На крутой дороге - Яков Васильевич Баш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лукинична, сверкая повлажневшими глазами, принимала всех растроганно и приветливо.
Но особенно шумно торжествовал Юрасик. Без устали запускал бумажные самолеты, сталкивал их друг с другом и выкрикивал, стараясь, чтобы его услышали непременно все:
— Смотрите, смотрите! Вот так мой папа фашиста сбил!
VII
Когда гости разошлись и с Лукиничной остались лишь Крихточка и Килина Макаровна, примчалась Лариса. После того испуга — да еще какого испуга! — за своего Лебедушку, так увлекшегося на вечеринке Надеждой, она впервые заглянула сюда. Все эти дни Лариса избегала встреч с Надеждой.
Но и сейчас Лариса долго не задержалась. Общество Крихточки было для нее невыносимым. И она сразу же потащила Надежду к себе.
Нетрудно было заметить, что появление Лебедя в доме Шафоростов вырыло между соседками глубокую пропасть. Даже мать Ларисы — тихая и смирная женщина, прежде дружившая с обеими кумушками, — теперь избегала и чуждалась их. И причиной такого разлада было не столько то, что Лебедь женился на Ларисе, сколько сама форма женитьбы. Оказывается, Лебедь уже давно жил у Ларисы. Они и расписались потихоньку, без шума. «Все не по-людски, все тайком!» — возмущались женщины.
Но Надежда не видела в этом ничего темного и беззаконного, как доказывала Крихточка, и ничуть не обиделась на Ларису, не сразу открывшуюся ей в своем замужестве. Лебедь для Ларисы был неожиданным и таким огромным счастьем, что она даже друзьям не решалась говорить о нем, словно боясь, чтобы кто-нибудь не перехватил его.
Лукинична, закрывая за Ларисой и Надеждой дверь, ласково напомнила:
— Не забудь же, дочка, поблагодарить Аркадия Семеновича. Спасибо ему. Другому все равно — ждешь ты письма или нет, а он, вишь, сам зашел: «Нет ли чем, Лукинична, порадовать Надийку?» Славный человек!
Уже немало Надежда слышала о нем: «смекалистый», «Эдисон», но это материнское «славный человек» особенно тепло легло на сердце.
У Ларисы Надежду ждал приятный сюрприз: тут был Шафорост. Когда они вошли, он держал шляпу в руке — видимо, собирался уходить — и сосредоточенно слушал Лебедя. Слушал и соглашался с ним. Надежда еще раньше заметила, что Шафорост всегда прислушивается к его мнению — вчера на оперативке он говорил о неполадках в цехе буквально словами Лебедя, — и удивлялась, как Лебедю удалось столь быстро завоевать доверие даже такого человека, как Шафорост.
— О, Надежда Михайловна! — воскликнул Шафорост. — Рад вас видеть. Пожалуйста, садитесь! — Он бросился за стулом и сразу остановился. — Да садитесь лучше тут. — И запросто, схватив ее за руки, потянул к дивану. — Тут удобнее. Ну как вы себя чувствуете? Лучше? Чудесно!
Надежда не ждала такого радушия. На заводе Шафорост казался суховатым и никогда не допускал фамильярности, А тут, в домашних условиях, он был совсем иным: простым, искренним, ласковым, особенно по отношению к ней. Надежда просто растерялась.
— Прежде всего поздравляю с успехами и вас и вашего фронтовика! Молодец, Василь! Сбить «мессера» — это не шутка. Поздравьте его от меня. — И, загораясь, добавил: — От всех нас! Обязательно! Нужно, чтобы он знал, как мы гордимся им.
— А мы пошлем ему письмо от всего коллектива, — вставил Лебедь.
— Идея! Блестящая мысль! — с увлечением подхватил Шафорост. — Это письмо поднимет дух не только у него, но и у всей части!
— А боевой успех фронтовика поднимает настроение на заводе, — добавил Лебедь.
— Абсолютно верно. Чудесно, — поддержал его Шафорост. — Ну и голова у тебя, Аркаша! — и дружески хлопнул его по плечу.
Лебедь сдержанно усмехнулся. А Лариса просто сияла от похвалы ее Аркашику.
Она была до такой степени ослеплена, что не видела никого лучше и умнее Лебедя. Не сводила с него глаз, дышала его дыханием, оберегала его, как ребенка. Стоило ему встать босиком на пол, она приходила в ужас, как бы он не простудился. Опасаясь, не похудел бы он, запрещала ему обедать в заводской столовой, ссорилась с матерью из-за выбора блюд, ни одна молочница не могла угодить ей. И даже не позволяла умываться холодной водой.
— Ух ты ж головастенький мой! — влюбленно обхватила она его голову и, не стесняясь присутствующих, нежно обняла.
Мать, сухонькая, курносая женщина, тоже вся была поглощена зятем. Она понимала его с полуслова. Не успевал тот перешагнуть через порог, как у нее уже все было готово: вода для рук нагрета, полотенце чистое — оно менялось дважды в день, обед на столе и, для аппетита, графинчик водки, заправленной стручком перца. Теперь мать даже своему сыну, которым гордилась не только она, но и весь город, уделяла меньше внимания, чем зятю.
Но сын не ревновал ее к зятю. Лариса была его единственной сестрой, и он любил ее нежной братской любовью. Он больше всех переживал ее физические недостатки, тревожился за ее судьбу, опасался, что она не найдет себе подходящей пары, и поэтому, как никто в доме, радовался ее замужеству. Для счастья сестры Шафорост готов был пожертвовать не только материнским вниманием, но даже самим собой. Ради Ларисы он, казалось, не замечал недостатков Лебедя и преувеличивал его достоинства.
Жила Лариса и до этого не бедно. Брат не жалел для нее денег. Все его премии шли на сестру. О ней он заботился больше, чем о своей жене. Но с появлением Лебедя квартира их стала изысканно богатой. Чувствовалось, что Лебедь умел и любил хозяйничать. На стенах, на полу появились ковры, вместо старого пианино сверкал лаком концертный рояль, обычные стулья заменили креслами. Почти в первые же дни ему поставили телефон. Люди завидовали умению Лебедя устраивать свой быт, а Крихточку это приводило в неистовство.
— Лебедушка, ты чаю хочешь? — кошечкой ластилась к нему Лариса. — С вишнями, хорошо?
Не успел он кивнуть, а чуткая теща уже порхала вокруг стола.
— Почему ты не раздеваешься? — пристала Лариса к брату.
— Не могу, сестра. Сейчас поеду.
— Так ты не хочешь с нами и чаю выпить?
— На завод спешу.
— На завод, на завод, — обиженно надула губы Лариса. — Ты уже и ночуешь на заводе.
— Нужно, сестра, нужно. Ну, друзья, до свидания!
— Аркаша, что это такое? — пожаловалась она мужу как старшему в доме.
— А в самом деле, Захар, — сказал Лебедь, — оставайся на чашку чая.
И Шафорост остался.
— Ах ты же баловница
