Фабрика мертвецов (СИ) - Волынская Илона

Митя распростерся на земле у начищенных сапог урядника.

Сладкий, кружащий голову воздух, хлынул в широко распахнутый рот. Каждый вздох отзывался невыносимой болью, но он дышал, дышал!

 «Живой… И не упокоил! Нельзя… Я живой и не упокоил нежить! Живой и не упокоил! Живооой! Обошлооось!» - Мите казалось, что он кричит, орет, задыхаясь от счастья и ужаса разом, но на самом деле он только хрипел, царапая ногтями горло, пока усатая физиономия урядника не нависла над ним:

- Так то сынок ваш, ваш высоко-блаародь!

- Вижу. – процедил тот. При виде стоящего на четвереньках сына в глазах мелькнуло беспокойство. – Митя… Что случилось?

- Може, собака бешена покусала? – громким шепотом поинтересовался урядник. – Ач, як слюни-то текуть!

Митя хрипло выдохнул и вытер текущую изо рта слюну – на рукаве остались кровавые разводы. А ведь только сюртук отчистили…

- Меня… - Митя схватился руками за горло, комкая шейный платок – может, только благодаря ему сразу не удавили? – Пытался убить… Мертвяк…

- Митя, это было вчера ночью…

- Сейчас! – прохрипел он, с трудом выдавливая слова. – И то была навь… а это – умрун! Прыгнул на спину… Задушить пытался…

- Убери руки. – отец принялся распутывать шейный платок. – Урядник, посмотрите, что там.

Козырнувший Гнат Гнатыч нырнул в рощу:

- Тихо все, ваше высокоблагородие! – донеслось из-за ветвей. – Тобто… нема ничого!

Митя рванулся у отца из рук: как это – ничего? Да они там всю рощу перепахали, пока дрались!

- А ни следочка! – выбираясь из-под ветвей, объявил урядник. – Та и яки тут умруны – сроду у нас их не водилося! Хиба що анерал Попов, так поместье у него далече отсюда, и не умрун он вовсе даже, а упырь!

- Не упырь, а вомпер – учишь тебя, Гнат Гнатыч, учишь, никак разницу не запомнишь. – проворчал исправник. – Упырь – то нежить низшая, а его превосходительство у самого светлейшего князя Потемкина секретарем был, матушку-государыню Екатерину видывал, от нее и поместье получил, от как их высокоблагородие прям! Э, а это что ж выходит, Аркадий Валерьянович? Ежели сынка вашего и впрямь нечисть придушить пыталась… выходит, и тех двоих… – он мотнул головой в сторону трупов. – Тоже нечисть? Значит, никакого убийства и не было? Говорил я – места у нас тихие!

Отец, наконец, справился с узлом и сдернул шейный платок прочь. И тут же лицо его словно заледенело.

- Вставай. – бросил он и едва слышно добавил. – И прекрати уже балаган!

Митя растерянно схватился за шею: какой еще балаган! Его пытались убить, горло болит так, что прикоснуться невозможно, и полоса, наверняка, синяя…

Боли не было. Под пальцами ощущалась совершенно гладкая, без малейших следов кожа. Но как же?

– На меня напали! – выкрикнул он, сам удивившись, почему от крика не заболело передавленное горло. – Я нашел следы паро-телег и Переплутов заворот! Хотел тебе сказать, а тут… на меня накинулся мертвяк! Он меня убивал! Убивал, слышишь!

- Завороту тут взяться неоткуда. Кровных, почитай, в губернии и нету. Разве что в Катеринославе… – пробормотал смущенный исправник. На Митю он старался не смотреть. – Переплутычей и вовсе ни одного.

- Хиба що пара-тройка Живичей-целителей з уездных городов наезжают, помещиков здешних пользовать! – встрял урядник.

- Посмотрим. – отрывисто бросил отец и направился к оставленному за деревьями Митиному паро-коню. Местное полицейское начальство потянулось за ним. Помогать Мите никто не собирался. Цепляясь за дерево, он поднялся и на подгибающихся ногах заковылял следом. Отец прошел несколько шагов, брезгливо отодвигая так и норовящие вцепиться в полы сюртука колючки, огляделся и негромко спросил:

- И где следы?

Митя кинулся вперед, оттолкнул с дороги урядника… и ошеломленно уставился на не примятую и словно бы даже посвежевшую траву. Следов не было – ни отпечатка колес у лужи, ни накатанной колеи.

- Наверное, дальше… Возле куста! – лихорадочно забормотал он. – Я ведь верхом, верхом все быстрее…

- Ось того куста? – деловито уточнил урядник, кивая на пышный куст на горизонте. – А ну, Петро, погляди!

Придерживая одной рукой шашку на боку, а другой норовящую слететь фуражку, стражник побежал к кусту. Ему смотрели вслед, провожая глазами деловито рысящую по нагретой солнцем степи коренастую фигуру. Стражник оббежал куст сперва с одной стороны, потом с другой, наконец, сложив руки рупором проорал:

- Нема тут ничого!

- Може вам, панычу, сонечком напекло? Непривычному человеку опосля Петербурху… - жалостливо начал урядник.

- Господа… - голос отца был похож на карканье. – Не могли бы вы оставить нас с сыном наедине?

- Конечно, Аркадий Валерьянович. Мы вас с той стороны рощи обождем. – исправник кивком головы велел подчиненным следовать за ним, и они всей гурьбой двинулись вокруг рощи. «В саму рощу все же не сунулись!» – злорадно подумал Митя.

Отец схватил его за плечо и грубо повернул к себе.

- Отпусти! – Митя попытался высвободиться, но пальцы впились клещами:

- Не думал, что ты скатишься до такой отвратительной выдумки!

- Это не выдумка! –крикнул Митя. – Там еще была мара, в именье…

- Я сказал – довольно! – повысил голос отец – и Митя невольно вскрикнул, почувствовал себя как в лапах нежити – кости плеча, казалось, уже трещали. – И хватает же наглости лгать! То тебя навь душит, то мара средь бела дня является! Ты хоть понимаешь, что если бы я тебе поверил, убийство считалось бы несчастным случаем? Тебя не волнует, что убийца останется на воле?

- Я не… - попытался запротестовать Митя.

- Нет, ты именно что лжешь! – рявкнул отец.

Собственно, Митя всего лишь хотел сказать, что совершенно не обеспокоен судьбой какого-то там убийцы.

- Зачем мне выдумывать? – закричал он.

- Чтобы я испугался за тебя и позволил вернуться в Петербург! На все готов, лишь бы титулованные бездельники снова снисходительно похлопывали тебя по плечу!

- Эти «титулованные бездельники» - лучшие люди империи! – выпалил Митя с возмущением. Да, он собирался напугать отца и добиться отъезда, но ведь не успел же! Слова еще не сказал! Так почему отец смеет его упрекать?

– Что ж, давай начистоту! – процедил тот. – Ты не вернешься в Петербург, к «лучшим людям империи», что бы ты ни делал. Я не для того вытаскивал тебя из этого гадюшника!

- Что? – Митя замер, на миг напомнив самому себе пойманного в луч света суслика.

Отец растянул губы в неприятной усмешке, какая появлялась у него при разговоре с подозреваемыми.

- Если бы не подвернулось это назначение, я бы сам попросился на Урал или в Сибирь –увезти тебя подальше от столь любезного тебе высшего света. Я понимаю, что виноват – слишком много времени отдавал службе, и не заметил беды у себя в доме. Но надеюсь, вовремя спохватился. Понадобится, я не только в губернию тебя увезу, я тебя в имении запру, будь оно хоть трижды в руинах! Но не позволю, чтоб мой сын превратился в манерное ничтожество, навроде младшего князеньки Волконского!

Митя словно в помрачении оглядел пыльную степь – вместо нее могла быть сибирская тайга? Не Сибирь-Южная, а самая настоящая Сибирь? И выпалил единственное, на что был способен после такого потрясения:

– Младший князь Волконский – благовоспитанный человек, истинный пример для подражания!

- Другим бездельникам! Митя… - отец вдруг опустил руки, как-то разом осунувшись, словно прорвалась давно накопившаяся усталость. – Благовоспитанность для дам какое-никакое, а достоинство… Да и то – кто пожелает себе жену, если всех достоинств у нее – одна благовоспитанность? А уж для мужчины… Такие, как твой разлюбезный князь – не военные, не чиновники, не ученые, а… надо же, «благовоспитанные люди»! Порхают из гостиной в гостиную, бессмысленное занятие почему-то полагая найважнейшим. От лапотного крестьянина пользы больше, чем от твоего кумира.

«А ведь отец еще даже не знает, как этот самый кумир обошелся со мной! И как хотел обойтись с ним…» - подумал Митя… и упрямо набычившись, выпалил: