Другие грабли. Том 2 - Сергей Сергеевич Мусаниф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сложность была в другом. Квартира — это то место, где меня легче всего найти. И я не верю, что она не под наблюдением. Так что стоит мне там появиться, и эскалация насилия выйдет на очередной виток, и хотя я понимал, что этого, скорее всего, не избежать, хотелось хотя бы оттянуть начало конфликта.
Виталик по доброте душевной предложил первое время перекантоваться у него, но так подставлять Сашкиного сына я не хотел. Когда за мной придут, я предпочел бы быть один.
— Что-нибудь придумаем, — сказал Петруха. — Значит, ты побывал в будущем, да?
— В одном из, — сказал я. — И те ребята, с которыми я там познакомился, никакого отношения в почившему отделу Х не имели.
— Да мы уже доперли, что будущих несколько, — сказал Петруха. — Или даже больше, чем несколько. Непонятно только, почему их эмиссары работают друг против друга.
— Потому что должно остаться только одно, — пояснил я. — Как выяснилось, Боливар времени не вынесет двоих. А такую толпу уже точно не вывезет.
— Почему?
— Потому что грядет какой-то глобальный катаклизм, — сказал я. — Который сметет все побочные линии.
— А основную, значит, не сметет?
— Все так.
— И поэтому все они пытаются стать основной?
— Похоже на то. А ваши кураторы, в смысле, бывшие кураторы, как раз сидели в основной и пытались этого не допустить.
— В схему укладывается, — согласился Петруха. — А они там в будущем не думали, что вот этой вот повышенной активностью в прошлом сами катаклизм и накатаклизмили?
— Сие мне неведомо.
— А ведомо ли тебе, как выглядит тот катаклизм?
— В будущем, в которое я был, его называли хронштормом, — сказал я. — Выглядел он, как песчаная буря, которая поглотила весь мир, что-то типа того. В общем, спецэффекты впечатляющие.
— Когда это произойдет?
— В сорок втором. Еще при нашей жизни.
— Не факт, что доживем, — сказал Петруха. — Но время еще есть.
— Время есть, — согласился я. — Но я думаю, что попытки влияния будут только нарастать.
— Только этого не хватало, — сказал Петруха — В стране бардак, а теперь еще и хронопидоры атакуют…
— Не вовремя вы отдел Х ликвидировали.
— Такова была высшая политическая воля, — сказал Петруха, но по его тону я понял, что это не так.
— А на самом деле?
— На само деле партийная верхушка стала использовать отдел для получения инсайдов, которые позволили бы ребятам не только подготовиться к переменам, но и устроиться получше, — сказал Петруха. — Оно, конечно, уже давно так было, но в начале девяностых вышло на какой-то новый уровень, и товарищи из будущего решили прикрыть лавочку. Если все так серьезно, как ты рассказываешь, я не сомневаюсь, что они продолжают свою деятельность, но уже без нас. Может, какую-то другую контору нашли, может быть, пытаются какую-то новую структуру с нуля выстроить. Но официально — все, аллес.
— А что с майором?
— Убили майора, — снова помрачнел Петруха. Как бы по итогам нашей беседы он вообще в черную меланхолию не свалился. — Ну, это ты и сам должен знать, ты ж с его сыном общался.
— Кто?
— Там мутная история, — сказал Петруха. — Но, похоже, что не по нашему ведомству. В смысле, я думаю, что без провальней обошлось, и с его службой это никак не связано.
— А кто тогда?
— Да масса вариантов, — сказал Петруха. — У нас тут Дикий Запад, тебе ли не знать?
— Но расследование хоть было?
— Было, — подтвердили Петруха. — Но у нас тут в последнее время так себе расследуют.
— А ты сам не пытался?
— У меня в то время соответствующего ресурса не было, — сказал Петруха. — Честно говоря, все силы только на выживание и уходили. Я, конечно, пытался по горячим следам что-то выяснить, но безуспешно… А теперь-то, сам понимаешь, ни свидетелей не найти, ни…
— Понятно, — сказал я.
— Мрачные времена настали, Чапай, — сказало Петруха. — И вроде бы, мы в отделе знали о том, что надвигается, но все равно оказались ни хрена к этому не готовы. Иногда уже кажется, что ничего не исправить, вся надежда только на твой хроношторм. Вот скажи мне, Чапай, будет хоть какой-нибудь просвет впереди?
— Ну, если случится тот вариант будущего, из которого я пришел, то да, какой-то должен быть, — сказал я.
— Не факт же, что случится, — сказал Петруха. — Как я понимаю, здесь и сейчас все очень неопределенно.
— Может, в этом есть особая прелесть, — сказал я, хотя из меня тот еще утешитель. — И вообще, будущее творим мы сами.
— Это и пугает, — сказал Петруха. — Ведь это настоящее мы уже сотворили. Хотя на самом деле уже не очень-то и понятно, кто тут чего сотворил.
Поскольку он погрузился в философское молчание, я не стал его отвлекать и уставился в окно, за которым проносилась Москва, в чем-то знакомая, а в чем-то не очень. Сомнительная архитектура нулевых вместе с точечной застройкой, еще не проявилась, зато на каждом углу громоздились ларьки и все было увешано кричащими рекламными баннерами. Даже не кричащими, а вопящими.
Как же все-таки похорошела Москва при Собянине…
— Выходит, то будущее, из которого приходила часть диверсантов, схлопнулось прямо при тебе, да?
— Да, — сказал я. — Но, учитывая структуру вот этого вот всего, это не значит, что больше оттуда никого не будет.
— Я понимаю, последние мозги не пропил еще, — сказал Петруха. — Но это было не то будущее, ребята из которого скидывали нам инфу?
— Похоже, что нет.
— Тогда ради чего все это было?
— Общая картина стала понятнее, — сказал я.
— Но практической пользы в том нет.
— Практической нет, — согласился я. — Однако, сам процесс познания…
— Мы здесь не в академии, чтобы опыты исключительно из научного интереса ставить, — сказал Петруха. — И знание о будущем нужно нам для того, чтобы понять, а чего делать-то. Я так
