Смотри, как они умирают - Эд Макбейн

— Если пойду я…

— Если пойдешь ты, ты все испортишь. Ты думаешь, если ты убьешь его, тебе это поможет, Паркер? Ты думаешь, это ответ?

— Я не понимаю, о чем ты, черт возьми, говоришь!

— Если туда пойдешь ты, уверен, ничего не добьешься ни для себя, ни для города. Наоборот, Миранда станет героем. Я тебе точно говорю. Ты убиваешь его, и район получает мученика. Следующие шесть недель детишки будут играть в игру «Пепе Миранда и полицейские».

— Черт с ними, с детьми. Ты думаешь, мне это интересно?..

— Что ты собираешься доказать им, Паркер? Ты хочешь, чтобы в течение десяти лет у тебя появилась еще сотня таких вот Миранд?

— А что ты собираешься доказать им? — саркастически спросил Паркер.

— Если его убью я, — спокойно ответил Эрнандес, — район не получит ничего, кроме мертвого бандита.

— За ним идешь ты, Фрэнки, — решил Бирнс.

— Спасибо.

— В машину, Паркер. Передай по рации людям в соседнем квартале, что пора начинать. Я хочу, чтобы по нему стреляли из тех окон.

— Вы посылаете туда Эрнандеса?

— Да. Есть предложения?

— Есть, черт побери, я…

— Оставьте их для мэра! — отрезал Бирнс, развернулся и зашагал к полицейскому, который держал мегафон.

Паркер, не отрываясь, смотрел ему в спину, потом в ярости сплюнул и пошел в другую сторону, к патрульной машине.

Репортер за заграждением схватил Эрнандеса за рукав:

— Эй, вы тут главный?

— Нет.

— А кто? Нельзя ли нам несколько ваших людей для фото?

— Полицейское управление пришлет вам фотографии, — ответил Эрнандес, оттолкнул репортера и направился в кафе. — Взгляни-ка на этих ребят, — обратился он к Луису. — Они сосут ярость и злобу из той же соски, что и Миранда. — Он удрученно покачал головой. — Он ждет смерти, Луис, понимаешь? Он ждет, чтобы мы пришли и убили его.

Луис кивнул.

— И знаешь что? Думаю, он хочет умереть. Думаю, он хочет покончить с этим раз и навсегда.

Две девушки повернули с авеню и остановились в начале улицы, очевидно больше заинтересованные в том, чтобы что-нибудь началось, нежели закончилось. Обе высокие, брюнетки. На одной было обтягивающее ярко-красное платье. На другой — почти такое же, только желтое. Платья довольно откровенные; они вовсе не предназначались для хранения секретов. Малейший вздох туже натягивал шелк, под которым четко вырисовывались каждый мускул, каждая выступающая косточка, каждый изгиб, каждая впадинка, каждая выпуклость, стараясь привлечь к себе взоры как можно большего числа зрителей. Девушки были определенно не робкого десятка. Они умудрялись двигать всем: бедрами, грудями, животом, всячески помогая платьям демонстрировать свои неотразимые прелести. Они были настолько по-голливудски глянцевыми, что казались ненастоящими. Если у районных проституток имелось общее качество, то это способность походить на кого угодно, только не на бедных уличных дешевок. Как правило, районная проститутка — наиболее хорошо одетая девушка на улице. Ее ухоженность больше, чем все другие черты, позволяет понять, каков именно род ее занятий.

Девушки подошли прямиком к заграждению и остановились. Та, что в красном, дотронулась до руки ближайшего к ней полицейского, который обернулся, уже готовый заорать, но тут же принял вид человека, к которому в спальню по ошибке забрела кинозвезда.

— Простите, офицер, — елейным голоском проговорила девушка в красном, — но не могли бы мы пройти здесь? Мы работаем через улицу.

— Где? — осведомился полицейский.

— В «Ла Галлине».

— А какого черта вы там делаете?

Девушка, казалось, не нашлась что ответить и повернулась к подружке.

Та улыбнулась полицейскому и проворковала:

— Мы… ах… связи с общественностью.

— Ну простите, девушки, — ответил полицейский. — У меня приказ: не пропускать никого за заграждение, кроме полиции и пожарных. Вы ведь не полицейские и не пожарные, а, крошки? — Он вежливо улыбнулся, подумав про себя, какой он остроумный и что надо будет повторить свою шутку приятелям в участке.

— Нет, конечно, — отозвалась красная.

Они отошли от заграждения.

— И что теперь, Марджи? — спросила подругу желтая.

Та пожала плечами:

— Давай попробуем обойти кругом. Может, там есть что-нибудь для нас, Мари.

Мари скептически взглянула на толпу. И они, покачивая бедрами, грудями, бросая по сторонам томные взгляды, направились на сближение с потенциальным клиентом. Мари выразительно приподняла бровь, и Марджи взглянула в указанном направлении.

Обе они смотрели на толстяка Фредерика Блока.

Глава 12

Бывают случаи, когда неплохо бы иметь с собой кинокамеру со стереофоническим звуком. А еще лучше огромный, широкий экран, такой, чтобы охватывал весь мир и на нем было видно все, что происходит в каждом уголке земного шара. Пишущему человеку известно — недостаточно сказать, что тут случилось то-то, а там — то-то. Досконально описать то, что происходит где-то, практически невозможно, всегда что-нибудь да упустишь. Улица города не страница книги. Улица города — это место, переполненное жизнью, которую очень сложно заключить в рамки одного или даже нескольких предложений. Все то, что взбудоражило эту улицу в обычный жаркий июльский день, происходило почти одновременно, независимо друг от друга, и между тем все события были так или иначе взаимосвязаны, каждое плавно перетекало в другое, и создавалось впечатление постоянного движения. Как будто бы на экране шириной в целый квартал.

Куч стоял на ступеньках соседнего с церковью здания.

Чайна спустилась по лестнице и вышла на залитую солнцем улицу.

Человек, торгующий мороженым, вступил на улицу с противоположного конца.

Марджи и Мари, две проститутки, приближались к Фредерику Блоку.

Джефф Талбот поглядел на часы на стене и вышел из кафе.

Полицейские бежали к двери слева от «Ла Галлины».

Все это произошло одновременно в течение одной минуты, времени незначительного для неустанно глядящего ока пространства. Все это случилось…

Куч стоял на ступеньках вот уже десять минут, наблюдая, как из церкви выходят люди, щурясь от яркого солнечного света после полумрака храма. Он взглянул на наручные часы, потом некоторое время внимательно смотрел на тех, кто выходил чуть позже основной массы. Он не сомневался, что Альфредо Гомес этим утром носа не высовывал из своей квартиры. Однако он все же подождал еще несколько минут, прежде чем оставить свой наблюдательный пост, просто чтобы убедиться окончательно.

Кожей живота он отчетливо ощущал холодный металл пистолетов, которые забрал у Чико и Эстебана. Оружие вселяло чувство очень сильного и почти всемогущего. А еще он решил, что его независимая разведка — действие очень своевременное и их предводитель это оценит. Он подождет еще немного, а потом вернется к Зипу с оружием и с докладом о местонахождении Альфи. Зипу это понравится. Он будет доволен. А то, что достать Альфи у него дома, а не на ступеньках церкви, будет не так драматично, Куча не волновало. Главное — прочистить мозги этому маленькому ублюдку.

Куч думал об этом на протяжении целой недели, с тех самых пор, как Зип рассказал о своем намерении. Временами, когда Куч размышлял об этом, ему было трудно усидеть на месте.

Когда он представлял то, что они собираются совершить, у него возникало два противоречивых чувства. Во-первых, его будоражило само понятие «убийство». Мысль о нем пронзала его радостным трепетом. Много раз он фантазировал, как спускает курок, представлял Альфи рухнувшим на ступени церкви, ему было любопытно, что чувствует человек, убивая другого человека. Он убеждал себя в том, что Альфи заслуживает смерти. Он ведь путался с Чайной.

Вторая мысль возбуждала его не меньше, чем первая. Сто раз, а то и больше Куч представлял в течение недели, как Альфи пристает к Чайне. Ему было любопытно, что же делал с нею Альфи, и каждый раз воображение услужливо рисовало ему все новые и новые картины. Альфи нежно дотрагивается до пышной груди Чайны. Альфи расстегивает блузку Чайны. Альфи запускает обе руки Чайне под юбку. Альфи…

Его разыгравшееся воображение не давало ему покоя. По ночам, лежа в одиночестве в постели, он думал о Чайне и Альфи, а потом утыкался лицом в подушку с одной мыслью: «Сукин сын должен за все ответить».

Он был в этом твердо убежден.

Альфредо Гомеса нужно прикончить.

Стоя на крыльце здания, он смотрел, как из церкви выходят припозднившиеся люди, и снова подумал об Альфи и Чайне. Закусив губу, он твердо решил безжалостно пристрелить ненавистного ублюдка.

Чайна спустилась по лестнице и вышла на залитую солнцем улицу.

В церкви было темно, и внезапный яркий свет ослепил девушку. Она знала, что до встречи с моряком у нее есть еще несколько минут, ей не хотелось приходить раньше времени или выглядеть сильно жаждущей этого свидания, и все же она почти потеряла контроль над собой и едва не бросилась бежать. Его зовут Джефф. Джефф, Джефф, Джефф — эхом отдавалось у нее в голове, сердце ее бешено колотилось от волнения, и она вдруг осознала, что судорожно сжимает в руках сумочку.