Прощальная песнь. Ложь королевы фей - Мэгги Стивотер

Оно напало сзади, и у меня перехватило дыхание. Я упала на землю, но боли не почувствовала. Я думала только о тяжести, давившей на спину, и о том, вернется ли ко мне способность дышать. И эта вонь… запах гниения, как будто начал разлагаться труп. К моей шее потянулись челюсти, слишком массивные для дикой кошки. Я выбросила руку, чтобы помешать клыкам впиться в шею, и они сомкнулись на моем предплечье. Я закричала… тщетно. Казалось, лес находится в тысяче миль от церкви и людей.

Рука горела от укуса. Пальцами другой руки я попыталась выдавить кошке глаза, и она с рыком меня отпустила. Потом снова прижала меня к земле, играя, словно с мышью, и впилась в руку. Под ее клыками словно огонь разлился по моим жилам. Я царапалась и вырывалась, но не смогла противиться стальным мускулам. Она со мной поиграет, а потом убьет. Потому что я уронила бабушкино кольцо в раковину. Я умру, потому что я чертова идиотка.

Неожиданно кошка зарычала и начала извиваться на месте, не разжимая клыков. Краем глаза я заметила… человека. Он тоже схватил меня за руку, пытаясь оторвать от зверя.

— Не надо, — сдавленно прошептала я. — Осторожней. Это не обычная кошка.

— Я осторожен! — рявкнул Люк.

О Боже. Что он здесь делает?

Кошка тянула меня в одну сторону, Люк — в другую. Вдруг с утробным рычанием тварь отпустила меня и кинулась на Люка. Она весила раза в два больше и ростом была выше, если стояла на задних лапах. Вот-вот должно было случиться ужасное.

Я только успела встать, а Люк уже схватил зверя за шкирку. Кошка потянулась клыками к его лицу, но у него в руках буквально из ниоткуда появился кинжал, который он всадил в горло зверя. Без видимых усилий. Его лицо оставалось непроницаемым и таким же спокойным, как в тот вечер, когда он разговаривал с Элеонор, а движения были легкими, заученными, профессиональными.

Кошка рухнула. Мертвая, она показалась мне еще больше. Люк насухо вытер кинжал о траву и вложил в ножны, скрытые штаниной. Стоило мне вспомнить выражение его лица, когда он убивал зверя, как кровь стыла в жилах.

Люк вопросительно посмотрел на меня. Так смотрят на бездомную собаку, протягивая к ней руку, чтобы понять, позволит ли она себя коснуться. Я вспомнила вопрос, который он задал мне раньше: «Я тебя пугаю?»

Как ни странно, голос у меня не пропал.

— Я уронила бабушкино кольцо в раковину.

Люку не требовалось другого разрешения. Он взял мою дрожащую руку, вытер кровь своей футболкой, изучил следы от укусов. Его пальцы касались синяков на моих плечах и царапин на шее. Он прижал меня к себе, прижал сильно, до боли. Я кожей чувствовала его дыхание. Потом он отпустил меня и спросил:

— Где ключ? Где кольцо?

У меня перехватило дыхание — не от страха, от его близости.

— Я же сказала, случайно уронила кольцо в раковину.

— А ключ?

— Мама велела мне его снять.

— Твоя мать идиотка!

Люк начал меня рассматривать, чтобы оценить, насколько я пострадала. Его джинсы, порванные в клочья, были покрыты пятнами крови.

— Ты ранен.

— Ты тоже. Все могло… кончиться гораздо хуже.

— За мной должна приехать бабушка, — вспомнила я. — Что же я ей скажу?

— Правду.

Смешно.

— Она ни за что мне не поверит. У нее не все дома, но не до такой же степени, чтобы верить в нападения диких кошек.

— Поверит. Ключ там? — Люк указал на чехол для арфы.

Я кивнула. Он достал ключ. Я тихо стояла, пока Люк застегивал цепочку на моей шее. Потом он поцеловал мою кожу возле ключа и обнял меня. От его поцелуя дрожь пробежала по телу.

— Прошу тебя, будь осторожна.

Мне не хотелось объясняться с бабушкой в одиночестве.

— Ты уходишь?

— Я буду за тобой присматривать. Но ей не понравится мое присутствие.

Когда он отошел на пару шагов, я задала ему мучивший меня вопрос:

— Как ты здесь оказался?

Люк пожал плечами.

— Тебя же надо было спасать, разве нет?

Девять

Главное достоинство бабушки и одновременно главный ее недостаток — она ни при каких обстоятельствах не впадает в панику. Как и у мамы, самые сильные эмоции хранятся у нее где-то очень глубоко, в особой шкатулке, которую она извлекает в исключительных случаях. Видимо, раны внучки, полученные при нападении сверхъестественного зверя, на исключительный случай не тянули.

Она помогла мне положить арфу в машину и постелила испачканное краской полотенце, чтобы я не измазала серую обивку сиденья кровью. Потом, не сказав мне ни слова, завела машину.

Я начала изучать свои раны. Я даже немного ими гордилась. Отличные раны: почти не болели, хотя выглядели ужасно. Бабушку они, похоже, совсем не трогали. Видимо, жалость хранилась в тех же тайниках ее души, что и остальные эмоции.

— У тебя есть бумажные полотенца?

Когда мы начали выезжать с парковки, я посмотрела в зеркало заднего вида в надежде хоть краем глаза увидеть Люка. Но кроме берез в зеркале ничего не отразилось. Интересно, тело гигантской кошки так и осталось лежать под деревьями?

— Влажные салфетки в бардачке, — ответила бабушка. — Доберемся домой и приведем тебя в порядок.

— К тебе? — переспросила я, открыв бардачок. Бабушка посмотрела на меня, будто увидела в первый раз. Я вздрогнула, заметив, как похожи ее глаза под нависшими веками на мамины.

— Ты хочешь объяснять матери, что произошло с твоим платьем? У меня осталась кое-какая твоя одежда.

Видимо, Люк не ошибся. Она действительно поверит в произошедшее.

— Что случилось? — спросила бабушка спокойным голосом, будто интересуясь, как прошел мой день.

Я вздохнула и рассказала все с самого начала, от потери кольца до того момента, как меня спас Люк. На самом деле эту часть истории я пересказала с особым удовольствием, помня о том, как она вела себя с ним в последнюю встречу. Я ждала ее реакции, но она молчала. Мы ехали в тишине, нарушаемой только шорохом листьев под колесами машины.

В конце концов бабушка произнесла:

— Мы все обсудим, когда ты приведешь себя в порядок.

Вряд ли после того, как я сменю одежду, что-то принципиально изменится, но с бабушкой спорить так же опасно, как с мамой. Мы не разговаривали, пока не доехали до ее старого дома посреди кукурузного поля.

— Одежду возьмешь наверху, в гардеробе. Я поставлю чай.

Она отправилась на кухню, а я в комнату.

В доме всегда гулял сквозняк, как бы жарко ни было на улице. Хуже всего сквозило в гостевой комнате. Бабушка положила цветной вязаный коврик на скрипучий потрескавшийся пол, а на белые стены повесила абстрактные картины, но я все равно всегда здесь мерзла. Мерзла до самых костей, и никакой свитер не помогал. Папа рассказывал, что раньше в этой комнате жила Делия и что в детстве она в ней чуть не умерла. Даже если забыть о последней части истории, то, что именно здесь Делия выросла и стала таким чудесным человеком, не способствовало пробуждению теплых чувств к этому помещению. Я достала из шкафа одежду (так вот куда делись мои любимые вельветовые брюки!) и пошла в ванную. Вытирая засохшую кровь, я вспомнила, как Люк обнял меня, и буквально почувствовала его запах. У меня свело живот, но не от тошноты, а от приятных воспоминаний.