Афинский яд - Маргарет Дуди

— Но я говорил о простом удовлетворении, не о пирах и беседах.

— Я признаю: временами юноши не могут противиться зову Эрота. Но в этом случае им следует посещать проституток самого простого и низшего разряда, которые со всех берут одинаковую плату. Два обола (а не две драхмы — немыслимая расточительность, позволенная нынешним законом) — вполне достаточная цена. Рабы обоих полов, покорные и скромно одетые. В притоне-конуре без всяких там подушек и благовоний. Юноши должны приходить группами: каждый быстро делает то, зачем явился, и удаляется. Недопустимо проводить ночь в обществе шлюх — любого пола, — делать им подарки и потакать их прихотям! Никаких поцелуев! Мужчину не должны нянчить, нежить и натирать душистым маслом! Это разрушает наш город!

Аристогейтон оглушительно высморкался, издав носом звук, напоминающий рев трубы, — верный признак того, что на подходе долгая, серьезная тирада, которую нам придется выслушать до конца.

— Вот что я скажу, — продолжил оратор, обращаясь к своей импровизированной аудитории. — Мы слабеем. Если бы я правил Афинами, я бы всему этому положил конец. Яд. Яд в самом сердце Афин, от которого можно избавиться лишь постом и кровопусканиями. Всех шлюх, мужчин и женщин, как бы ни были они богаты и разодеты, я бы высек. Не отшлепал бы, лишь слегка подрумянив их круглые попки, а по-настоящему высек. Каждому по пятьдесят плетей, в полную силу, чтобы навсегда изуродовать нежную кожу. А потом я отправил бы их на копи и рудники, трудиться глубоко под землей, в дыму и грязи. Свободных людей, избравших себе такую профессию, я провозгласил бы рабами и заклеймил. Юных завсегдатаев публичных домов я бы хорошенько выдрал. Не плетьми, как рабов, а розгами, как мальчишек, — и послал бы защищать границы Аттики.

К этому времени вокруг вдохновенного оратора собралась целая толпа граждан, позабывших о бедняге аукционисте. Когда длинная тирада подошла к концу, кто-то зааплодировал, хотя нашлось немало таких, которым явно стало не по себе.

— Спарта! — снова заговорил Аристогейтон. — Спарта, страна мужчин! Вот с кого надо брать пример. А вместо этого мы перенимаем праздность и изнеженность Востока. Пусть нашей жизнью руководят умеренность и мужество. Пусть наши мужчины воюют. Пусть наши женщины прядут, ткут и закрывают лицо. Пусть жены вступают в плотские отношения со своими мужьями с единственной целью — приумножить число хороших граждан.

На этом месте внимание публики вновь привлек аукционист, который покончил с первой партией товара и приступил ко второй, включающей кое-какую кухонную утварь и мебель, а также немногочисленную группу рабов.

— Неплохо, — проговорил друг Аристогейтона, отворачиваясь от моралиста и критически осматривая это собрание полунагих тел. — Хорошенький мальчик, да?

— Живое орудие, — презрительно фыркнул Аристогейтон. — Полезен ли он? Надолго ли хватит его тела и сил? Вот чем надлежит интересоваться, приобретая раба. Откройте ему рот, понюхайте его дыхание, загляните в зубы.

Люди не любят, когда их учат делать покупки. Большинство из нас сами знают, или думают, что знают, как выбирать рабов, а потому многие устремились к помосту, на котором стояли рабы. Ибо, покупая раба, важно как следует рассмотреть его вблизи.

— Хорошие мускулы, — проговорил один из покупателей, щупая плечо молодого раба, которого он разглядывал. — Ты можешь работать по дому, парень? Это все могут. А столярить? Вот что мне хотелось бы знать. Я обучил нескольких рабов столярному делу и сдал их внаем. Полученный доход с лихвой окупил все затраты.

— Гляньте-ка на эту беззубую каргу, — с отвращением сказал другой покупатель, сдернув грубую ткань покрывала с головы пожилой женщины. И правда: у нее были редкие зубы и седые волосы.

— Ну и видок!

— А! — сказал аукционист. — Вы не знаете ее достоинств, господа. Эта рабыня едва ли станет королевой вашего ложа и симпосионов. Но она превосходная повариха. Она работала помощником повара в большом доме, отлично знает свое дело и почти не нуждается в указаниях. Чудесно чистит рыбу. Идеально ощипывает цыплят: они становятся гладенькими, словно кожа танцора. Прекрасная работница. А еще она отлично стирает — не придется таскать одежду к сукновалу.

Услышанное заинтересовало даже меня. Но какой-то мужчина покрупнее оказался первым.

— Как раз то, что я искал, — сказал он, хватая рабыню за руку. — Но скажи: можешь ты доказать, что она родилась в Аттике и от рабыни? Да? Хорошо. А то среди чужеземцев, ставших военной добычей, попадаются очень хитрые, а порой и капризные. Даже непокорные.

Он постоял, глядя на рабыню и задумчиво потирая подбородок.

— Сколько? Три сотни? Это слишком дорого. Вопрос: долго ли она протянет? Насколько она здорова, в данный момент? — Он повернулся к аукционисту. — Плачу двести пятьдесят, но сначала пусть она раздевается, ясно? Я должен убедиться, что ее хватит надолго.

И женщину, которая покраснела так густо, словно была юной красавицей, раздели и повернули, разглядывая со всех сторон.

— Дряблая и бледная, но не слишком старая, — решил покупатель.

Не обладая уверенностью и властностью этого человека, я замешкался и не сумел купить пожилую рабыню, которая отлично справилась бы с моим хозяйством. Несмотря на свой возраст, она выглядела достаточно выносливой, чтобы носить воду и таскать тяжести.

— А я его знаю! — сказал чей-то голос возле моего локтя, недружелюбный, но смутно знакомый. Я не был уверен, что он обращается ко мне, и сосредоточил все свое внимание на аукционисте, который перешел к следующему рабу, на этот раз юноше.

— Этот мальчик, чья сила и ловкость еще непременно разовьются, — хорошее приобретение. Он может долго идти с тяжелой поклажей и некоторое время был рабом в армии Александра.

— А с чего это его освободили от службы? — подозрительно спросил какой-то зевака. — Слишком дерзок? Или слишком ленив?

— У мальчика было три хозяина, — начал объяснять аукционист. — Один из них, афинянин, выкупил его, став военачальником. Этот афинянин был ранен и оставил войско после битвы при Иссе. Он вернулся домой, где вскоре умер, а мальчишка, после того как огласили завещание, был продан Эпихару. Все это законно, я могу показать бумаги.

— Не знаю, — сказал любопытный, с сомнением глядя на мальчика. — Когда произошла эта битва, он, наверное, был совсем малявкой. Либо плохо растет и всегда будет недоноском. Таких кормишь-кормишь, а все без толку.

— Я не доверяю рабам из армии, — заявил другой. — Слишком уж много им известно об убийствах и грабеже. Хитрые бестии.

— Вы посмотрите на его мускулы, — не сдавался аукционист. — Встань, мальчик. Повернись. Я обнажу его. Глядите, какой поджарый и сильный, какие прекрасные пропорции!

Как и старая рабыня, мальчик покраснел, когда его раздели и начали рассматривать. Обнаженный, он не был особенно красив, но кому-то это могло показаться преимуществом. Нет ничего более утомительного, чем владеть рабом, которому вечно строят глазки твои же собственные друзья, мечтая его купить — или затащить в постель. Этот же мог таскать тяжести — весьма полезное качество. Интересно, он сумеет открывать дверь посетителям и запоминать имена? На таких аукционах сложно проверить умственные способности рабов, тогда как их физические данные очевидны. Как раз физические данные этого мальчика подвергались внимательному изучению со стороны покупателей, которые ощупывали его руки и суставы. Один мужчина даже потер его мошонку, но тут вмешался аукционист.

— Есть вещи, которые не позволено делать с товаром, пока вы не выложили свои драхмы!

Неутомимый аукционист вытолкнул вперед следующего раба, кажется, последнего в этой партии: высокого, очень мускулистого, с мощной шеей. Его волосы уже начинали седеть, но борода, которую вообще-то позволено носить лишь гражданам, была очень темной. Сквозь волосы и грязь, покрывающие его тело, виднелось клеймо. Когда этого мрачного здоровяка повернули, взорам публики представилась спина, сплошь покрытая полосами от бича — знаками, понятными каждому.

— Какой уродливый тип! Смутьян! — раздались возгласы в толпе.

— Он получил хороший урок, — как ни в чем ни бывало сказал аукционист. — Зато как силен, посмотрите. Отправляетесь в путешествие всей семьей? Вот вам страж, один вид которого внушает опасения: разбойники дважды подумают, прежде чем связаться с этим парнем. Он понесет детей, кувшины с маслом или котомки с шерстью. Он умеет обращаться с мулами. Да он понесет мула, если надо!

— Скажи лучше: он сам мул, — сказал голос рядом со мной. — Я его узнал. Я протестую, этих рабов нельзя так продавать! Я знаю, кто они!

А я знал его — ибо то был Эргокл, курносый человечек с гривой каштановых волос. Гражданин, ввязавшийся в драку с Ортобулом и бросивший ему вызов в суде. Эргокл, для которого смерть ненавистного соперника Ортобула стала большой удачей.