Убийца читал Киплинга (Где и заповедей нет) - Джо Алекс

— Благодарю вас, мистер, — Каролина уже овладела собой. — Если дедушка Джон будет и дальше так шутить, я еще сегодня позвоню вам!

— Браво! — Генерал Сомервилль взял слегка дрожащей рукой перо и подписал завещание. — Так следует отвечать язвительным старикам! — Он поднял голову. — Ты, как всегда, прав, Чанда. Какая же это была чушь, завещать все королевскому институту искусства! Они тут же продали бы Мандалай-хауз американцам или кому-нибудь еще, столь же отвратительному! А мы никогда не продадим этот дом, да, Каролинка?

— Никогда, — со смертельной серьезностью ответила Каролина и вторично в этот день расплакалась.

Глава 9

Не всегда и не все

После ужина она вместе с Джо вышла в сад.

— Не могу прийти в себя после этого, — тихо сказала она.

Алекс промолчал. Девушка остановилась. Укрытые тенью деревьев, они смотрели на темную, монументальную громаду Мандалай-хауз, пересеченную в нескольких местах прямоугольниками отражаемого окнами блеска.

— Не могу свыкнуться с мыслью, что когда-нибудь этот дом… Ох, я хочу, чтобы он жил как можно дольше! — внезапно воскликнула она. — Как страшно думать, что условием обладания является смерть близкого человека!

Она снова умолкла. Они пошли дальше, вошли в аллею, ведущую мимо теннисных кортов к павильону.

— Джо, — спросила Каролина, — почему он так поступил?

— Скорее всего, хотя ты никогда не желала в это верить, старикан любит тебя. Поскольку ты не выбрала ту специальность, о которой он для тебя мечтал, он почувствовал себя разочарованным. Сегодняшний маскарад со смертью ты восприняла как реальность. Он заметил твою реакцию и понял, что индийское искусство — не самое главное в отношениях между дедушкой и внучкой. Вот, пожалуй, и все.

— Но я не об этом спрашиваю. Почему он вообще затеял это сегодня? Так, будто спешит. Будто ему действительно что-то угрожает, хотя ты уверяешь, что не веришь в опасность, или и вправду не веришь?

— Он очень стар… — буркнул Джо. — В его возрасте изменения в завещании делаются сразу же. А если вернуться к опасности, — он задумался на мгновение, — то есть к тому, существует ли угроза опасности лично ему, по-моему, ее вообще нет. Но, возможно, и есть.

Опершись локтями на балюстраду, отгораживающую парк от обрыва, глядя в море, Джо долго размышлял, прежде чем продолжить разговор с Каролиной.

— К сожалению, генерал Сомервилль очень упрямый человек, как ты могла заметить. Надеюсь, что завтра он все-таки скажет мне, в чем дело. Безусловно, здесь происходит что-то необычное. Но твой дедушка Джон полагает, что сам справится со своими трудностями.

— Зачем, в таком случае, он написал мне? Зачем просил приехать с тобой?

— Уже несколько часов я размышляю об этом, — невозмутимо ответил Джо. — Но поскольку ничего не случилось и никто не желает объяснить нам, что может произойти, я радуюсь прекрасному вечеру и красивому месяцу. Но одновременно я наблюдаю за всеми. Но это мой, как справедливо заметил генерал, профессиональный порок. Я размышляю, у кого из присутствующих и в силу каких причин могло бы возникнуть желание убить Сомервилля.

— Убить?! — она резко повернулась к нему. — Ты шутишь, Джо?

— Вот именно. Так выглядят разговоры с женщинами на темы, которыми им не следует интересоваться. Сначала ты пугаешься, беспокоишься, не грозит ли беда дедушке Джону, а потом, когда мы раздумываем, кто может ему угрожать, и почему, ты говоришь, что я шучу.

— Но кто мог бы решиться на такую подлость?

— Сегодня мы уже заметили несколько мелочей, не так ли? Прежде всего этот молодой человек, Коули, кажется? У него было очень неприятное и резкое объяснение с твоим дедом. Ты же слышала. Он с трудом сдерживал себя…

— Но людей не убивают только потому, что они требуют соблюдения тех договоров, в которые с ними вступили…

— Верно, хотя нередко и это может явиться причиной. Будем исходить из того, что инженер Коули не принадлежит к тем, кто желает добра твоему деду. Далее, этот американский профессор и его доченька. Предположим, что генерал Сомервилль публикует свою новую книгу, а в ней черным по белому написано, что уважаемый профессор Снайдер не только не является авторитетом в своей области, но что он допускает грубые ошибки в оценке произведений искусства. Я знаю людей, которые шли на убийство, чтобы заставить других молчать. И пусть даже профессор Снайдер не похож на человека, который мог бы пойти на все, вплоть до убийства, чтобы скрыть научную ошибку, его дочь Дороти наверняка хладнокровно лишила бы жизни любого, кто осмелился бы посягнуть на прекрасный фасад, за которым скрывается ограниченный ум ее папочки, — он перевел дыхание и закончил: — Есть и другие: наш друг Джоветт, например. Не знаю, по каким причинам он мог бы убить генерала Сомервилля, но если бы он действительно решился на это, то, конечно, его не остановили бы ни упреки совести, ни страх перед наказанием. Для него единственно важен его талант, и путь к славе он готов усеять трупами сотен таких стариков, как твой дедушка Джон. Еще есть Мерил Перри… — он замялся. — Мисс Перри весьма милая особа, признаю. Но меня мучает один маленький вопрос. Мне кажется, что я видел это лицо при обстоятельствах… при обстоятельствах, которые не могу вспомнить. Это было давно. Но, с другой стороны, ты ее давно знаешь, да? Значит, я ошибаюсь… — он потер лоб. — Вероятно, я ошибаюсь?

— Безусловно ошибаешься. Что касается Мерил, то в ней одной я абсолютно уверена. Она и мухи не обидит.

— Вот-вот, в ней одной! А здесь гораздо больше людей. И достаточно только одного, чтобы… — он развел руками. — Поэтому не удивляйся, что я за всеми наблюдаю. К тому же ничего другого для работы у меня сейчас нет. Надеюсь, что завтра мы все узнаем и тогда выяснится, что я напрасно интересовался гостями твоего дедушки. И еще этот добрый дух Чанда…

— Джо, — Каролина чуть улыбнулась, потом положила руки ему на плечи. — Я устала. Давай вернемся. Если ты хочешь убедить меня, что Чанда мог сделать дедушке хоть маленькое зло, то ты на целые мили отдаляешься от истины и вступаешь в одну из своих детективных книг, где чем больше подозреваемых, тем больше игры.

— Чанда, — невозмутимо продолжал Джо, — любит своего деда, это сразу видно. Я наблюдаю за ним. Но Чанда — восточный человек. Привязанность может проявляться по-разному. Реши Чанда, например, что твоему дедушке угрожает нечто худшее, чем смерть, он, по всей вероятности, приняв во внимание мафусаилов возраст генерала Сомервилля, мог бы прийти к выводу, что смерть в надлежащий момент позволит его дорогому господину уйти, сохранив лицо, как говорят китайцы. И хотя Чанда не китаец, но честь и доброе имя генерала дороги его сердцу. Конечно, я только сейчас выдумал эту сказочку. Я лишь хочу доказать тебе, что в минуту настоящей опасности нельзя никого автоматически отбрасывать, ибо каждый может быть потенциальным убийцей.

— Ты забыл еще меня… — тихо прошептала Каролина. — В твоей повести особа, внезапно ставшая главной наследницей, тоже должна привлечь внимание детектива?

— Нет. Я не забыл о тебе, но ты одна из немногих знакомых мне людей, которые не могут совершить убийство ради обогащения.

— Спасибо и на том… — Она попыталась улыбнуться. Свернув в темную аллею, они пошли к дому. Каролина снизила тон почти до шепота. — Зачем ты говоришь мне все это, Джо? Я не смогу заснуть. Еще полчаса назад я думала, что ты слишком легкомысленно относишься к полученным Паркером письмам, а теперь мне кажется, что в своей чудовищной подозрительности ты переходишь допустимые границы.

— Но я никого не подозреваю. Просто письмо генерала Сомервилля не только вызвало мой приезд сюда, но и привело в движение мое воображение. Посмотри! — он показал на теннисный корт, залитый лунным светом. — Нет ничего более жуткого, чем теннисные корты после захода солнца. Стоит прикрыть глаза, и уже видишь души игроков, бесшумно отбивающих мяч.

Каролина задрожала и взяла Джо под руку.

— Идем быстрее домой… — шепнула она.

Вскоре показался кованый фонарь, освещающий кованую дверь. В ту же самую секунду свет фонаря пересекли два прижавшихся друг к другу силуэта. Джо приложил палец к губам, и они с Каролиной приостановились.

Фигуры сошли с аллеи и между просторно растущими деревьями направились к тому месту, где рядом с теннисным кортом стояла скамейка. Мрак поглотил их.

— Я очень рада… — шепнула Каролина, почти прижавшись губами к уху Алекса.

Джо не ответил. Только когда они оказались на открытом пространстве и по дорожке вокруг клумбы шли к входной двери, он спросил:

— Что тебя так обрадовало?

— Знаешь, почему Мерил плакала? Потому что, как и предсказывал Джоветт, Коули ее тогда нашел и устроил сцену. Сказал, что безумец тот, кто поверит в честь женщины, что она вела себя провокационно, раз Джоветт осмелился предложить ей позировать, и что вообще он, Коули, понимает, что у нее, Мерил, есть право поступать так, как ей хочется, она ведь свободна, но ей следует помнить, что безответственные флирты ей следует приберечь для художников и других людей такого же склада. Он же, Коули, всего лишь простой смертный и, зная душу женщины и понимая, что ничем не может импонировать девушке, которая, как бабочка, летит на любой свет, он удаляется и просит с этого момента навсегда вычеркнуть его из числа тех людей, которых ей нравится сначала привлечь, а потом бросить, чтобы удовлетворить свое женское тщеславие. Потом он раскланялся и быстро ушел, а она осталась одна и разрыдалась. Я, естественно, сказала ей, что все мужчины — идиоты, и что у него это пройдет. Но она продолжала рыдать. Кажется, она в него влюблена. Она сказала, что у него был такой вид, когда он уходил, что она испугалась, как бы он не сделал чего-либо плохого с собой или с Джоветтом. Но еще больше она боялась пойти туда, в мастерскую, потому что там был Джоветт, и если бы Коули подумал, что она пришла из-за Джоветта, то уж, безусловно, всему бы был конец, — Каролина с облегчением перевела дух. — Но, видно, права была я, поскольку они вдвоем. Наверное, сидят на скамейке и просят друг у друга прощения. Но извиняться следует в первую очередь ему, — убежденно заключила она.