Западня - Андре Олдмен

— Ты не ошибся, ублюдок!

— Зачем же сразу ругаться? Где ваши рыцарские манеры?

— Остались в Аквилонии! Я вежлив только с равными, а сейчас вижу перед собой безродную крысу, которую вы курил из норы.

— Так не хочешь ли попробовать содрать с нее шкуру? Давай — только ты и я…

Аквилонец презрительно скривил губы:

— Поединок? Ну нет, я не дерусь с изменниками и трусами. Ты предательски напал на меня ночью, ты подослал своего человека, чтобы сжечь мост и отрезать боссонцев. Просчитался, мне не нужны их луки! Бесчестный трус, на что ты надеялся? Что справишься с сотней аквилонских всадников? Поистине, ты повредился в уме, если так думаешь, хотя и был когда-то среди наших военачальников. Да что я говорю: только подлый глупец мог оттолкнуть руку короля, одарившего его незаслуженными милостями. Собака, я затравлю тебя, как дикого зверя!

— Довольно бабской трескотни! — рявкнул Конан, обнажая клинок. — Дерись со мной, если ты мужчина!

Рыцарь захохотал и подал коня назад.

— Ату его! — крикнул он своим, — Мне нужна только голова варвара, тело — ваше!

Несколько воинов разом пришпорили лошадей и, наклонив копья, ринулись на киммерийца.

И тут же за его спиной возле каменного портала раздался громкий хлопок, словно выбили пробку из гигантской бочки, воздух загудел, и двое всадников покатились на землю, пронзенные насквозь огромной стрелой: Гуго пустил в ход свой осадный арбалет.

Стрела из лука Пленси угодила в грудь лошади еще одного аквилонца, свалив животное и человека.

Отбив наконечник копья, Конан разделался с третьим и, испустив яростный боевой вопль, вломился в ряды противников.

Он отлично понимал, что это его последний бой, но отступать было поздно, да и некуда. Осталась холодная ярость и только одно желание: успеть добраться до горла Драгана…

Как всегда во время битвы, голова Конана оставалась ясной, тело само делало все, что нужно: ноги сжимали бока Ситца, направляя животное, левая рука отражала клинки противников медным наручнем, правая орудовала мечом, рассекавшим шлемы и нагрудники, наносившим колющие удары под забрала и кирасы, мелькавшим, словно крылья ветряной мельницы… И в этой бешеной круговерти киммериец не упускал из виду поле боя: он видел, как прокладывает широкую улицу в рядах аквилонцев своим Трипамадором Гуго Пудолапый, как мечется среди лошадей юный Лесс, обрезая кинжалом подпруги, как Пленси Скурато с залитым кровью лицом пытается натянуть тетиву своего маленького лука… Варвар уже знал, что Гриб и мальчишка погибнут первыми, а их с Гуго прижмут к скалам и возьмут на копья…

Потом он на миг увидел склон долины, сверкающий шар, катящийся вниз, и каких-то людей, бегущих следом с каменными топорами в руках. Пикты! Откуда здесь пикты? И что это за штука, блестящая на солнце медным отливом?..

Его таки достали: острие аквилонского меча полоснуло по груди, рассекая плоть почти до ребер. Обожгло, словно плеснули кипятком, но варвар умел подавлять боль. Он отбил второй выпад противника и раскроил ему голову. В тот же миг наконечник копья пронзил шею Ситца, конь захрипел и повалился на бок, увлекая за собой седока. Конан крепко ударился головой о камень, перед глазами поплыли огненные круги, он еще успел увидеть занесенный над ним клинок, попытался поднять левую руку, чтобы прикрыться… И перестал видеть.

Глава пятнадцатая

Он летел сквозь длинную трубу, в конце которой был тусклый свет. Свет надвигался, как снежная буря, среди мелькающих хлопьев возникали и пропадали смутные лица. Они что-то неслышно шептали замерзшими губами, словно звали его к себе. Он понимал, что глаза у него закрыты и он не может их видеть, и все же они были, там, впереди, в конце узкой трубы. Потом одно из них придвинулось, бледное, со впалыми щеками, и киммериец узнал Пленси.

— Капитан! — услышал он. — Капитан!

Конан застонал и открыл глаза. Скурато сидел рядом с ним на корточках. На нем была рваная куртка, надетая прямо на голое тело, голова замотана окровавленной тряпкой.

— А, Гриб, — выдавил Конан и закашлялся. — Рад, что ты тоже здесь. Видел уже Нергала?

Скурато через силу улыбнулся:

— Зря торопишься, киммериец, мы еще живы. Хотя не знаю, надолго ли.

— Живы? — Варвар перевел взгляд на свою грудь и убедился, что она туго перевязана разорванной рубашкой Пленси. — Это самое удивительное, что я слышал за последнее время. А что, аквилонцы провалились в Нижний Мир?

— Многие уже на Серых Равнинах, другие собираются в дорогу. Мы, думаю, последние в очереди.

— Только не говори мне, что горстка пиктов, которых я успел заметить, прежде чем треснулся головой, разгромила сотню закованных в броню всадников!

— Пиктов не так уж мало, хотя они, конечно, не смогли бы одолеть аквилонцев. Их ряды разметал волк, огромный волк, покрытый медной шерстью, от которой отскакивают мечи и стрелы!

— Вот он! — услышал Конан у себя над головой бас Пудолапого. — Ох и здоровая бестия! Несется, как таран на крепостную стену… Есть! Еще трое отправились в пасть к Нергалу!

Снежная муть окончательно исчезла, глаза киммерийца приобрели прежнюю зоркость. Оглядевшись, он понял, что лежит за насыпью каменного портала, Скурато сидит рядом, а Гуго, навалившись мощным телом на чахлые кусты, озирает из-за бруствера поле боя, держа наготове свой огромный арбалет.

— Где Лесс? — поинтересовался Конан, недосчитавшись одного из бойцов своего маленького отряда.

— Ты разве не помнишь? — печально спросил Гриб.

— Что?

— Он ведь прикрыл тебя, когда ты упал. Прямо под меч бросился. Аквилонец рассек его пополам и снова замахнулся, чтобы прикончить тебя, да тут налетел волк…

— Жаль, — сказал Конан, — смелый был мальчишка.

Он поднялся на ноги, даже не покривившись от полоснувшей грудь боли, выглянул из-за земляного вала.

Каменистое дно долины было завалено трупами людей и коней. Несколько десятков аквилонских всадников в панике метались по полю, стараясь вырваться из кольца пиктов. Так, во всяком случае, Конану вначале показалось, но он быстро понял свою ошибку. Пикты вовсе не стремились сражаться с аквилонцами, они увертывались от ударов мечей, прикрываясь плетеными щитами, а когда всадники пролетали мимо, возвращались к своему основному занятию: добивали раненых.

Ужас аквилонцев был вызван вовсе не ордой дикарей. Огромный зверь летел за ними по пятам, словно на невидимых крыльях, всякий раз отрезая дорогу к выходу из долины и заставляя поворачивать коней. Его вздыбленная шерсть блестела, как хорошо начищенные доспехи, движения были точны и стремительны, и каждый прыжок в гущу всадников, которых он сгонял вместе с ловкостью опытной пастушичьей собаки, нес смерть сразу нескольким воинам.