Тень медработника. Злой медик - авторов Коллектив

Привезли жулика в больницу, конвой – три толстяка, недовольны, что со злом придется в больничке маяться. Пока оформляли документы, слышу, что все затихли, ну думаю, достал он выеживаться, вот и вырубили его. Не тут-то было! Ржет!

Захожу в палату, слышу, как он говорит санитарке:

– Я тут насрал, а ты убирать будешь, – и поганенько так лыбится.

Слегка офигеваю, так как посреди койки действительно куча. Конвой молчит. Говорю:

– Ты щас это жрать будешь, и тебе это будет нравиться. Ржет.

Удар по морде. Зло оказывается ровнехонько носом в дерьме, конвой мило отводит глаза, санитарка благодарно улыбается, прибежавшая на шум медсестра спрашивает, хочет ли жулик добавки, а док интересуется чем ему заниматься: пулевыми ранениями, выбитой челюстью или жопой страдальца.

У родителей был мальчик лет 5–6, очень нервный. И когда ему в чем-то отказывали, он падал, бился в истерике и на высоте истерики обсирался. Причем делал это регулярно, где угодно – дома, на улице, в магазине. Мать его таскала по врачам, лечила. И вот однажды приходит домой и слышит истерику в ванной, заглядывает, а там отец мажет говном лицо и голову сыну! На жену глянул:

– Выйди немедленно!

Потом надел сыну на голову обосранные трусы и сказал:

– Мойся и стирай трусы. Пока не сделаешь – не выйдешь! Я проверю!

И жену в ванную не пустил. Что бы вы думали? Больше – ни разу! Вылечил папа!

А врачи не смогли!

В 80-х годах работала в хирургическом приемнике. Поступает амбал 1.90 роста и веса полтора центнера с разбитой башкой. Приходит нейрохирург и начинает собирать анамнез, а в процессе неврологическим молоточком перед его глазами водит, по коленкам и предплечьям постукивает. Уж не знаю, что этому амбалу в башку взбрело, только кинулся он на доктора, повалил и под себя подмял, одни ноги из-под амбала торчат. Сказать, что я перепугалась – не сказать ничего, охраны в те годы никакой не было, во мне 50 килограммов. Позвонила я скорей в отделение с криком «наших бьют» и, пока врачи бежали бегом с седьмого этажа, подскочила я к амбалу и что было сил дернула за ногу. Амбал дернулся и затих, а я чувствую, что его нога с ботинком из штанины выходит и у меня в руках остается. Стою ни жива ни мертва, вниз боюсь посмотреть, тут хирурги прибежали и на вопрос, что происходит, получили ответ:

– Я ногу мужику оторвала.

Протез оказался.

Мужика в обезьянник, нейрохирурга на больничный, а меня два часа чаем отпаивали. Зато потом, если какой-нибудь буян поступал, хирурги ему говорили:

– Ты здесь не очень-то, а то сейчас Наташку позовем, она тебе живо ноги повыдергивает.

Третий триместр беременности, обычная плановая явка в ЖК.

Врач пытается прослушать сердцебиение ребенка, кроме непонятного жужжания аппарата, ничего не слышно. Врач напряглась, говорит: «Ну все, сдох».

У матери взгляд: «Ну как же так», «все же хорошо было», «почему сдох, а не умер», «может, вы ошиблись», «послушайте еще раз» вслух произнести она не могла, была в ступоре. Врач, видя это, уточняет:

– Аппарат сломался, пойду другой принесу.

Родители! Создается впечатление, что 90 % из вас никогда не были малышами, юнцами, подростками! Вы, наверное, существовали в эдаком идеальном мирке, где горячее не обжигает, коленки об асфальт не разбиваются и домашняя кошечка не царапается!

Ваше дорогущее вам чадо приходит домой, улыбается, а вы с ужасом видите у него свежие ссадины на коленках! О, ужас! Вы, естественно, не знаете, что делать, вы же не врач! Срочно в охапку и в больницу! Доктора немедленно! Как на операции?! Не может быть! Конечно, у вас «самый экстреннейший случай из всех экстреннейших за всю историю человечества»! А от ваших истеричных воплей ваше дитятко, независимо от возраста, начинает верещать вместе с вами, не понимая, что вообще происходит! Вот вам психотравма – потом не удивляйтесь, что ребенок от вида белого халата в конвульсиях бьется, сами довели! Зачем вы прививаете ребенку мысль, что любая царапинка, «что-то кольнуло» или «прыщ на попе» – это повод обращаться к врачам? Хотите вырастить поколение нытиков и истеричек? Нынешние дети и так, мягко говоря, не отличаются адекватностью, и педагоги, я думаю, меня поддержат. А с таким апгрейдом, как «синдром госпитализма», через 10–15 лет из них вырастет такое, названия которому еще просто не существует…

Бабуля с сильной болью в предплечье. На предплечье намотан шерстяной платок, и вонь стоит невыносимая – глаза режет. Ну бабулю распаковывают – под платком обнаруживается какое-то полотенце, потом еще одно, потом фольга, и, наконец, когда от вони уже начинают запотевать стекла, остается последний слой – полиэтиленовый пакет. Убирают его, а предплечье облеплено самым настоящим дерьмом. Оказывается, у бабули живет любимая кошечка, которая ее сильно поцарапала. Йод, повязка и зеленка? Не-е-ет. Какой-то спаситель-целитель посоветовал обмазывать руку своими же экскрементами и носить в тепле – так все раны затягиваются гораздо быстрее.

Что бабуля и делала около недели.

В одно время дружил организмами с девушкой-фелинологом (ветеринар, специалист по кошкам), и от нее нахватался информации по «ремонту» усатых-полосатых. Недавно у матери котэ сожрал какую-то гадость, начал, пардон, рыгать-блевать-поносить. Мамочка, как истинный пенсионер, разумеется, сразу ко мне: «Ой, спаси-помоги, Прошенька заболел, ветеринары за прием дерут не по-детски, тыжврач, епта, все должен знать!» Обратился за помощью к всезнающему Доктору Интернету, приехал, поставил котейке детский вазофикс в переднюю лапку, прокапал реосорбилакт с глюкозой, уколол гентамицин, тиотриазолин, церукал в кошачьих дозировках, напоил отваром ромашки и атоксилом. Наутро Проша ожил и забегал, аки конь по полям.

Мамочка не придумала ничего умнее, чем оповестить своих подружек ДЭПнутых пенсионерок о том чуде, которое сотворил сын-невропатолог с котофеем.

Третий месяц не могу отбиться от просьб «посмотреть котика».

Особо упоротые особи приходят прямо в поликлинику!

В детской поликлинике ни одна истеричная мамка или бабушка не сравнится с папашей, который рвется выполнить отцовский долг. Мы таких называем «хуже-бабы».

Именно папаши способны оттолкнуть от двери чужого ребенка или мамку с младенцем, именно они, надежно зафиксировав в руках отпрыска, берут штурмом лабораторию, именно они никогда не пропустят многодетных и инвалидов, способны устроить драку в кабинете у доктора, каждую минуту заглядывают в кабинет, раздраженно цыкая, если осмотр пациента в разгаре. При их появлении в регистратуре сразу же ставят на стол валерьянку.

Чаще хужебабы – это не молодые мужики, а такие… за сорок и у них первый ребенок. Чаще они страшны, как атомная война, так, что хочется глянуть, что за тетка ухитрилась выйти за такое замуж. За ними всегда должно остаться последнее слово, но тявкают они только на тех, кто слабее: на женщин и детей. При появлении в очереди нормального папы, особенно если он молод, широк в плечах и спокоен, как удав – заткнутся и сольются с обстановкой.

И поверьте, даже двери поликлиники скрипят от счастья, когда здание покидает такой кадр.

Случай с бригадой на нашей подстанции.

Приезжает реанимационная бригада на вызов, «плохо ребенку».

А был день ВМФ. Заходят в квартиру, сидят три здоровых мужика, бухают. На вопрос: «Где ребенок?» – кивают, мол, в ванной. В полной ванне плавает труп 3-4-недельного ребенка. На вопрос: «Кто утопил?» – сказали с гоготом: «Ниче, пусть учится плавать».

Бригада из двух человек вышла, посвятила во все водителя, вернулись уже втроем и конкретно отмудохали этих мужиков, вызвали ментов и уехали.

Естественно, бригаде ничего не было, ибо мужики пьяные, сами могли передраться, да и таким энцефалопатам не поверит никто. Один из бригады, молодой врач, в реанимации больше не работал. Не смог.

Я видел и неоднократно, как огромные средства уходили на лечение однозначно умирающих людей – с 4-й стадией рака, с травмой, несовместимой с жизнью, с терминальной стадией цирроза печени и прочим. Переливали им кровь и плазму литрами, применяли антибиотики 4-го поколения. Ибо родственники у них высокопоставленные. В итоге – жили они на несколько часов больше. А ведь эти препараты можно было использовать для людей, у которых есть шанс выжить и восстановиться. В итоге умирает тот, кто обречен. И умирает тот, кто мог выжить, но ему просто плазмы и эритромассы не хватило. Ну, не повезло ему иметь редкую группу крови и к тому же одинаковую с безнадежным родственником начальника.

Если бы вы поработали хотя бы санитаркой в экстренной хирургии, взглянули бы на проблемы изнутри.