Книга о художниках - Карел Мандер

Когда Луке было около тридцати трех лет, он надумал навестить живописцев Зеландии, Фландрии и Брабанта и отправился в путь как богатый человек, я даже думаю, что он поехал на собственном судне, нарочно для того приспособленном и снабженном всем в изобилии.

Приехав в Мидделбург, он с наслаждением любовался работами трудолюбивого и искусного Яна Мабюзе, который жил в то время там и писал много разных картин. Здесь Лука Лейденский задал в честь Мабюзе и других художников пир, стоивший шестьдесят гульденов. Точно так же он поступал и в других городах, а именно в Генте, Мехелене и Антверпене, где каждый раз тратил на угощение художников по шестидесяти гульденов. Его всюду сопровождал вышеназванный Ян Мабюзе, величаво и важно разгуливавший в золотой парчовой одежде, между тем как Лука носил кафтан из желтого шелкового камлота, который на солнце блестел, как золото. Но иные думают, что Лука, поскольку Мабюзе превосходил его пышностью одежды, в среде художников был менее уважаем и ценим. Но что совершенно противоречит природе искусства и нравам художников, это слух, будто Лука с тех пор часто сожалел о своем путешествии и постоянно думал, что какой-нибудь завистник дал ему отраву, так как с того самого времени он никогда не был совершенно здоров. Справедливо ли он дозволил этому пагубному подозрению овладеть своей мыслью или нет, но дело в том, что в течение последних шести лет перед смертью он часто бывал вынужден лежать в постели. Какая бы ни была у него болезнь — чахотка или сухотка, — но во всяком случае его постоянно терзало упомянутое подозрение.

Когда он уже совсем не вставал с постели, он и тогда не позволял себе бездельничать, а большею частью гравировал или писал красками, велев для того приспособить свои орудия искусства. Настолько еще велика была его страсть к искусству, и чем далее, тем становилась сильнее, как это часто наблюдается у великих мастеров, ибо вследствие большого опыта в их благородной деятельности любовь к искусству день ото дня разгорается в них все сильнее и сильнее.

Когда наконец силы и здоровье постепенно его совсем покинули и никакое лекарство уже не приносило ему облегчения, он, за два дня до смерти, почувствовав приближение своего последнего часа, пожелал еще раз подышать чистым воздухом и поглядеть на небо, творение Господа, и потому велел служанке вынести себя в последний раз на воздух. Через два дня после того он умер, едва достигнув тридцатидевятилетнего возраста; это случилось в 1533 году. Он еще дожил до того дня, который хорошо сохранился в памяти стариков и известен под названием «День жаркого лейденского крестного хода» по той причине, что в этой процессии многие люди падали и умирали от солнечного удара. Последнее, что гравировал Лука, была небольшая картинка, изображавшая Палладу; говорят, что она, вполне оконченная, лежала перед ним на кровати, как будто для того, чтобы показать, что он до конца любил и занимался своим благородным и просвещающим ум искусством. У него была единственная дочь, которая за девять дней до его смерти родила сына. Когда после крещения ребенка принесли домой, он спросил, как назвали его внука; но, получивши ответ, что и после него останется еще Лука Лейденский, он воспринял этот ответ в дурном смысле и подумал, что желают его смерти. Этот сын его дочери, Лука Дамессен, умер в 1604 году в Утрехте, дожив до семидесяти одного года. Он был довольно хорошим живописцем, как и его еще живой брат Ян де Хоэй, живописец короля Франции. Лампсониус сочинил в честь Луки Лейденского латинские стихи, которые я считаю мало справедливыми по отношению к его заслугам; содержание их следующее:

«Ты, Лука, как и другие, не равен Дюреру, но весьма к нему близок; пишешь ли ты картины или режешь медные формы, передающие дивные оттиски на тонкую бумагу, прими, вместе с родным тебе Лейденом, немалую долю хвалы нашей Музы (если в этом есть какая-либо почесть)».

Голландский живописец, гравер и рисовальщик Лукас ван Лейден, или Лука Лейденский (1494, Лейден — 1533, там же), — один из крупнейших представителей нидерландского искусства XVI в. Ученик своего отца Гуго Якобса и Корнелиса Энгелбрехтсена, он работал в родном Лейдене. В 1521 г. ездил в Антверпен специально для встречи с Дюрером, гравюры которого он внимательно изучал; около 1527 г. совершил путешествие в Мидделбург и по городам Южных Нидерландов. Лука очень рано начал самостоятельную деятельность — одновременно как живописец и гравер. В области резцовой гравюры он приобрел славу одного из самых выдающихся мастеров XVI в. Такие его листы, как «Коровница» (1510), «Се человек» (1510), «Блудный сын» (1510), «Голгофа» (1517), «Танец Марии Магдалины» (1518), «Искушение Христа» (1518), принадлежат к шедеврам европейской графики. Произведения Луки Лейденского отличаются редким для его времени жанровым и тематическим разнообразием: он создавал произведения на религиозные, исторические и мифологические сюжеты, аллегории, портреты. Его наряду с Квентином Массейсом считают основоположником бытового жанра. В течение всей своей недолгой жизни Лука совмещал занятия графикой и живописью. К настоящему времени сохранилось примерно пятнадцать его живописных произведений. Кроме упомянутых К. ван Мандером это «Партия в шахматы» и «Мадонна с Младенцем и ангелами» (ок 1520, оба — Берлин, Государственные собрания); «Гадалка» (ок 1510, Париж, Лувр); «Жена Пентефрия обвиняет Иосифа» (ок. 1510, Роттердам, Музей Бойманс-ван Бейнинген); «Игроки в карты» (ок. 1520, Вашингтон, Национальная галерея; Уилтон Хаус, собрание Пембрук); «Игра в карты» (1521, Мадрид, Музей Тиссен-Борнемисса); триптих «Моисей, иссекающий воду из скалы» (Бостон, Музей изящных искусств); «Мадонна с Младенцем» (ок 1528, Осло, Национальная галерея; Амстердам, Рейксмузеум); «Искушение св. Антония» (Брюссель, Королевский музей изящных искусств). «Проповедь в церкви» (Амстердам, Рейксмузеум), подписанная монограммой «L», считается ныне работой Артгена ван Лейдена, а «Лот с дочерьми» (Париж, Лувр) — работой анонимного художника. Кисти Луки Лейденского принадлежит также ряд портретных изображений, среди которых особенно интересен «Автопортрет» (ок 1514, Брауншвейг, Музей герцога Антона Ульриха).

Жизнеописание Яна Голландца (Jan den Hollander), живописца из Антверпена

Я думаю, что в ряду изданных несколько лет тому назад гравированных на меди портретов знаменитых нидерландских живописцев вполне справедливо помещен портрет родившегося в Антверпене Яна Голландца, так как довольно часто слышал, что он был весьма замечательным живописцем пейзажей.

Он жил в весьма давнее время, так как был женат на матери Гиллиса ван Конинксло. Ян работал и масляными и клеевыми красками и, стремясь писать все с натуры, часто целыми часами сиживал у окна, смотря в пространство. Он имел обыкновение писать жидкими красками, и потому на его досках и полотнах часто просвечивал грунт; этот прием у него заимствовал Брейгель[115].

Жена его разъезжала по ярмаркам Брабанта и Фландрии и решительно заполняла все рынки картинами, чем и зарабатывала большие деньги, так что Ян, хотя и оставался дома, но, не испытывая нужды, работал не особенно много. Впрочем, его пейзажи не уступают никаким другим произведениям того времени. Он умер в Антверпене.

Лампсониус, обращаясь к нему, говорит:

«Фламандцы стяжали себе славу своими пейзажами, а итальянцы — изображениями богов и людей; поэтому неудивительно, когда говорят, что у итальянца ум в голове, а у нидерландца — в искусной руке. Поэтому Ян посчитал, что лучше хорошо писать рукой пейзажи, чем дурно познавать головой богов и людей».

Ян Голландец, или Ян ван Амстел (ок. 1500, Амстердам — после 1543, Антверпен), — живописец голландского происхождения, возможно, брат Питера Артсена. С 1527 г. Ян ван Амстел работал в Антверпене, где годом позже был принят в гильдию св. Луки. Писал мелкофигурные сцены на религиозные и бытовые сюжеты, а также пейзажи. В настоящее время большинство специалистов отождествляют его с так называемым Брауншвейгским монограммистом — анонимом, чья трудно читаемая монограмма имеется на картине «Чудесное насыщение пяти тысяч» (Брауншвейг, Музей герцога Антона Ульриха). Однако по мнению других, картины этого анонима принадлежат кисти Яна ван Хемессена. Таким образом, проблема его творческого наследия еще окончательно не решена.

Жизнеописание Квентина Массейса (Quintijn Messijs), живописца из Антверпена

Я уже не раз упоминал о том, что дарования, которыми природа наделила иного человека при самом его рождении или даже раньше, часто не могли проявиться или вследствие воли родителей, или бедности, или других неодолимых препятствий и неблагоприятных обстоятельств. Поэтому случалось иногда, что люди, предназначенные быть представителями нашего благородного искусства, бывали вынуждены заниматься какой-нибудь простой и грубой ручной работой. Но лишь только происходила перемена в их положении, и они выступали, хотя и очень поздно, на поприще искусства, составлявшее их истинное призвание, они изумительно быстро делали успехи и доходили до большого совершенства. Свидетельством тому служит жизнь Полидора (Караваджо)[116], а также судьба антверпенского живописца Квентина Массейса, получившего прозвище Кузнеца по той причине, что вначале, до двадцати лет, он занимался этим ремеслом. Некоторые ошибочно думают, что кузнецом он был на десять лет дольше этого срока.