Книга Легиона (Журнальный вариант) - Наль Подольский

Он приехал в тот же вечер. Хорошенько выпив и закусив, они посмотрели телевизионный сериал, и он остался у нее на ночь. На другой день все повторилось, и к концу недели Марго пришла к выводу, что скука - это разновидность комфорта.

В сентябре Марго получила бандероль от Платона. В ней обнаружилась довольно объемистая компьютерная распечатка, заголовок которой гласил: "Книга Легиона". Марго прочитала ее целиком, хотя и без большого интереса.

- Фантазер,- покачала она головой.- Да и был ли вообще Легион?

Книга Легиона

Он родился в год розового свечения. У нас на севере мало кто обращает внимание на переменчивые оттенки неба в темное время суток, на эту игру атмосферного электричества, но его мать - тогда еще будущую мать завораживали потоки красноватого, порой даже кровавого цвета, вливавшиеся в ту слякотную петербургскую зиму в привычную лиловую гамму ночной небесной фосфоресценции. Специалисты по магнитным бурям и прочим космическим явлениям могли бы, вероятно, объяснить, какими именно излучениями обусловлен сей оптический феномен, но беременную женщину вполне устраивало подсознательное ощущение присутствия в мире чего-то необычного.

Ребенок родился душной августовской ночью, когда трудно вообразить, что обложенное тучами беспросветно черное небо в другое время года способно светиться. Появление сына на свет она не смогла осмыслить как событие рядовое и хотела дать ему имя, вторгшееся в ее сознание во сне - Гелион, в честь солнечного бога. Но девица, заполнявшая метрику, по рассеянности написала "Легион" и ухитрилась уверить протестующую мать, что это имя звучит лучше.

В течение первого года жизни ребенка ее не покидало смутное чувство присутствия чего-то странного, порядком ее утомившее, отчего она стала невольно относиться к сыну даже чуть настороженно, пока после отнятия младенца от груди беспокоящие ее ощущения до поры до времени не исчезли.

Заговорил он поздно, после четырех лет, но отсталым ребенком его никто не считал. Все единодушно твердили, что мальчик очень умный и скорее всего одаренный. Причиной был его отрешенный, но какой-то проникающий взгляд, который он никогда не отводил в сторону первым, и среди взрослых не находилось желающих всматриваться в эти спокойные и слишком внимательные детские глаза. И еще: никто не выказывал обычно столь распространенного стремления потискать ребенка, затеять с ним на полу или на диване возню - не то чтобы он этому противился, а просто как-то не получалось.

Игрушками он не интересовался, а когда ему их навязывали, даже проявлял недовольство. И, конечно, никто из взрослых не догадывался, что он уже давно, с первых же проблесков сознания, нашел себе игрушки в тысячу раз интереснее, чем нелепые ярко раскрашенные предметы, приносимые гостями и складываемые у его кроватки в унылую кучу.

Появление около его детской кроватки матери, имевшей тогда образ Обладательницы теплого соска с молоком, предварялось плавным приближением некоего приятного сгустка тепла и света, которое он ощущал даже с закрытыми глазами или во сне. Позже он стал видеть шары золотистого цвета, и однажды ему показалось, что шары двигаются скорее или медленнее в зависимости от его собственного желания. Ему захотелось заставить один из них перемещаться в обратном направлении, однако шар не подчинился его мысленному приказу и только немного замедлил движение. Это вызвало у него обиду и раздражение, он готов был заплакать, но вдруг увидел, как шар приобрел красноватый цвет и поплыл в сторону матери, вызвав с ее стороны целый поток тревожных зеленых уже не шаров, а вытянутых каплевидных форм.

На втором году жизни он вполне освоил игру в цветные шары не только с матерью, но и со всеми, кто оказывался в поле его зрения, и на языке этих красочных объектов распознавал широкий спектр человеческих эмоций, большинство из которых его детскому уму были пока непостижимы. Он научился управлять движением шаров, деформировать их по собственной воле и тем самым в определенных пределах манипулировать душевными состояниями других людей. Чаще всего жертвой неведомых никому способностей ребенка оказывался его дядька со стороны матери, который, приходя, считал своим долгом облобызать племянника мясистыми губами, хотя эта процедура - маленький Легион знал это совершенно точно - доставляла ему почти такое же отвращение, как и предмету его внимания. Он долго и медленно ел, много говорил, вернее, не говорил, а рассуждал и поучал, непрерывно распространяя неприятные приплюснутые шаровидные тела серого цвета. Мальчик научился усилием мысли вытягивать их в жгуты, разрывать на части и в таком виде возвращать говорящему, отчего тому через некоторое время становилось жарко и душно, он сбивался с мысли, недоуменно оглядывался по сторонам, подозрительно посматривал на ребенка и вскоре откланивался.

К концу третьего года жизни Легион пережил событие, сильно встряхнувшее его сознание. Был дождливый ветреный день, непрерывная дробь капель по стеклам раздражала ребенка, он с утра капризничал. Мать пыталась заинтересовать его игрой в кубики, но он с деловитым упрямством расшвыривал их по сторонам, и, оставив его за этим занятием, она удалилась на кухню. В доме больше никого не было. Раскидав кубики, он побрел за матерью и, остановившись в дверях, стал наблюдать, как она режет овощи для салата, она же его не видела. Его интересовали не сами ее действия, а поток цветных шаров, который они порождали. Помимо скучных коричневатых, означавших озабоченность хозяйственными делами, по воздуху плыли лиловые шары разных размеров и оттенков, и он понимал, что они выражают удовольствие от сочного звука, с которым нож разрезает овощи, от их запаха и от предчувствия, какими вкусными они покажутся на тарелке. Периодически появлялись хорошо знакомые ему золотистые шары - когда она думала, что эта еда понравится мальчику и он будет есть с аппетитом. Но было и другое, непонятное - бледные желто-зеленые продолговатые образования, он смутно чувствовал, что за ними крылись обида, тоска и беспокойство, направленные на кого-то, ему неизвестного. Постояв с минуту у двери и все еще не замеченный матерью, он, движимый любопытством и остатками раздражения, не растраченными на кубики, заставил весь этот размеренно двигавшийся цветной поток остановиться, смешаться и направиться назад, к своему источнику. Мать вздрогнула, и, еще не успев услышать ее негромкого вскрика, он увидел вереницу вздрагивающих оранжевых шаров боли и досады. Окружающее пространство и его самого поглотили прозрачные пульсирующие волны, мощью превосходящие - он это чувствовал с предельной ясностью - все действующие в природе силы. Все кругом вдруг стало для него прозрачно и понятно, он словно отделился от своей телесной оболочки, мог проникать взглядом сквозь любые препятствия и познавать внутренний мир любого живого существа - матери, бестолково и суматошно искавшей в шкафу пузырек с йодом, мух на оконном стекле, голубей на карнизе дома напротив, кошек, собак и прохожих на улице.

Детский мозг не выдержал неожиданно обрушившейся лавины информации маленький Легион потерял сознание и осел на пол. Мать, едва успев обмотать порезанный палец платком, отнесла ребенка в постель и стала смачивать ему виски и лоб холодной водой, пытаясь привести его в чувство, но он только конвульсивно вздрагивал, и губы лепетали что-то, совершенно ей непонятное; несколько раз он повторил странное и неприятно звучащее слово: "Гаах". Затем все его тело отчаянно напряглось и изогнулось дугой, а на губах выступила пена. Вспомнив то немногое, что ей было известно об эпилепсии, она засунула ему в рот деревянную ложку и вызвала "скорую помощь".

Легион попал в больницу, ночью у него начался сильный жар. Заведующая отделением затруднялась поставить диагноз: часть симптомов указывала на менингит, а часть совершенно к нему не подходила.

С тех пор за ним ничего странного не замечалось, если не считать того, что он был не по возрасту замкнут и по-прежнему не интересовался игрушками. В школе учился хорошо, но друзьями не обзавелся и в обычных ребячьих затеях не участвовал. Таких детей, как правило, не любят, и они становятся в классе козлами отпущения. Но с Легионом этого не случилось: когда его пытались дразнить или провоцировать на драку, достаточно было его спокойного проникающего взгляда, чтобы остановить нападавших. Нельзя сказать, чтобы его пугались - нет, просто пропадала охота не то что конфликтовать, но и вообще иметь с ним дело.

Игру в цветные шары он забыл. Защитные реакции сознания вытравили этот круг воспоминаний из его памяти. Только ночами изредка его преследовали медленно плывущие цветные шары и виделись диковинно одетые люди, говорящие гортанными голосами,- тогда он просыпался в страхе и боялся снова засыпать в темноте.