Боевой клич - Леон Юрис

— Хотел поговорить с тобой, Мэрион. Нельзя так изводить себя. Тебя же попрут из Корпуса. И так уже поговаривают о твоем переводе в артиллерию.

Он скрипнул зубами и отвернулся к окну. Дождь хлестал по стеклу, а ветер и дождевые капли рисовали на окне причудливые узоры.

— Я собираюсь завтра в Даго и мог бы...

— Попридержи язык и не лезь не в свое дело!

Такой ответ от сестры Мэри вполне мог быть предвестником разбитой челюсти, поэтому я поднялся и пошел было к выходу, когда он окликнул меня.

— Мак!

— Что?

— Мак... извини... Я...я...

— Знаешь что, сынок, надевай-ка ты дождевик и пойдем в бар. Там поговорим, а то сейчас вернутся ребята и такой галдеж начнется.

— Но я же дневальный.

— Форрестер тебя подменит.

Он быстро накинул дождевик, надел каску, и через пятнадцать минут мы были в баре.

— Два пива!

— Нет, для меня кока-колу.

— Ладно, одно пиво и одну колу.

Мы взяли бутылки и сели за свободный столик. В дальнем углу бара я приметил сержанта Маккуэйда и Бернсайда, присосавшихся к пивным бутылкам. Маккуйэд был в окружении целой банды морпехов из своей роты. Его огромный живот уже вывалился за ремень, но он, не обращая на это внимания, повернулся к стойке, чтобы заказать еще пива, и тут увидел меня.

— Здорово, Мак! — рявкнул он.

— Здорово, Мак! — кивнул я.

— Этот салага Бернсайд отстает на девять бутылок!

— Ну-ка, дайте мне девять бутылок! — немедленно скомандовал Берни. — Еще никому во всем Корпусе не удавалось перепить старого волка Бернсайда.

Маккуйэд громко заржал и повернулся к своим ребятам.

— Вы только послушайте его! Да я уже ходил по всем морям в то время, как он ходил только на горшок. Помнится мне старый добрый крейсер «Тускарора», когда мы поднялись на нем вверх по Янцзы. Что за времена были! — Он поднял бутылку с пивом. — За того, кто погибнет следующим!

Я повернулся к Мэриону. Он задумчиво смотрел на Берни и Маккуэйда.

— Я бы хотел написать о них, Мак.

— Боюсь, тебе придется писать очень толстую книгу.

— Мак. — Он секунду колебался. — Я не понимаю таких женщин.

— Шлюх? То есть я хотел сказать, проституток?

Он кивнул.

— Не знаю, Мэрион, трудно сказать. Когда мы были в Шанхае в тридцать первом году, там было много проституток из России, и я знаю несколько ребят, которые женились на них. И знаешь, прекрасно живут.

— Я всегда думал, что они холодные, расчетливые, крутые, ну, словом, как в книгах.

— Да они такие же женщины, как и все остальные. Всякие, конечно, встречаются, но ведь и морпехи бывают разные. Есть сволочи, есть хорошие ребята. Это жизнь, Мэрион.

— Она ведь такая мягкая, нежная... ей было интересно слушать меня. Я просто не могу представить, как она... Не сходится, Мак. Она ведь замечательная. Зачем она делает это?

— Когда я в первый раз пошел в бордель, мне было примерно столько же лет, сколько тебе. Девчонка, которая мне досталась, читала, когда я вошел. Причем не ерунду, а какую-то серьезную книгу. Оказалось, что она окончила колледж, а потом... ну, в общем, так получилось. У каждой свои причины.

— И что бы ты сделал на моем месте, Мак?

— На это можешь ответить только ты сам. Они странный народ, эти проститутки. Я много их повидал. Большинство мужиков их за людей не считает. Так, подстилка, чтобы разгрузиться. Это не значит, что плохо с ними обращаются, но тем не менее для многих они, как, скажем, подсобные средства. Эти девчонки всякого повидали и знают жизнь с изнанки. Может, поэтому Рэчел и влюбилась в тебя. Ты был для нее чем-то совершенно новым. — Я хлебнул пива, мысленно подбирая нужные слова. — Когда мужчина относится к ним чуть-чуть больше, чем хорошо, они могут быть очень преданными. Эти девчонки не будут оглядываться по сторонам и прыгать в первую попавшуюся постель, потому что если у такой появляется мужчина, то он для нее нечто особенно. Ведь вся эта нежность, которая есть у каждого человека, скапливается у них годами. На кого им ее обращать? На клиентов? Конечно, нет. Только на того единственного, кто будет искренне любить ее. Но за эту ответную любовь и нежность приходится платить немалую цену своими нервами, годами пытаться вычеркнуть из памяти все грязные картины, которые невольно будут всплывать перед глазами.

— Ты знаешь Рэчел, Мак, — медленно сказал Мэрион.

— Рэчел прекрасная девушка, и она любит тебя.

— Для меня она больше чем прекрасная девушка, Мак. Я бы не смог писать свои рассказы, если бы не было ее.

— Вот тебе и ответ на твой вопрос, Мэрион.

Он натянуто улыбнулся.

— Пожалуй, ты прав. Остальное не имеет значения.

— В таком случае сделай мне одолжение, Мэрион, исполняй служебные обязанности как положено. Мне не хотелось бы, чтобы тебя перевели в другую часть.

— Теперь все будет в порядке, Мак, обещаю и... спасибо.

Дружный вопль и грянувший гимн морской пехоты прервали наш разговор. Мы обернулись и увидели Маккуэйда и Бернсайда, лежавших на полу. Очередной пивной поединок закончился очередной дружеской ничьей.

Капрал Ходкисс соскочил с парома и, протолкавшись сквозь толпу, схватил Рэчел в свои объятия. Она прижалась к нему, вся дрожа, еще не поверив, что он вернулся.

— Мэрион, родной мой, не бросай меня. Не бросай никогда.

— Я люблю тебя, Рэчел...

— Смотри, — сказала она, когда они наконец успокоились и сели на скамейку. — Вот носки. Я сама связала специально для тебя.

Потом они пошли к ней. Рэчел включила свет и бросила плащ на диван. Мэрион в это время стоял, прижавшись спиной к двери, не в силах заставить себя войти в комнату.

— Что случилось, Мэрион?

— Я... ну, понимаешь, я никогда еще не был с девушкой...

Она улыбнулась и погладила его по щеке.

— Снимай куртку и располагайся, а я приготовлю кофе.

Мэрион неуверенно уселся в кресло и машинально потянулся за книгой, лежавшей на столе. Это были «Сонеты из Португалии» Рэчел присела на подлокотник рядом с ним.

— Я надеялась, что ты вернешься и почитаешь мне эти сонеты. — Она поцеловала его в лоб и ушла на кухню.

На следующее утро Рэчел уехала из Сан-Диего к родителям Мэриона.

"Дорогая Рэчел.

Я рад, что тебе понравились мои старики. Они пишут, что обожают тебя так же, как и я. И, знаешь, хорошо, что ты уехала из Даго. Так действительно лучше. Один из наших ребят привез жену в Сан-Диего, и теперь, когда мы вот-вот покинем Штаты, они просто с ума сходят, не зная, какой из дней будет для них последним. А у нас с тобой по крайней мере есть что вспомнить, хотя я еще не могу поверить, что ты моя, совсем моя.

В свободное время я много пишу. Когда-нибудь мы с тобой поедем путешествовать, и я часто мечтаю об этом и о том, как мы будем счастливы.

Родная моя, в последнем письме ты написала мне... в общем, не думай больше об этом. Это уже не имеет значения. Что было, то прошло. Главное то, что будет. Ты ведь теперь моя девочка, моя родная девочка. Люблю тебя.

Мэрион."

Глава 4

Целую ночь мы ползали по-пластунски, отрабатывая проникновение через боевые порядки противника. Резали колючую проволоку, стараясь это делать по возможности бесшумно. Мое отделение радистов практиковалось в коротких передачах сообщений, так как тихой ночью шум работающего генератора легко мог привлечь внимание противника. После каждого сеанса радиосвязи мы тут же меняли дислокацию, чтобы помешать «противнику» накрыть нас огнем или захватить в плен.

После восьмичасовой тренировки, продолжавшейся всю ночь, все отделение добралось до казармы в полуобморочном состоянии.

— Казановы из меня не выйдет, — простонал Элкью Джонс. — Кто придумал эту ночную пытку? У меня ведь сегодня увольнительная, и я договорился с девчонкой, чтобы она ждала у ворот базы. Ха-ха, каких там ворот! Мне бы до гальюна доползти.

— Да, русские морпехи правы — это действительно полный песец, — откликнулся Сияющий Маяк. — Я отлично представляю этого отвратительного толстого северного койота. Хочешь, такую татуировку тебе сделаю?

— Может, лучше выйдешь и скажешь девочке, что я в карцере, а, вождь?

— А ты ее уже трахал?

— Как я понимаю, это должно было случиться сегодня. У ее отца есть ранчо, и мы хотели провести там уик-энд, но... посмотрите теперь на несчастного толстяка, на бедного Ламонта Куинси Джонса! Разве может он кого-нибудь трахнуть после такой ночи?!

Несколько человек согласно покивали головами.

— Так вы считаете, что не может, джентльмены? — возвысил голос Элкью. — Что ж, посмотрим. Я не опозорю флаг морских пехотинцев!

С этими словами, он, кряхтя, слез с койки и направился в гальюн, чтобы побриться.

— Ну и ну! — присвистнул Дэнни, с трудом отрывая голову от подушки. — Это та самая девчонка, что морочит ему голову уже две недели?

— Да, та самая скво, — важно кивнул Сияющий Маяк. — Я предупреждал его, что она хитра, как лисица, и если сейчас не подцепит себе мужа из двадцати тысяч парней, шатающихся по Сан-Диего, то до конца дней своих будет одна горбатиться на своем ранчо. Кстати, это ранчо и есть ловушка для бедного Элкью. Там его схватят, раскрасят и оскальпируют...