Фуэте на пороховой бочке - Татьяна Луганцева

– Меня можете вычеркнуть из списка людей, на которых хотели напасть, – сразу же заявила Настя. – Кому нужна пенсионерка? Дорогу я уже никому перейти не могу.

– Однако не так давно вы проходили свидетельницей по делу о нападении на клуб-ресторан, – отметил следователь, сверяясь с оперативной информацией.

– Вы еще скажите, что я являюсь в общественные места с… мм… мыслью там все уничтожить, – надулась Настя.

– Я такого не говорил!

– Да и как бы я подожгла кафе, если я была внутри? – добавила она.

– Лазарева, а что вы имели в виду, говоря о местах с «моральным отклонением»? – оживился следователь, и Настя с неудовольствием отметила блеск в его глазах, как у зрителей, приходивших к ним в театр. Тогда она должна была захватывать посетителей искусством балета, а сейчас поражать собеседника ораторскими изысками.

– Чего тут непонятного? Ресторан, где я успела проработать всего один день, пользовался определенной репутацией, его посещали в основном люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Да, по-моему, нападавшие сразу же озвучили свою точку зрения об артистах – обнаженных мужчинах, дали понять, что явились «переубивать геев»

– Про тот случай я понял, – кивнул следователь. – А чем маленькое кафе «Теремок» могло показаться вам аморальным? Тем, что там жарили мясо или обвешивали и обманывали клиентов?

– Да при чем здесь это? Вы бы видели сие творение на курьих ножках среди мегаполиса, пока оно не сгорело! Вот уж действительно чудо в перьях! Домик из русской сказки мог резать глаз любому жителю из домов поблизости, и каждый, проходя мимо, наверняка только и желал ему такой участи.

– Ага! И, выходит, он решил покончить с этим злом, а потому поджег его вместе с людьми? – заинтересовался следователь.

– Слушайте, я ничего такого не говорила. И не знаю. Сами разбирайтесь! – ответила Анастасия назойливому милиционеру.

– Да вы не волнуйтесь! Вы не столь уж и далеки от истины. Предварительное следствие установило, что хозяину кафе угрожал один местный бизнесмен. Причем именно из-за того, что кавказец издевается над русскими народными сказками – то есть что в исконно русском интерьере готовит совсем даже не русскую еду.

– Шутите? – удивилась Настя.

– Тот бизнесмен состоит на учете в психдиспансере, – пояснил следователь, расставляя все на свои места. – К сожалению, у нас многие психи могут спокойно жить среди обычных людей. И даже открывают свое дело.

Именно за тарелкой с неаппетитным супом Настя и вспомнила разговор со следователем. Сегодня с утра она уже высказала лечащему врачу, что не собирается оставаться в больнице с легким ожогом руки, с шишкой на голове и тошнотой от всего происходящего.

– И не удержите вы меня здесь! – заявила она.

– Вас, Лазарева, удержишь… – вздохнул лечащий врач. – Тем более, что вы знакомы с самим Соколовым! Конечно, зачем вам мы, обычные врачи…

После этих слов доктора Настя напряглась еще больше, не понимая, что такое знает про нее этот врач, чего она сама про себя не знает.

«Видимо, сильно я приложилась головой, если не помню никакого Соколова», – с грустью подумала Настя и решила восстановить пробел, спросив у врача:

– А кто такой Соколов? И почему вы считаете, будто я с ним знакома? По всей видимости, это имя производит на вас положительное впечатление…

– Как же?! Когда вас привезли в больницу, он сразу же заявил, что вы вместе. Более того, скажу: какой-то доставленный с вами джигит рвался к вам в отделение, и Соколов устроил драку. Сцепился с джигитом, крича на все отделение, что вы – его девушка и он никому не разрешит приблизиться к вам. Мы не выгнали его за нарушение дисциплины в больнице только из-за того, что он сам известный врач в прошлом.

– В прошлом? Врач? Вы о Петре, что ли, говорите? – обрадовалась своему прозрению Настя. И еще ее приятно поразило, что Петр уже успел снова из-за нее подраться.

– Да, о Петре Рудольфовиче Соколове, – подтвердил лечащий врач. – А вы разве не в курсе его биографии?

– Ничего не знаю! – подтвердила Настя, всем своим видом показывая, что очень хотела бы узнать.

– Соколов был учеником самого Алферова! – с придыханием произнес доктор. Но балерина на его сообщение никак не отреагировала. – Неужели имя ученого вам тоже ничего не говорит? Хотя, если вы не медик, то это возможно. И все же любой интеллигентный человек должен был хотя бы слышать имя гениального ученого.

– Наверное, я не интеллигентный человек, – вздохнула Настя, впервые порадовавшись, что ее соседки по палате глухонемые.

– Алферов был выдающимся нейрохирургом, лауреатом множества премий. Он всю жизнь занимался операциями на головном мозге.

– На мозгах? – уточнила Настя.

– Именно. На самом высокоорганизованном органе человеческого тела, на том, что и делает из человеческого существа – человека разумного. Но он не просто оперировал. Профессор Алферов делал это виртуозно! Он всю свою жизнь посвятил разработкам операций, при которых мозгу наносилась бы наименьшая травма, и таких методик разработал массу. А для больных это архиважно!

– Я понимаю, – кивнула Анастасия. – Приставка «архи» произвела на нее нужное действие.

– Тысячи людей доктор не просто поставил на ноги, а вернул к нормальной жизни, в семьи, к работе по своей профессии. Достаточно было бы одного случая – чуда, когда безнадежный больной, не говоривший и ничего не помнивший «овощ», начал все понимать, чувствовать, узнавать, вспоминать и радоваться.

– Да, это чудо, – согласилась Анастасия, ничуть не кривя душой.

– Но таких чудес в практике Наума Борисовича Алферова было много. Очень много! Его руки, ум, колоссальный интеллект производили впечатление на всех людей, без исключения. Уже в сорок пять лет Наум Борисович стал подумывать о продолжении своего дела, поскольку операции были весьма сложные и длительные, и он понимал, что в скором времени сам он такой физической нагрузки не выдержит. И доктор, будучи еще и преподавателем в институте, стал подыскивать себе смену. Ваш покорный слуга, то есть я, тоже хотел попасть к нему в ученики, но из всей молодежи он выбрал только Петра. Соколов несколько лет учился у профессора, перенимал его опыт и стал самым молодым нейрохирургом в военном госпитале. Алферов не мог не нарадоваться на своего ученика и предрекал ему великое будущее. Профессор поговаривал даже о том, что Петр превзойдет его самого, потому что «он в его годы такого еще не делал». Мне казалось, что гениальный хирург завидовал по-хорошему молодости Петра и тому, что у него все впереди. Соколов сделал головокружительную карьеру, был награжден орденом за спасение группы офицеров, доставленных из Чечни, – они ехали на грузовике и подорвались на мине. Петр тогда провел в операционной рекордно большое количество часов и после даже слег с нервным срывом. Он был успешен и чертовски талантлив!

Настя слушала доктора, буквально открыв рот.

– Почему вы все время говорите о его работе, о его таланте, о чудо-операциях в прошедшем времени? – Она не могла не обратить внимание на это. А еще не совсем понимала, как можно завидовать по-доброму.

– Вот, центральный вопрос! Дело в том, что Петр пять лет назад был лишен права заниматься медицинской практикой, – пояснил лечащий врач.

Настя скосила глаза к носу на его пейджик.

– Вас зовут Дмитрий Игоревич Дегтярев?

– Ага.

– Какие ужасы вы рассказываете… Только что все было хорошо: хирург, талантливый человек, впереди вся жизнь и сотни спасенных жизней… И вдруг лишение права заниматься лечебной деятельностью какой-то срок…

– Три года условно, – уточнил Дмитрий Игоревич.

– Вот как? – сказала Настя, а про себя подумала: «Вот, вот я сразу поняла – с ним что-то не так. Сама судьба предупреждала меня: как только на моем горизонте появляется Петр, так обязательно что-нибудь происходит… Теперь все понятно… Я влюбилась в уголовника! Ой, мне почудилось или я правда употребила слово «влюбилась»?»

– Профессор Алферов попал в аварию и был доставлен к своему единственному ученику. Все верили, что только Петр может его спасти… – с трагической интонацией продолжал рассказ доктор.

– И?

– А он не спас. Профессор умер на операционном столе под его руками… – глубокомысленно вздохнул доктор Дегтярев, выдав всю информацию.

– Кошмар какой! Полный бред! Хирург ведь не господь бог! Он делает все, что может, но иногда не спасает пациента… И что, его за это судить?

– Вот, сразу понятно, что вы – человек эмоциональный, творческий. Просто так не судят и не лишают права заниматься профессиональной деятельностью. Ассистенты Петра заподозрили, что хирург сделал многое – очень многое, он долго боролся, – но не все, на что был способен. В какой-то момент он словно сломался и упустил жизнь профессора, словно сухой песок сквозь пальцы…

– Хм, надо еще посмотреть, кто из нас с вами человек с богатым воображением… – фыркнула Настя, ощущая мороз по коже.