Мелодия все звучит - Мэри Кларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
31
– С собакой ляжешь – с блохами встанешь, – такими словами Глэди встретила Лейн в понедельник утром.
Ошеломленная, та спросила:
– Ради бога, Глэди, о чем это вы говорите?
Начальница схватила со своего стола газету и сунула Лейн.
– Я говорила тебе о заигрываниях с Эриком Беннетом. Я знала, что ты каждый день читаешь «Пост», и меня удивляет, что ты этого еще не видела.
– Читаю, но не по утрам же: мне нужно собрать Кэти и собраться самой, – запальчиво отозвалась Лейн, беря газету.
Та была открыта на странице светской хроники. Лейн с тревогой узрела крупную фотографию, на которой были она и Эрик Беннет. Кто бы ни снимал их, он подловил момент, когда рука Эрика лежала поверх ее ладони. Момент, когда они с улыбкой смотрели друг на друга.
Щеки Лейн горели. Она положила газету на стол Глэди и, защищаясь, сказала:
– Это была одна-единственная секунда, когда Эрик случайно коснулся моей руки.
– Я тебе верю, – отозвалась Глэди. – На самом деле я не удивлюсь, если окажется, что Беннет заплатил кому-нибудь, чтобы тот сделал этот снимок. Возможно, для него это своего рода плевок в лицо твоему отчиму.
– Глэди, разве вы не понимаете, что именно такому обращению Эрик подвергается вот уже два года? Никто не нашел ни единой улики, связывающей его с этим мошенничеством, но все решили, что он в нем участвовал. Неужели вы не видите, как это несправедливо? И мне все равно, что подумает Дуайт Кроули. Он – муж моей матери, но он не мой отец. В тот месяц, когда она вышла за него замуж, я уже поступила в колледж. Я пытаюсь держаться от него подальше. Я приезжаю навестить мать, когда знаю, что он в отъезде – толкает где-нибудь речи о том, как надо управлять миром…
Говоря все это, Лейн осознала, что Глэди вытащила на поверхность то, в чем Лейн не хотела признаваться даже себе самой. Она не просто чувствовала себя неуютно рядом с Дуайтом, а испытывала к нему активную неприязнь и знала, что именно по этой причине она так редко приезжала в Вашингтон, именно по этой причине ее отношения с матерью стали такими напряженными.
– Лейн, если ты встречаешься с Эриком Беннетом, это не мое дело. Я считаю, что ты делаешь большую ошибку, позволив себе увлечься им, но больше ничего не скажу об этом. А скажу я вот что: мне ненавистна мысль о том, что деньги, которые графиня Ля-ля-ля платит мне, взяты из средств, украденных Паркером Беннетом. Ты же сама видела: как только я озвучила, какой счет намереваюсь выставить ей, она сразу же заявила, что ей нужно сделать важный звонок…
Ничего не ответив, Лейн прошла в свой кабинет, села за стол и прижала пальцы к вискам. «Я не могу думать ясно, – призналась она себе. – Мне действительно понравилось ужинать с ним. Мы вернулись в половине одиннадцатого, но Кэти еще не спала. Заслышав наши голоса, она прибежала, чтобы удостовериться, что Эрик не забудет о печенье, которое она испекла для него. Она хочет быть как все дети. Она хочет, чтобы у нее был отец. О да, конечно, у многих ее подруг отцы в разводе, но это не то же самое, что смотреть на фотографию папы и только слушать рассказы о нем. Сколько времени пройдет, прежде чем моя мать и Дуайт увидят фото, на котором я запечатлена с Эриком Беннетом? Дуайт каждое утро просматривает целую кипу газет со всей страны и еще «Лондон таймс». Он уж точно не пропустит эту фотографию, а если и пропустит, кто-нибудь укажет ему на нее. Что мне делать? Или я верю, что Эрик невиновен, или не верю. А я верю… Но если я время от времени буду ужинать с Эриком, как мне защитить Кэти?»
Лейн вспомнила мгновение, когда Беннет-младший коснулся ее руки – мимолетный прощальный поцелуй, который она все еще чувствовала на своих губах. «Давайте посмотрим правде в лицо, – размышляла женщина. – Если искра, вспыхнувшая между нами, разгорится по-настоящему, хочу ли я, чтобы репутация Эрика, сложившаяся в глазах общественности, затронула меня и Кэти? Но если я верю в невиновность Эрика – а я верю в нее всем сердцем, – то не будет ли трусостью гадать, хочу ли я жить в такой обстановке? Может быть, вскоре я найду ответ на этот вопрос, но сейчас у меня ответов нет».
Нужно было сделать еще одно дело. Она набрала номер антикварного магазина своей матери.
Мрачное «привет, Лейн» сразу же дало ей понять, что Элис и Дуайт видели фотографию.
– Послушай, мам… – начала было Лейн, но мать перебила ее.
– Тебе не нужно убеждать меня. Надеюсь, ты знаешь, что твой отец считал верной формулировку «невиновен, пока не доказано обратное», и я тоже так считаю. Если Эрик Беннет не имеет отношения к преступлению своего отца, он такая же невинная жертва, как те бедняги, которые потеряли так много денег.
– Спасибо, мама. Я не знала, каких слов от тебя ждать. Можно спросить, а как отнесся к этому Дуайт?
– Лейн, мой муж никогда не пытался повлиять на меня и внушить мне свою убежденность в том, что Эрик Беннет причастен к мошенничеству своего отца.
– А что он сказал про фотографию? – осведомилась Лейн.
– Он сказал, что всегда знал о твоем враждебном настрое по отношению к нему и это его огорчало. А потом… я в точности перескажу его слова: «Отец Лейн должен в гробу перевернуться при мысли о том, что его дочь встречается с этой грязной свиньей».
32
Элинор Беккер отчаянно пыталась последовать совету доктора Шона Каннингема и вспомнить какой-нибудь случай в офисе Паркера Беннета, который показался бы ей необычным.
«Ничего, – думала женщина, – абсолютно ничего». Она знала, что у нее довольно неплохая память, к тому же попросила Фрэнка поговорить с ней о том, что они обсуждали за эти годы. Конечно же, по вечерам Элинор болтала с ним о людях, приходивших в офис. Может быть, это поможет отыскать что-нибудь существенное?
Давным-давно произошло что-то, показавшееся ей странным, но почему она никак не может вспомнить об этом?
Состояние Фрэнка ухудшилось. Уровень сахара в его крови временами достигал тревожного уровня. «Если он будет волноваться за меня, это его убьет, – думала Элинор. – Но что я могу с этим поделать?»
Прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как Паркер Беннет, один из ведущих фондовых менеджеров в фирме, где они оба работали, сказал Элинор, что хочет пригласить ее на обед. «Не в одно из тех мест, где я обычно бываю, – добавил он, кивнув в знак того, что разговор конфиденциальный. – У меня к вам есть деловое предложение».
Она сразу же поняла, что он имеет в виду. В офисе предполагали, что рано или поздно Беннет откроет собственный бизнес. Большинство крупных специалистов по инвестициям так и делали. Кое-кто из них заработал кучу денег, а кто-то открыл свой хеджевый фонд, сделал неверную ставку и потерял все до цента.
Элинор вспомнила одного из менеджеров, который ушел из их фирмы, сделал большие деньги, а потом лишился почти всего, потому что неверно оценил тенденции в нефтеторговле. У деятелей стокового рынка ходила шутка, что жена этого менеджера была в ярости. Он пообещал ей, что отложит сто миллионов долларов на случай каких-нибудь резких изменений на фондовом рынке, но не сделал этого, и все, что у них осталось, – это дом за десять миллионов долларов.
Сто миллионов долларов в качестве заначки на всякий случай… По какой-то причине эта история крутилась в памяти Элинор.
На обед они с Паркером Беннетом пошли в «Нириз» на 57-й улице. На самом деле Элинор бывала там и раньше, не меньше полудюжины раз. Никогда не знаешь, кого встретишь здесь вечером: крупного чиновника, конгрессмена, важного дельца или кого-нибудь еще. Но во время обеда там было тихо.
Именно тогда Паркер предложил ей работу. «Элинор, я собираюсь уволиться из офиса и открыть собственное дело, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы работали на меня».
Предложенное им жалованье было более чем щедрым. «И вы останетесь довольны рождественской премией», – пообещал он. У нее было побуждение немедленно сказать «да», но потом, когда он поведал ей, какого рода инвестиционный фонд планирует основать, у нее возникло непреклонное убеждение в том, что он не только великолепный бизнесмен, но и филантроп. «Элинор, мы все знаем, что люди с большими деньгами действуют по-умному, и когда они планируют вложение финансов, то непременно проверят все акции и облигации».
Элинор вспомнила, каким респектабельным выглядел тогда Паркер Беннет и как проникновенно он смотрел ей в глаза, попивая шардоне из бокала.
«Элинор, я начинал с нуля, – говорил он. – Мой отец был почтальоном, а мать – продавщицей в «Абрахамс энд Страутс». Я много лет думал о том, как помочь людям из низов среднего класса и чуть повыше, таким, как мои родители, которые бережно откладывали каждый месяц небольшую сумму, чтобы получить – если выпадет шанс – хотя бы относительно приличные проценты по вкладу, не связываясь при этом с рискованными инвестициями».
«А потом он обрисовал свой план», – с горечью продолжала вспоминать Элинор. Он хотел создать в своей фирме уютную, домашнюю атмосферу, как он это сформулировал. «Маленькие люди боятся всего, а особенно перемен. Мы будем узнавать о них из местных газет, на которые подпишемся, и разошлем поздравления людям, получившим награду или отпраздновавшим важную дату».