. Пьяные компаньоны разбрелись по своим каютам. Немного похолодало. Сменилась стража. Отстоявшие свою вахту воины со смешками покинули пост и отправились в теплый кубрик.
Несмотря на горевший, на носу и корме галеры в больших бронзовых полушариях, огонь, вокруг сгустилась тьма. Часовые, еще час назад внимательные и собранные, боролись со сном. Когда на борт упал небольшой крюк, обмотанный влажной тряпкой, тихий звук, сопровождавший его падение, внимания часовых не привлек. Через минуту над бортом появился темный силуэт и исчез на палубе галеры. Еще через несколько секунд такой же силуэт скользнув через борт, слился с мраком за высокой надстройкой. Очередной часовой, проходя мимо нее, остановился поправить амуницию, черная тень метнулась к нему и осторожно опустила уже мертвого человека на дощатый настил. Через пару минут на палубе было уже с десяток теней, которые разбежались во все стороны. Все цели были заранее распределены, и вскоре палуба была чиста от охраны. Черные тени быстро задраили все люки и на веревке очень осторожно из-за борта подняли несколько глиняных шаров, Трое державших шары дождались, пока все остальные спрыгнут за борт, одновременно подняли свою ношу и с силой кинули шары на кормовую надстройку, прямо на горевший светильник, после чего мгновенно исчезли за бортом. На надстройке с ревом взметнулось пламя, осветив все вокруг ярким светом.
На галере раздались дикие крики, гребцы, на которых капала горящая смесь, кричали, сгорая заживо. В задраенные люки стучались воины, пытаясь выбраться наружу. Но греческий огонь, изобретение неведомого гения ромеев, шансов не давал никому.
Три небольших лодки с черными фигурами плавали вокруг. В ярком свете горевшей галеры хорошо были видны головы гребцов, ухитрившихся спрыгнуть с погибающего судна. Но возможности спастись у них не было. Все они были расстреляны из арбалетов.
К утру на месте трагедии ничего не осталось, полусгоревшие деревяшки, которые еще совсем недавно были гордым кораблем, медленно уносило течение в ту сторону, откуда они вчера приплыли.