«Зверобои» против «Тигров». Самоходки, огонь! - Владимир Першанин

Предполагалось окружить и уничтожить советские войска на Курской дуге. Затем продолжить наступление, снова достичь Волги и свести на нет успехи Красной Армии зимой 1942–1943 годов. Чтобы ненавистное ему слово «Сталинград» просто растворилось в успешном мощном ударе.

Чистяков, вспоминая позже последние недели июня, замечал растущее напряжение среди бойцов. Экипаж взялся было писать очередные письма родным, но комбат Пантелеев посоветовал не увлекаться. Намекнул, что лишняя переписка сейчас ни к чему. Немцы, судя по всему, не до конца догадываются о массовом сосредоточении наших войск и многочисленные письма наверняка придерживают.

Наступление немецких войск в районе Курской дуги началось утром пятого июля 1943 года. Наше командование, опередив начало наступления, в два часа ночи обрушило на позиции противника мощный огневой налет с применением тяжелой артиллерии и реактивных установок.

Спустя несколько часов, приведя свои части в порядок, немецкие соединения группы «Центр» перешли в наступление. Начались ожесточенные бои, в которых принимали участие с обеих сторон более двух миллионов человек, несколько тысяч танков и самолетов.

Но операция «Цитадель» развивалась далеко не так, как планировал немецкий Генеральный штаб. Наши войска ценой огромных потерь сумели в непрерывных боях остановить наступление немецких войск, которые за неделю смогли продвинуться в разных местах лишь на расстояние от 10 до 35 километров, что было в десятки раз меньше, чем планировалось.

Тринадцатого июля по личному приказу Гитлера немецкое наступление было прекращено. Потери вермахта оказались слишком велики. Зато нанесли серию крупных контрударов советские войска, которые в считаные дни переросли в мощное наступление. Но шло оно тяжело и не превышало в среднем четырех-пяти километров в сутки.

Самоходно-артиллерийский полк Резерва Главного Командования, в котором воевал младший лейтенант Чистяков, действовал на северном фасе Курского выступа в составе Брянского фронта. Уже в первый день самоходчики поняли, что предстоят жестокие бои, в которых нет места громким фразам о быстром разгроме немцев и стремительном броске на запад.

Глава 5. Сухая терёшка

Ночью пришел приказ танковой роте капитана Сенченко вместе с десантом выйти во фланг участка, на котором весь вчерашний день вели бой. Роту должна была сопровождать самоходная установка СУ-152 младшего лейтенанта Чистякова.

Трехорудийная батарея «зверобоев» СУ-152 ночевала в небольшом сосновом перелеске. Она уже понесла первые потери. Подкалиберный снаряд противотанковой пушки угодил в лобовую броню самоходки младшего лейтенанта Паши Рогожкина и убил наповал наводчика.

Головка и оболочка 75-миллиметрового снаряда вплавилась уродливым комком в правую сторону рубки, а раскаленный вольфрамовый сердечник пробил броню и тело сержанта-наводчика. Столько силы было в этом заостренном сердечнике, что он почти насквозь прошил и заднюю стенку рубки, пройдя в пяти сантиметрах от фугасного снаряда боеукладки.

Загорелись куртки, еще какое-то барахло. Пока выбрасывали горящее тряпье, полыхнули мешочки с порохом, которые высыпались из снарядной гильзы. Все внутри заволокло клубами ядовитой гари. Заряжающий сумел выбросить раскаленную гильзу, иначе вспыхнул бы оставшийся заряд, и неизвестно, чем бы все кончилось.

Пожар кое-как потушили, но заряжающему сожгло руку до костей. Радист отравился гарью и кое-как отошел лишь к вечеру. Паша Рогожкин, с багровым, покрытым волдырями лицом, был как не в себе. Бестолково суетился, поливал водой обожженные пальцы, а когда рассказывал Сане о случившемся, у него мелко тряслась голова.

– Знаешь, я думал, нам конец пришел. Ударило так, что двигатель сразу заглох. Меня словно бревном шарахнуло, все тело одеревенело. Гляжу, наводчик рот, как рыба, разевает, а под ключицей обгорелая дыра. Видно, на помощь хотел позвать, а тут кровь изо рта и раны как хлынула. И все это в полуметре от меня. Парень изо всех сил бьется, то ли вылезти хотел, то ли еще что, а тут дым, огонь, порох, как фейерверк, вспыхнул.

Саня слушал приятеля почти равнодушно. Он видел за день столько смертей, его самоходку не продырявили лишь чудом, и возбужденный долгий рассказ Рогожкина проходил мимо. Паша со спутанными, неровно подстриженными кудрявыми волосами, смотрел на него глазами, в которых читался так и не прошедший испуг.

Когда ужинали, Пантелеев налил Рогожкину кружку водки и приказал выпить. Заставил съесть несколько ложек каши, но пища в младшего лейтенанта не лезла. Контуженого командира машины отправили спать. Тимофей Лученок, выскребая котелок, заметил:

– Нервный какой-то лейтенант. Все обошлось, даже не ранило, а он не в себе.

– Рядом со смертью побывал, – коротко отозвался Коля Серов.

– Ну и что теперь?

Из полкового резерва прислали наводчика и заряжающего. В третьей батарее сильно повредило самоходку, погибли два человека из экипажа. Пантелеев отозвал в сторону Саню, угостил сигаретой.

– Не знаю, отойдет завтра Пашка или нет. Крепко его по мозгам ударило. Страх – это такая штука. Людей ломает, если себя в руки не сумеешь взять. Ты сам как?

– Ничего, – пожал плечами Чистяков. – Сколько людей погибло. Танки один за другим взрывались.

– Ладно, иди спать.

Перед рассветом Пантелеев показал на карте место, куда следовало двигаться машине Чистякова.

– Деревня Сухая Терёшка. Там речка небольшая. Сам ее не форсируй, встань на левом берегу под деревьями в километре от южной окраины села. Туда же подойдет через час рота Сенченко. Действовать будете снова вместе.

– Одному к деревне идти?

– Да. Танковый батальон вчера большие потери понес. Там сварка до сих пор работает, ремонт идет. Я даже не знаю, сколько машин у Сенченко имеется.

– Как Паша Рогожкин?

– Спит. Утром видно будет. Двигай, не тяни время. По крайней мере, немецких самолетов в воздухе нет. Осмотришься на месте, что и как. Затем вместе с Сенченко выбьете из деревни фрицев. По данным разведки, их там немного. Далее, вот в этом месте соединяетесь с основными силами.

Капитан ткнул пальцем в точку километрах в трех от Малых Терёшек. Как просто все на карте! Не война, а сплошная прогулка. Достаточно одной хорошо замаскированной батареи, чтобы все планы полетели к черту.

– Немного – это сколько? – спросил Чистяков. – Там разведка хоть побывала?

– Мотоциклисты покрутились, пару пушек и пехоту видели.

Младшему лейтенанту очень не нравилось, что самоходку, предназначенную для уничтожения укреплений и тяжелых вражеских танков, посылают в одиночку, считай, в разведку, которую толком не провели. Пантелеева вопрос подчиненного смутил. Другой, может, накричал бы в ответ, что врага надо не считать, а бить, но комбат был честным человеком и относился к своей небольшой батарее душевно.

– В общем, большого скопления войск не разглядели, а может, не рискнули на своих драндулетах в деревню соваться, – честно признался он. – Скорее всего там лишь вспомогательный узел обороны. Сам все выяснишь. Действуй осторожно, береги экипаж и без танков в эту Сухую Терёшку не суйся.

– Все будет нормально, – размяк от добрых слов младший лейтенант. – Мы все же «зверобои», а не просто так.

Однако путь к деревне Сухая Терёшка едва не закончился на левом берегу речки с одноименным названием. Немецкий танк Т-4 словно поджидал их. Спасло экипаж то, что двигались настороже. Чистяков постоянно вглядывался в бинокль, а немец стоял на возвышении, и Саня успел его вовремя разглядеть.

Выстрелили друг в друга одновременно. Т-4 с удлиненной пушкой ударил кумулятивным снарядом. Попади он в цель, броню прожгло бы насквозь. Но Тимофей Лученок мгновенно вдавил до упора педаль газа. Огненный клубок прошел позади рубки, врезался в тополь, который вспыхнул, как свечка.

Фугасный снаряд СУ-152, выпущенный на ходу, тоже проломил бы трехпудовой массой дополнительную защиту и усиленную броню немецкого танка, но пролетел мимо и взорвался, подняв фонтан дыма, земли и переломав, как спички, молодые сосны. Шарахнул крепко. Командир Т-4 понял, что новая русская машина слишком опасна. И хотя в казеннике его скорострельной 75-миллиметровой пушки уже находился новый снаряд, рисковать не стал. Машина нырнула в глубину деревьев.

Младший лейтенант всматривался в оседающую пелену, высунувшись из люка, но разглядеть немецкий танк не смог.

– Крепко мы врезали, – размазывал пот по чумазому лицу заряжающий Вася Манихин. – Бугор снесли, как и не было.

Он уже загнал снаряд и гильзу с пороховым зарядом в ствол орудия и вслушивался в тишину, которую нарушало негромкое урчание двигателя, работавшего на малых оборотах. Чистяков невольно покосился на горевший тополь с развороченной дырой на уровне человеческого роста. Дерево зеленое, а полыхает вовсю. Так бы горела и самоходка, получив кумулятивный удар в рубку. Наводчик Серов тоже наблюдал в прицел, сквозь который ни черта не было видно. Дыма добавляли горевшее вдали пшеничное поле и сухая трава.