Линия ночи - Андрей Павленко

– Так что выброс в атмосферу оказался относительно чистым… – пробормотал он.

Гарри криво усмехнулся.

– Ну да. Только об этом знаю лишь я. А не Володька Правик, что меня в больницу отправил, а сам через две недели в больнице умер от облучения! И не остальные, которые пожар тушили все вместе, и умерли тоже вместе! Или Дятлов? Ни за что четыре года отсидел, а потом тоже – умер! До сих пор, между прочим, его считают виновным! За что? – Гарри повысил голос.

Миша хотел было ответить, но я едва заметно покачал головой.

– А Топтунов, Ленька! Он меня жвачкой угощал, за полчаса до взрыва… – Гарри перешел на шепот. – А потом со всеми работал, боролся, когда я уже в больнице лежал! Или…

– Хватит! – резко сказал Дайрон.

Гарри замолчал.

– Вы не думали о реабилитации тех людей? – ляпнул я.

Гарри подскочил, но повинуясь жесту Дайрона, замер, сверля меня ненавидящим взглядом.

– О какой реабилитации ты говоришь? – осведомился Дайрон. – Дать публикацию в газету? Или выступить на телевидении? Рассказать о диверсии? Или сразу – о попытке ликвидации взрыва?

Я молчал, не зная, что ответить.

– А как ты выжил? – спросил Миша у Гарри. – Ближе всех к эпицентру взрыва… Из людей, я имею ввиду. – Он мельком посмотрел на Дайрона.

– Ближе всех был Ходемчук, – глухо сказал Гарри, рассматривая свои ногти. Потом он поднял голову и посмотрел на Голубых.

– А я и не выжил… Я провалялся в больнице месяц! У меня стали чернеть конечности, представляешь! Кисти, ступни! Гангрена, вот как это называется! Мне их отрезали. Причем не сразу, а постепенно, говорили что сразу – большой стресс для организма. Стресс, ну надо же! Кто бы мог подумать! А отрезали – все равно толку нет! Оно себе дальше гниет! Они – по локоть и по колено, дальше режут себе. Спасают, понимаешь, человека. А он, – Гарри ткнул себя в грудь – уже труп. Во всех смыслах! Но одно дело умереть от радиации, а другое – от гангрены. В советском институте, твою мать!

Он покачал головой.

– А ведь я был на особом контроле! Как первый пострадавший! – И вдруг рассмеялся каким-то зловещим смехом:

– И последний!

– И что потом? – полюбопытствовал я. – Как ты выбрался? И кстати, кто диверсию-то готовил?

– Вопрос не в том, кто готовил, а – зачем? – поправил меня Миша.

Дайрон вздохнул.

– Я тоже задался этим вопросом. Основание вмешаться имелось – агрессия, в сущности, была направлена на людей. Да, погиб один человек, но немало умерло впоследствии, а уж пострадало – гораздо больше! Когда я пришел в себя – наверное, через несколько минут после взрыва, то сразу отправился на юг Франции. К Гнезду.

– К Гнезду? – переспросил Миша, вспоминая. – Граморы?

Дайрон кивнул.

– Именно. Те двое были граморами. Смесь человека и птицы. Только при соединении светлых качеств – рождается ангел, – Дайрон криво усмехнулся. – А в обратном же случае, получилось нечто вроде горгулий!.. Или гарпий. – Он по-детски пожал плечами.

– Они строят гнезда, в пещерах, словно гулы, с единственным отличием, что пещеры находятся не под землей, а выше уровня моря…

Эти – обитали на побережье, гора Фарон, вблизи Тулона. На тот момент я, признаться, был разъярен, за что себя корю до сих пор… Но это лирика. В подобных ситуациях эмоции неуместны.

Практически же, я сжег это гнездо менее, чем за десять секунд. И ждал, пока они умрут в огне, слушая их крики… Старики, самки, дети… Плоть горела, как бумага, от этого огня спасения нет… Все пещеры, эти паутины переходов и гроты – они вспыхнули вмиг! Все сгорело, расплавилось. Вершина горы осела, растаяла, словно сахар…

Мальчишка, прищурившись смотрел вдаль, на белесые клочья облаков.

– Это жестокая мера. – Раздельно сказал я.

– Жестокая? – Дайрон медленно перевел взгляд на меня. – Да, ты прав. Но вынужденная. Я позволил им быть с людьми, получив взамен уверения в вечной признательности и клятвенное обещание никогда, ни при каких обстоятельствах не приносить людям вреда… – Он печально усмехнулся. – Один за всех и все за одного.

– Но мало ли что! – не отступал я. – Наказывать всех за проступок одного… Или дети врагов народа наши враги?

– Я не чиновник, которого можно подкупить взяткой или уговорить! – отрезал Дайрон. – И не торговец рыбой! Я не меняю условий из-за прихотей или эмоций, а лишь слежу за их выполнением. И наказываю или награждаю, если есть необходимость! Круговая порука была одним из обязательных условий.

– А если бы ты сам нарушил договор? – не отставал я. – Что тогда? Они бы выжигали твое гнездо? Коммуналку на Крещатике?

– Их старейшины пришли ко мне с просьбой, – сухо сказал Дайрон, – а не наоборот. И впервые за много, очень много лет я первый, кто позволил им жить на поверхности! Требуя взамен лишь одного.

– Торг здесь не уместен… – пробормотал Миша, массируя затылок. – А как ты узнал, откуда были эти двое?

– Я вообще много чего знаю, – сухо сказал мальчишка.

– Но Гарри… Выходит, ты спас его? – я остро глянул на Дайрона.

– Так выходит. – Согласился он.

– А те люди, которые умерли в больницах? Спустя несколько дней? Почему ты им не помог?

– Когда я вернулся, все было уже кончено… – медленно сказал Дайрон. – Я опоздал. И не успел никого спасти. Гарри повезло.

Я не всемогущ и не всезнающ, к сожалению. Единственное, что я мог тогда, сразу, – это попытаться потушить пожар сразу после взрыва, и поглотить остаток радиации… Ценой собственной жизни… – Он тяжело покачал головой. – Извини. Я решил, что жизни тех людей не стоят моей.

– Как – вернулся? – не понял я. – А сколько же тебя не было?

– Месяц. – Дайрон твердо посмотрел на меня. – Сразу после уничтожения Юго-Западного Гнезда, я вернулся обратно, и обнаружил, что прошло почти тридцать дней.

– И в чем причина задержки?

– Не знаю, это до сих пор загадка для меня… Возможно, из-за того взрыва, я ослабел и… Не знаю.

Дайрон вздохнул. Вздох получился каким-то особенно человеческим.

– Но можно было хотя бы облако вернуть, не знаю, осадки там, и так далее… Что-то же можно было сделать? – наступал я.

– Можно, но я не стал этого делать!

– Почему?

– Потому что уже сделал все, что мог! Взрыв реактора во время испытаний – в силу несовершенства конструкции или человеческого фактора – лишь одно из возможных последствий! И я туда не вмешиваюсь, как не вмешиваюсь в войны или грабежи. Ты же не вмешиваешься в драку муравьев в аквариуме, хотя следишь