Зачарованный киллер-2 - Владимир Круковер

Я запер вагончик и подошел к бухгалтерше.

— Вера Петровна, — обратился я к ней с непривычной для нее вежливостью, — телеграмму я получил, дочь сильно разбилась на мотоцикле. Улетаю первым самолетом. Отпечатайте приказ об отпуске за свой счет, исполняющим обязанности оставляю инженера.

— Ничего печатать не буду, — заартачилась толстуха, — директор скажет — тогда напечатаю.

— Слушай, ты, дура толстожопая, — перешел я на привычную ей форму общения, — я уже ушел, в зверинце с этого момента нет начальника, если что случится — отвечать будешь только ты — за неисполнение приказа.

Москва, Полежаевская, квартира Верта, 8–20, 2000 год

В тысячный раз я пожалел о своем отвращении к допингу в форме «Аквавите». (Поясняю, что в переводе с латинского это словосочетание означает «вода жизни». Именно так наши разумные пращуры называли смесь спирта с водой, используя ее только в качестве лекарства в объеме нескольких капель. Современные люди пользуются этим лекарством прошлого весьма неразумно, забывая, что оно имеет некоторые побочные последствия).

Ожидание было неприятно. Нарастала тревога, что я переоценил свои силы, труп на полу вызывал скорбные ассоциации, а тут еще за бородатым фраером надо было следить, он мог со страха натворить что–нибудь.

Экие у меня насыщенные событиями времена настали!

О своем выстреле я не жалел. Сами виноваты. К тому же, судьба очень уж хотела превратить меня в киллера. Для этого она извлекла меня из виртуального рая БОМЖевания. (Жевания со звуком: «Бом»).

— Уверяю, кассир с помощником будут с минуты на минуту… — Этот бородатый «вещатель» всерьез считал время, страх — страшная штука.

— Верю, — мрачно сказал я. Тем более, что в дверь позвонили.

— Иди, открывай. Я буду сзади. Учти, эта штука нацелена тебе в затылок. — Я выразительно потряс бесполезной авторучкой.

Вскоре дело было сделано. Очкастый кассир выложил указанную сумму безропотно, он совершенно не подозревал о причине столь срочного вызова. Мне показалось, что даже отвращение к переноске трупов, для него не столь велико, как расставание с деньгами. Во время всех этих манипуляций я дружески обнимал «вещателя» за накладные плечи кителя, так что провокаций со стороны его подчиненных не последовало. Закрыв за ними дверь я принес из ванной швабру и тщательно замыл противное пятно на полу. Потом я собрал свое нехитрое имущество, положил плитку долларов в карман, а ключи — на столик в прихожей, окинул квартиру прощальным взглядом и вышел.

Подъездом я пренебрег. Залез на чердак (чердачный люк был снабжен замком, который даже я смог открыть), прошел под крышей до последнего подъезда, потыркался в запертый снаружи люк, выбрался на скользкую крышу и спустился по пожарной лестнице. (У какого–то мастера детективов я читал, что именно так следует уходить от погони). Уже во дворе я посмотрел в сторону своего подъезда и убедился, что писатель был прав — там стояли две машины и стояли они явно по мою душу.

Все было не так уж плохо, только хлопотно. Странная последовательность событий. Не проиграйся я в казино, у меня не было бы избыточного адреналина в крови. Не будь я так раздражен, я не решился бы стрелять. Не стань я стрелять, у меня изъяли бы 12 тысяч. Видимо Фортуна твердо вознамерилась лишить меня этой суммы. А я воспротивился. И тогда она милостиво вернула мне деньги. Так, надо запомнить: противиться судьбе можно.

Сейчас передо мной было две задачи: снять новое жилье и отправить деньги дочке. Не зря же Фортуна проявила такую терпимость именно к этой сумме, которую я буквально вытащил из ее рук. (Из невидимых, астральных, так как физические руки у этой мадам заняты измерительными приборами). Я остановил такси (в Москве можно махать рукой перед любым транспортным средством, даже водитель троллейбуса готов подхалтурить частным извозом. Не следует лишь останавливать машины с шашечками на борту, цены у их водителей по карману только Гусинскому) и поехал в квартирное агентство на Тверской.

Выйдя у гостиницы «Октябрьская» я поднялся на третий этаж. Я уже пользовался услугами этого агентства. И пока я шел, мысли меня посетили те же. Наверное, думал я, эта гостиница по сей день принадлежит государству. Иначе, чем объяснить тот факт, что в отеле, расположенном в центре города, половина площади отдана не богатым гостям, а чахлым агентствам и фирмам посреднических (а следовательно, в России — мошеннических) услуг? Я знал один государственный гастроном, принадлежащий какому–то «…коопу» или «…торгу». То ли — «рыб», то ли — «воен». Так я специально туда ходил, когда испытывал ностальгию по СССР. Одна единственная касса, куда обязательно надо отстоять очередь, ленивые продавщицы, взирающие на посетителей, как на досадное недоразумение, полупустые полки, отсутствие упаковочной бумаги (не говоря о пакетах) и обязательный вопль кассирши: «Мелочь давайте, мелочь, нету у меня сдачи!». Эта гостиница напоминала мне тот гастроном.

Я вошел в агентство и безропотно заплатил говорливому юнцу 200 рублей. За это он дал мне распечатку с адресами, которую ввел в компьютер из свежего номера газеты «Из многих рук в одну руку». Зато отсюда можно было переговорить с хозяевами (вернее — хозяйками, такое впечатление, что вся сдаваемая в аренду недвижимость в Москве принадлежит женщинам. Недалек тот час, когда у наших дам начнут отрастать бивни).

Мальчик, упрятав с подчеркнутой небрежностью, деньги в ящик стола, подключился к звонкам. Он звонил со второго телефона, разговаривал требовательно и высокомерно. Он явно напрашивался на чаевые. Чаевых я ему не дал, зато царственным жестом отказался от квитанции о получении основной суммы. Уже выходя я услышал, как скрипнул ящик стола. Клерк не надеялся на стабильную зарплату, полагаясь на себя больше, чем на владельцев фирмы.

Грозный, декабрь, второй год перестройки

Я вышел на проспект и у кинотеатра быстро поймал частника. Меня ждал вокзал, трудности посадок на любой поезд, лишь бы быстрей, не было. Так я и сделал, а через 40 минут поезд нес меня в Краснодар, на юг. Уютно устроившись на верхней полке плацкарты, я прикрыл глаза и попытался проанализировать случившееся. Я уже начинал жалеть о своей активности, возможно, они с самого начала преувеличивали мою роль в связи с беглой невестой, теперь же я дал им подтверждение их опасений. Впрочем, кто знает, что лучше — вышел бы я из гаража живым после того, как узнал о них? Что теперь гадать. Кроме них, меня вскоре может начать разыскивать милиция. Хотя милиция Грозного скорей спишет это дело, чтоб не вешать на себя лишнее, как несчастный случай. Особенно, если не будет близких или родственников погибших. А у таких охламонов, как сержант или гражданский, родственники могут быть только в аду, среди хвостатых с копытцами. Другое дело, что мафия может сознательно стимулировать милицию, чтобы разыскать меня с их помощью. Такой вариант тоже нельзя сбрасывать со счета. В любом случае мне следует затаиться, страна велика, а возможности чеченцев ограничиваются их страной и Москвой, где они чувствуют себя еще вольготней.

А девчонку все же жаль… Красавица… Хотя… что я о ней знаю. И, будь честен, тебя к ней влекло не только сочувствие или желание помочь. Как это часто бывает с мужиками (настоящими мужиками) твои поступки процентов на пятьдесят стимулировал особый орган, расположенный ниже живота. Но, красавица, черт меня побери!..

Черт меня не побрал. Тогда я решил отвлечься, так как ни спать, ни есть не хотелось. В спешке я не купил в дорогу никакого чтива; покопавшись в дипломате, я вытащил лишь свою злосчастную тетрадь, так болезненно напоминавшую про неволю. Я раскрыл ее в середине и сразу бросилась в глаза выписанная сентенция:

«Человек, бездействующий, когда на его глазах совершается несправедливость, гораздо более преступен, чем тот, кто ее совершает».

Да, похоже, что и в тюрьме я был розовым идеалистом, если такое записывал. Что там дальше, интересно?

«…Не успел я переписать это изречение, как от тетради меня отвлек визг, переходящий в рычание. Посреди барака схватились Юрка Слепой и Адмирал Нельсон. Слепой действительно слеп, а сидит за кражу. И не первый раз. Нельсон — инвалид, у него искалечена вся правая сторона, рука практически бездействует, нога волочится, а глаз частично выбит и торчит на изуродованном лице наподобие дули, далеко выходя из глазницы. Обычно они дружат: Нельсон помогает Слепому ориентироваться, а Слепой служит ему подпорой, помогает ходить без костыля. Что–то они не поделили?

Они дерутся с переменным успехом, жестоко и бес сильно, а я сижу на шконке с книжкой в руках и смотрю на них с унылым равнодушием. Да, «человек, без действующий…» Сюда бы автора этой благородной мысли!»