«Ореховские» шутить не любят - Вячеслав Жуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что-то ей мешало. Она не могла понять что. Побежала на кухню.
На холодильнике стоял радиоприемник.
Она схватила его, вырвав провода, и со злостью бросила об пол. Остатки разбитого радиоприемника откинула носком туфли с прохода.
Следом за радиоприемником со стола слетела хрустальная ваза с огромным букетом ярко-красных роз.
Резные осколки разлетелись в разные стороны, обсыпав пол.
Розы она растоптала. Сейчас они ей были ни к чему. Но вспомнила, как совсем недавно эти розы муж подарил ей на годовщину свадьбы, подняла растоптанный букет, прижала к лицу и заплакала.
– Дура я! Дура! Гадкая дура! – произнесла она, три раза подряд оскорбив себя. Положила розы на стол и вышла в гостиную.
Вернувшись к столу, на котором лежал лист бумаги и авторучка, она продолжила писать.
Когда весь лист оказался исписан, она в самом низу поставила дату и свою подпись. Несколько раз перечитала текст, кое-что подправила. Потом заклеила лист в конверт. Сверху скрепкой пристегнула клочок бумаги с номером телефона капитана Ивлева.
Отложив конверт на край стола, она несколько минут сидела точно окаменевшая. Ее взгляд был устремлен на свадебный портрет, висевший на стене.
– Прости меня, если можешь. Я дрянь! – сказала она тихо, взяла конверт и пошла к двери.
На лестничной площадке она позвонила в соседнюю дверь.
Звонила и оглядывалась на лестницу, вздрагивая всякий раз, как начинал гудеть лифт.
Ей чудилось, что кто-то крадется по лестнице. Она не видела – кто, но отчетливо слышала шаги. От них исходила опасность.
Она стояла вся в ледяном поту, пронизанная страхом.
Когда дверь открылась и вышла соседка, женщина лет шестидесяти пяти, она нашла в себе силы улыбнуться. Но улыбка не могла скрыть ее страха. Не дав соседке задать никаких вопросов, Бондырь протянула ей конверт и попросила:
– Вера Николаевна, пожалуйста! Если со мной что-нибудь случится, – запнулась на секунду, увидев в глазах соседки испуг, – да, если случится, позвоните по этому телефону в уголовный розыск капитану Ивлеву и передайте конверт.
Женщина о чем-то хотела спросить, но Бондырь сразу же ушла, закрыв за собой дверь.
С неприятным скрежетом снизу поднималась кабина лифта.
Просыпаться капитан Ивлев не хотел. Слышал сквозь сон, как надрывался телефон, но не сделал ни малейшей попытки подняться и снять с аппарата трубку.
«Пошли все к черту! Нас нет», – мысленно сказал он сам себе и уже повернулся на другой бок, но Наташа оказалась более податливой.
Босиком, в ночной рубашке, она прошлепала в прихожую, и Ивлев оттуда услышал ее голос:
– Леша! Тебя с работы, срочно.
Ивлев застонал. Как надоели эти внезапные ночные звонки, которые ничего, кроме тревоги, не приносят! «Лучше бы я в ГАИ работал. Отстоял, отмахал палкой смену – и свободен. Да еще на карман что-нибудь прилипло бы. А тут покоя нет ни днем, ни ночью. Надоело все», – подумал зло.
Ожидая, что разговор может затянуться, он шарил ногами под кроватью в поисках тапочек. Пришлось идти в одном, второй так и не нашелся. Закрыл дверь в комнату, чтобы не мешать Наташе.
В трубке услышал голос дежурного:
– Алексей Иванович, труп.
– Убийство? – зевая, спросил Ивлев. Стоять босой ногой на линолеуме было не слишком приятно, и он, как цапля, задрал ногу, поджав ее в колене. Адреса, где обнаружен труп, Ивлев спрашивать не стал.
– Похоже, убийство. Опергруппу я выслал. Осталось дело за вами. – В трубке наступило выжидающее молчание.
– Да, да. Я сейчас соберусь. Высылайте машину. Через пять минут буду готов, – сказал Ивлев, мысленно проклиная свою беспокойную работу.
Когда Ивлев стал собираться, Наташа вышла в прихожую. Лицо ее выражало тревогу.
Ивлеву стало ее жалко.
– Вызывают, – сказал он в свое оправдание, застегивая ремешки оперативной кобуры. Не любил, когда Наташа вот так провожала его. Ему виделась в этом какая-то раздражающая обреченность. Но ругать жену не имел ни малейшего желания.
Все-таки жена. И она всегда будет вот так провожать его и украдкой, прижавшись к шторе, смотреть из окна, как он садится в служебную машину, а потом исчезает в ночи еще спящего города. Он уедет туда, где нужна кому-то его помощь. Ему тоже неспокойно, но это его работа. Он привык к таким внезапным ночным вызовам.
А вот Наташа – нет, не привыкла. И каждый раз, как он пропадал ночью, она еще некоторое время стояла у окна, поджидая, вдруг он возьмет и вернется. И только тогда женская душа успокоится. Ведь встречать – не провожать.
Выйдя из подъезда, Ивлев поднял голову, посмотрел на окно.
Как он и ожидал, Наташа украдкой выглядывала из-за шторы, думала, не заметит.
«Эх, Наташка, Наташка! Золотой мой человек, – жалея жену, думал Ивлев. – Вряд ли ты увидишь со мной счастье. И что я могу дать тебе взамен твоей заботы и доброты?» – такие мысли лезли в голову сами собой. Не хотелось думать о грустном, но куда от этого денешься?
Машина уже ждала, и оперативный водитель с усталым лицом, в отличие от Ивлева за ночь не сомкнувший глаз, молча открыл дверь служебной «Волги».
Ивлев еще раз оглянулся на окно, помахал Наташе рукой. Увидел, как шевельнулась штора.
– Поехали, – коротко сказал капитан Ивлев, все еще не отойдя ото сна. Глаза слипались как никогда. «Что такое? Погода, что ли, влияет? Или я в последнее время чертовски устаю?»
Ивлев хотел расспросить водителя о том, что произошло, заодно и поинтересоваться адресом места преступления, но шофер сосредоточенно думал о чем-то своем. У каждого свои проблемы, разрешение которых не всегда зависит от нас.
Капитан отвернулся к боковому окну. «Он знает, куда ехать. Сам привезет меня», – думал он, опуская тяжелые веки.
Дорога до места преступления показалась капитану Ивлеву слишком уж короткой. То ли водитель гнал во всю мощь мотора по пустынным улицам, то ли сам капитан за этот короткий промежуток времени успел вздремнуть, но показалось – только что закрыл глаза, открыл, и уже приехали.
Еще не вылезая из машины, Ивлев увидел лежащую на асфальте женщину с размозженной головой. Из открытой окровавленной раны вытекли мозги.
Она лежала на спине с раскинутыми в стороны руками, а ее белые длинные волосы слиплись в крови.
Проезд с улицы во двор блокировал патрульный «жигуленок». Возле него стояли три милиционера.
Тут же и микроавтобус «Газель», на котором приехала оперативная группа со всем своим снаряжением.
Старший лейтенант Квасов о чем-то оживленно разговаривал с милиционером.
Приехавший немного раньше Ивлева криминалист Ваньков мастерски работал фотоаппаратом. Фиолетовая вспышка выхватывала из темноты уголки двора. Ваньков фотографировал мертвую женщину со всех позиций.
Ивлев кивком головы поздоровался с милиционерами. Квасов подвел капитана к трупу.
– Опоздали мы с тобой, Алексей, – несколько поникшим голосом проговорил Квасов, следя за работой криминалиста.
– Ты это про что? – не понял Ивлев.
– Бондырь, – указал старший лейтенант на мертвую женщину.
Ивлев поднял голову, увидел номер дома – сто пятьдесят восемь и только теперь узнал подъезд.
Ведь они здесь были с Квасовым в тот вечер, когда убили банкира.
– Убийство? Или сама? – спросил капитан, соображая, что теперь обо всем этом скажет полковник Махов. «Да. Скандал будет хороший», – горестно подумал Ивлев.
– Вряд ли сама. Чего бы ей самой выбрасываться из окна? Я еще был в дежурке, когда пришло сообщение об убийстве женщины на Мичуринском. А когда узнал номер дома, сразу понял, что это наша знакомая. Так оно и вышло.
– Черт возьми! Только ее смерти нам и недоставало. – Ивлев был недоволен. Остатки сна как рукой сняло, будто вообще не спал. На лице отразились нескрываемая досада и строгость – и к себе, и к лейтенанту Квасову.
– Ну и молодцы же мы с тобой! Прошляпили! Ведь предполагали же, что убийца может выйти на нее. Не воспользовались ситуацией, – говорил Ивлев, зная, что именно это начальник будет ставить им в укор.
Квасов молчал. Он хотел сказать, что заместитель начальника не определил срок, с которого надо было выставлять за Бондырь наблюдение, но подумал и промолчал. Ведь этот вопрос капитан поручил ему, старшему лейтенанту Квасову, а уж тот сам должен был назначить срок. И попробуй он сейчас возразить хоть что-то в оправдание, капитан Ивлев создаст ему массу неприятностей. «Теперь уж Махов точно влепит капитану выговорешник», – подумал Квасов и промолчал.
– Кто первый обнаружил труп? – спросил Ивлев, немного успокоившись и вглядываясь в лицо банкирши.
Сейчас ее лицо, обезображенное ударом об асфальт, казалось отвратительным. Левый глаз свисал сбоку на пучке тоненьких мышц.
Криминалист рукой в резиновой перчатке разжал рот мертвой и, наставив фотоаппарат, щелкнул.