Быть лучшей - Барбара Брэдфорд

– Не беспокойся, все в порядке.

Подавив вздох, Эмили взяла Натали за руку.

– Пошли домой, выпьем чего-нибудь, чтобы полечить твой животик. Да и тебе бы лучше отправиться с нами, Линнет. Надо же сменить наконец трусики.

– О, спасибо, Эмили, – проговорила Пола, откидываясь на спинку шезлонга.

– Обедаем в час, – сказала Эмили, – а ужинаем в «Ля Резерв». Я заказала столик на четверых.

– Замечательно. Надеюсь, ничто не помешает, – засмеялась Пола. – Как хорошо ты придумала. Ведь мы там Бог знает сколько не были, а это одно из любимых моих мест.

– Знаю. – Довольная похвалой, Эмили направилась к дому. Но тут же остановилась и бросила через плечо: – Между прочим, сегодня днем мне нужно съездить в Монте-Карло, там мне склеивали старинную фарфоровую посуду. Не хочешь прокатиться со мной? С делами я справлюсь в пять минут, а потом побродим по городу, выпьем чаю в «Отель де Пари», как когда-то, когда была жива бабушка.

– Отличная идея, Эмили, с удовольствием.

Эмили широко улыбнулась и, подхватив своих подопечных, направилась к дому.

Пола проводила их взглядом. Девочки, доверчиво держа Эмили за руки, шагали по обе стороны от нее. Они были очень похожи, их вполне можно было принять за родных сестер – обеих отличал знаменитый хартовский окрас: рыжие волосы, зеленые глаза, розовые щеки. Это были чудесные дети, будто с полотна Боттичелли.

К Поле подошел Патрик, встал у шезлонга, тронул за руку, заглянул в глаза:

– Мамочка…

– Что, милый?

– Мамочка… эта бедная птичка. Гидеон забрал ее. И похорон теперь не будет, – жалобно произнес Патрик.

– Ну почему же, непременно устроим похороны, – мягко сказала Пола, беря его маленькую грязную руку и вглядываясь в ангельское личико. Сегодня его черные глаза горели, а выражение лица, что случалось, увы, нечасто, было оживленным. У Полы от радости сердце подпрыгнуло.

Она улыбнулась сыну и продолжала:

– Я уверена, что Гидеон принесет птичку обратно, мы попросим у мадам Соланж какую-нибудь коробку из-под печения, положим туда птичку и после обеда устроим похороны. Обещаю тебе это, милый.

Патрик склонил голову и внимательно посмотрел на мать.

– Похороним ее в саду? – Патрик улыбнулся медленной, неуверенной улыбкой.

– Конечно. Эй, смотри, кто это к нам идет!

Патрик повернул голову и, увидев Шейна, расцвел. Вырвал у матери руку и побежал к отцу.

– Осторожно, Патрик! – обеспокоенно крикнула ему в след Пола. – Смотри не упади.

Патрик не ответил. Он бежал со всей прытью, на которую были способны его маленькие ножки, и кричал на ходу:

– Папа! Папа! Папа!

Шейн подхватил сына, высоко подбросил, усадил на плечи и, смеясь, побежал с ним к бассейну. Патрик подгонял:

– Иго-го, лошадка, иго-го! Иго-го, умница! Иго-го!

– Мы поплаваем, хорошо, дорогая? – крикнул Шейн. Опустившись на колени, он бережно поставил Патрика на землю.

– Конечно, милый, – откликнулась Пола.

Она выпрямилась, чтобы получше видеть сына и мужа, и приставила козырьком ладонь к глазам.

Шейн, прижав к себе Патрика, спрыгнул в бассейн в мелком месте, и они принялись играть и плескаться, смеясь и крича от удовольствия. Лицо Патрика светилось радостью и возбуждением. Шейн тоже явно наслаждался купанием.

Издали его сын ничем не отличался от любого семилетнего ребенка, беда, однако, заключалась в том, что он был навеки обречен оставаться семилетним. Он вырастет, но в умственном отношении навсегда останется ребенком. И с этим ничего не поделаешь, надежды на перемену нет. Когда обнаружилось, что Патрик болен, Пола принялась винить себя, считая что причина в ее генах: наверное, она унаследовала порок от деда. В свое время у Пола Макгилла в Австралии родился от законной жены Констанс сын Говард. Родился больным и умер несколько лет назад. Пола настолько убедила себя, что дело именно в ней, что заявила Шейну: больше рисковать нельзя, придется обойтись без других детей. Шейн высмеял ее и заставил пойти на прием к Чарльзу Хэллинби, ведущему специалисту в области генетики.

Оба они прошли тестирование, которое показало, что порок сына никоим образом не связан с родителями. Болезнь Патрика была необъяснимой – этакая шутка природы. Профессор Хэллинби, изучив историю обеих семей, сказал Поле, что у сына ее деда развитие могло нарушиться еще во внутриутробный период, так как во время беременности Констанс Макгилл сильно пила. Об этом же не раз говорила и мать Полы, Дэзи. В конце концов ей пришлось признать, что доктор и мать, скорее всего, правы. Естественно, она вздохнула с облегчением. Вскоре она снова забеременела, и родилась Линнет – абсолютно нормальный ребенок.

Пола не делила любви между детьми и старалась быть одинаковой со всеми, но где-то в глубине души она знала, что Патрик занимает в ее жизни особое место. Был в ее любви к больному мальчику – может, как раз именно потому, что он был болен и, следовательно, раним и беззащитен, – какой-то надрыв.

Его братья и сестры тоже любили его, заботились о нем, и Пола была им за это очень благодарна. Часто она думала, как ужасно было бы, если бы дети презирали его либо дичились, что нередко бывает в семьях, где есть неполноценный ребенок. Но Лорн, Тесса и даже маленькая Линнет всячески опекали Патрика, ничуть не меньше, чем они с Шейном. Да и кузены с кузинами тоже. Конечно, трагедия, что Патрик родился таким. Но Пола видела, как его природная доброта и кроткий нрав, компенсируя изъян, делали его любимцем семьи и, разумеется, выявляли лучшие свойства души у тех, кто его окружал.

Больной ребенок – как незаживающая рана на сердце, которая все время болит. Пола порывисто вздохнула и, пытаясь отогнать грустные мысли, посмотрела на две темные головы, все еще мелькающие над поверхностью воды. Муж. Сын. О, как она их обоих любила!

Она с удовольствием наблюдала за их игрой.

Порой Шейн всячески оберегал сына, а порой, вот как сейчас, буянил с ним, и по доносившемуся до нее веселому визгу Пола понимала, что Патрик от души наслаждается общением с отцом, которого он боготворил. Горячая волна радости нахлынула на нее, унося с собой тоску и печаль.

Пола откинулась в шезлонге и прикрыла веки, ощущая, как в душу входят мир и покой. Но, услышав голос Уинстона, мгновенно выпрямилась и открыла глаза.

Он появился у бассейна с большим подносом, на котором было полно пластиковых стаканов. Рядом с ним деловито вышагивал его племянник Джайлз Стэндиш, младший сын его сестры Сэлли, графини Дунвейл. Джайлз изо всех сил сжимал в руках большой графин лимонада.

– Доброе утро, тетя Пола, – заговорил девятилетний Джайлз по-французски, – этот лимонад для тебя.

Все лето Джайлз демонстрировал свое знание языка. Он брал специальные уроки и не упускал случая показать, на что способен, к немалой досаде сверстников, которые не могли похвастаться своим французским. Но их постоянные подначки ничуть его не трогали. Он упрямо продолжал говорить по-французски.