Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья - Томас Кейтли

Нур-эд-Дин, который понимал, что власть его наместника становилась слишком сильной, чтобы быть подконтрольной, прибегнул к мудрому плану, задабривая его титулами и знаками доверия. Багдадский халиф выслал ему праздничный наряд и грамоту с благодарностью за возвращение под его духовное владычество территории, которая столь длительное время была враждебной его династии. Однако наиболее важным последствием своевременной кончины халифа для Саладина было приобретение накопленных Фатимидами богатств, которые перешли к нему в руки и которые он использовал для того, чтобы обеспечить преданность своих солдат и военачальников. Как пример восточной склонности к преувеличениям можно привести список этих сокровищ, как они перечисляются восточными летописцами. Так, по их заверениям, они состояли из 700 жемчужин, каждая из которых была такой величины, что не поддавалась оценке, изумруда длиною в целую пядь[48] и толщиною с палец, библиотеки, включавшей 2,6 млн книг, а также золота в монетах и просто в слитках, сабура (экстракта алоэ), янтаря и бессчетного количества военного снаряжения и оружия. Значительная часть этих несметных богатств была распределена Саладином среди своих солдат, остальное было направлено в течение десяти последующих лет на покрытие его военных расходов и строительство. Поскольку Саладина звали Юсуф (Иосиф), точно так же как и сына Якоба, министра короля Фараоха, можно предположить, что по египетской традиции два Юсуфа были слиты воедино, и деяния последнего были приписаны первому, поскольку для народных традиций весьма характерно перескакивать через века и даже тысячелетия и делать из нескольких героев одного, который совершает подвиги за всех.

Пока Нур-эд-Дин был жив, Саладин продолжал признавать его верховенство, и когда, после смерти халифа, его владения перешли к сыну Малек-ис-Салеху, на монетах Египта было вычеканено имя молодого правителя. Поскольку Малек-ис-Салех был несовершеннолетним и находился в полном повиновении евнуху Камештегину, среди эмиров разрасталось недовольство. Тогда Сейф-эд-Дин (Меч Религии), кузен молодого принца, который возглавлял месопотамскую армию, решил вырвать владения у юного Малек-ис-Салеха. Все взоры были обращены на Саладина как единственного человека, способного сохранить страну. Он покинул Египет, взяв с собой всего лишь 700 всадников. Губернатор и жители Дамаска радушно открыли ворота перед ним. Хемс и Хама последовали примеру Дамаска. Саладин принял на себя управление под скромным титулом помощника юного атабека, чьи права он объявил себя готовым защищать при любых обстоятельствах. Он направился к Алеппо, где находилась резиденция Малек-ис-Салеха. Но защитники этого города под воздействием слезной мольбы молодого правителя, на которого, в свою очередь, вероятно, надавил евнух Камештегин, боявшийся потерять власть, выступили и обратили в бегство те небольшие силы, с которыми Саладин подошел к городу. Собрав более крупную армию, Саладин уже основательно осадил Алеппо, и Камештегин, отчаявшись, решил прибегнуть к вероломству. Он обратился к Синану, шейху ассасинов, который находился в Массьяте, разъясняя ему, насколько опасным врагом исмаилитов является отважный курд, который столь пылок в своем ревностном служении Аббасидам и положил конец династии Фатимидов, которая невероятно долго блистала среди сторонников прав Исмаила, имея значительную власть и почет. Евнух также напомнил, что, если Саладин преуспеет в своих амбициозных планах в Сирии, со всей вероятностью он обратит свою мощь против ассасинов и лишит их власти в этой стране. Эти доводы были подкреплены золотом, и шейх, не заставив себя долго уговаривать, незамедлительно отправил трех фидави, которые напали на Саладина в лагере у Алеппо. Покушение тем не менее провалилось, убийцы были схвачены и казнены. Саладин был приведен в ярость покушением на него и, прекрасно понимая, откуда дул ветер, с еще большим рвением продолжил осаду.

Обнаружив преимущества, которые могут быть извлечены кинжалами фидави, Камештегин решил задействовать их против своих личных врагов. Визирь юного принца и два верховных эмира подготовили заговор по его устранению. Узнав об этом, евнух настроился опередить их и, улучив момент, когда Малек-ис-Салех готовился оседлать свою лошадь, приблизился к нему с просьбой подписать чистый лист бумаги под предлогом необходимости уладить дело огромной срочности и важности. Молодой правитель поставил свою подпись без каких-либо подозрений, и Камештегин тут же написал на этом листе письмо к шейху ассасинов, в котором Малек-ис-Салех якобы просил выслать людей, чтобы убрать с дороги этих трех эмиров. Предводитель исмаилитов с готовностью откликнулся на просьбу, поскольку полагал, что она исходит от его юного друга и соседа, и несколько фидави были направлены на исполнение его воли. Двое из них напали на визиря, когда тот выходил из восточных ворот мечети рядом со своим собственным домом. Но их на месте порубили на куски. Вскоре трое напали на эмира Муджахида, ехавшего верхом. Один из них схватился за край его плаща, чтобы лучше захватить его, но эмир пришпорил своего коня и вырвался, оставив в руках нападавших свой плащ. Толпа схватила ассасинов, двое из которых были опознаны как знакомые старшего конюха эмира. Один из них был распят, вместе с ним и конюх как соучастник. На груди последнего была размещена табличка со словами: «Таково вознаграждение покрывающего неверных». Других притащили во дворец и били по ступням, чтобы они сознались, почему решили совершить это преступление. В разгар пыток один из них прокричал: «Ты высказал пожелание нашему владыке Синану убить твоих рабов, а теперь караешь нас за исполнение твоей воли». Переполненный яростью, Малек-ис-Салех написал письмо шейху Синану с множеством гневных слов. Шейх не ответил ничего, лишь выслал назад подписанное халифом письмо. Историки умалчивают, чем закончилась эта история, также крайне трудно сказать, в какое именно время это произошло.

Ассасины не прекратили свои покушения на Саладина, чья власть стала более опасной для них после того, как он лишил род Нур-эд-Дина его положения и владений. Он вновь подвергся нападению с их стороны в своем лагере у крепости Изаг. Один из них атаковал его и ранил в голову, но султан (он принял на себя теперь этот титул) схватил его за руку и прикончил. Подоспел второй – его зарезала стража, третьего и четвертого постигла та же участь. Запуганный такой упорной настойчивостью, султан на несколько дней укрылся в своем шатре и приказал всем незнакомым и подозрительным лицам покинуть лагерь.

В следующем году (1176) султан, находясь в мире с прочими своими врагами, решил показательно отомстить тем, кто столь беспричинно покушался на его жизнь. Собрав армию, он вошел в горные районы, огнем и мечом опустошил территории исмаилитов и осадил Массьят. Власть сирийских исмаилитов была бы теперь уничтожена, если бы не вмешательство правителя Хамы, дяди султана, который, после мольбы Синана, уговорил племянника заключить мир на условии, что никогда больше никто не будет покушаться на его жизнь. Синан охотно пошел на эти условия и достойно выполнял свои обязательства, поскольку великий Саладин правил после этого пятнадцать лет, вел постоянные войны, захватил Иерусалим и Святую землю, подвергался опасностям на поле битвы и в лагере, но ни один ассасин никогда больше не приближался к нему с враждебными намерениями.

Глава 9

Человека, управлявшего всеми делами общества в Сирии во времена Саладина и являвшегося одной из наиболее примечательных личностей, которые встречались в истории ассасинов, звали Рашид-эд-Дин (правоверный в религии) Синан, сын Сулеймана из Басры. Как множеству других самозванцев, которые время от времени появлялись на Востоке, ему хватило дерзости выдавать себя за воплощение Божества. Никто никогда не видел его за едой, питьем, спящим и просто сплевывающим. Его одежда была из грубой волосяной ткани. С восхода солнца до заката он стоял на высокой горе, произнося молебны перед людьми, которые внимали его словам как исходящим от самого совершенства. К несчастью для его репутации, со временем его слушатели обнаружили, что он прихрамывает при ходьбе из-за раны, полученной им от камня при сильном землетрясении 1157 года. Это не увязывалось с общераспространенной идеей безупречности, которая должна быть присуща телесному воплощению Божества. Образ Синана тут же развеялся, и те, кто только что превозносил Бога, теперь грозили смертью мошеннику. Синан не потерял самообладания, он попросил их оставаться спокойными, спустился со скалы, приказал принести еды, пригласил их на трапезу и убедительной силой своего красноречия заставил их признать себя единственным правителем, все единодушно поклялись в послушании и верности ему.