Приключения IQ, или Кто на свете всех умнее - Сергей Степанов

Продуктивный ум: загадки и причуды

Об обширности ума следует судить лишь по изобретательности и количеству мыслей, которые два человека извлекают из одной и той же вещи.

В обыденном сознании понятия «умный» и «сообразительный» выступают почти синонимами. Правда, в традиционных представлениях с умом ассоциируется еще и богатый запас знаний – так, популярный телеконкурс «Самый умный» фактически является тестом на осведомленность. Такая точка зрения вряд ли верна, хотя и не лишена оснований. Еще древние указывали на отличие «многознающих» от «многомудрых». Однако можно предположить, что для человека недалекого ума процессы приобретения, хранения и адекватного воспроизведения информации представляются затруднительными (на этом, в частности, основано включение заданий на осведомленность в некоторые батареи тестов интеллекта). Но очевидно также, что ум состоит не только в способности приобретать информацию и владеть ею, но активно ею пользоваться для решения разнообразных задач. Причем по–настоящему умным считают человека, способного справляться с задачами, алгоритм решения которых ему заранее не известен, а возможно не известен вообще никому.

Интересно отметить, что большинство научных психологических школ начала ХХ столетия (структурализм, функционализм и бихевиоризм) практически не развивали никаких новых идей, полезных для изучения креативности. Гештальт–психологи анализировали составляющую креативности – интуитивное понимание, но их изучение почти не вышло за рамки определений и механизмов интуиции; природа интуиции гештальт–психологов не интересовала.

Психоаналитический подход к изучению творческой активности, как и большинство других ранних попыток решить эту проблему, основывался преимущественно на отдельно взятых примерах выдающихся творцов. Основываясь на идее о том, что творчество рождается вследствие напряженности между осознанной реальностью и неосознанными побуждениями, З. Фрейд предположил, что активность писателей и художников есть отзвук их неосознанных желаний, выраженных в общественно приемлемой форме. Эти неосознанные желания могут касаться власти, богатства, славы или любви. Подтверждение этих идей Фрейд и его последователи старались отыскать в деятельности выдающихся творцов; классический пример такого подхода – анализ Фрейдом побудительных мотивов творчества Леонардо да Винчи.

Такая методология подверглась серьезной критике, поскольку при ее применении было невозможно «объективировать» исследуемые процессы: в связи с тем, что большинство субъектов исследования – носителей изучаемых процессов и способностей – к моменту написания работ по их творчеству уже покинули этот мир, их творческие процессы невозможно ни описать, ни измерить. Хотя в методах изучения проблемы креативности на примере истории творчества отдельно взятого гения, в принципе, нет ничего «ненаучного», для нарождавшейся научной психологии ценность представляли контролируемые, экспериментальные методы. Таким образом, как теоретические, так и методологические трудности, связанные с ранними попытками изучения творческих способностей, привели к временному выпадению креативности из набора магистральных психологических проблем.

Одним из крупных, хотя и не бесспорных, достижений ХХ века стала возможность достаточно объективной оценки умственных способностей с помощью формализованных методов. Пионер тестирования интеллекта А. Бине подчеркивал, что человеческий ум – явление очень разностороннее, и недопустимо сводить его оценку к одному единственному показателю. Тем не менее долгое время господствовало привычное представление, что умственная одаренность адекватно измеряется тестами – чем выше балл, тем выше одаренность. А высокая одаренность – это уже талант, исключительно высокая – гений.

Лишь по прошествии полувека пришло осознание того, что признаком высокой одаренности является не столько ловкость в решении тестовых задач, сколько оригинальность мышления, а самое главное – оригинальность его продукта. Традиционные тестовые задания эту особенность ума практически не выявляют. Она требует пристального изучения и создания соответствующих методов оценки. В английском языке эта особенность получала название креативности. Ввиду неблагозвучия буквального перевода, который по–русски звучал бы как «творческость», англоязычный термин утвердился и в русском языке.

Поскольку сопоставление успешности решения проблемных ситуаций с традиционными тестами интеллекта в большинстве случаев показало отсутствие связи между ними, некоторые психологи пришли к выводу, что эффективность решения проблем зависит не от знаний и навыков, измеряемых интеллектуальными тестами, а от особой способности «использовать данную в задачах информацию разными способами и в быстром темпе». Такую способность назвали креативностью. Основным средством диагностики креативности стал «тест отдаленных ассоциаций» (Remote Associates Test), с помощью которого измеряют особенности и «быстроту перемещения внимания на некотором символическом уровне в пределах широкого объема информации».

«Креативность» – так озаглавил Дж. Гилфорд свой доклад, сделанный при вступлении в должность президента Американской Психологической Ассоциации в 1950 г. В этом докладе Гилфорд, в частности, отмечал, что уникальность выдающихся творцов ограничивает изучение креативности как психологической проблемы. Он предложил изучать креативность, привлекая в психологические лаборатории обычных испытуемых и применяя психометрические тесты. Одним из таких тестов, предложенных Гилфордом был тест на необычное использование предметов, в котором испытуемому предлагалось придумать как можно больше вариантов применения самых обычных предметов (например, кирпичей). Многие исследователи приняли предложение Гилфорда, и тесты на «нестандартное мышление» быстро превратились в главный инструмент измерения креативности.

Но методическими новациями вклад Гилфорда не исчерпывается. Гилфорд и его сотрудники выделили 16 гипотетических интеллектуальных способностей, характеризующих креативность. Среди них – беглость (количество идей, возникающих за некоторую единицу времени), гибкость (способность переключаться с одной идеи на другую) и оригинальность (способность продуцировать идеи, отличающиеся от общепринятых) мышления, а также любознательность (повышенная чувствительность к проблемам, не вызывающим интереса у других), иррелевантность (логическая независимость реакций от стимулов). В 1967 г. Гилфорд объединил эти факторы в общем понятии «дивергентное мышление», которое отражает познавательную сторону креативности. По сравнению с конвергентным мышлением, ориентирующимся на известное, тривиальное решение проблемы, дивергентное мышление проявляется, когда проблема еще должна быть определена и когда не существует заранее предписанного, установленного пути решения.

В большинстве выполненных в этом ключе исследований при оценке креативности во внимание принимаются, как правило, два главных показателя – количество сформулированных испытуемым идей и степень их редкости по сравнению с ответами других испытуемых. Со временем, однако, выяснилось, что данные показатели дивергентного мышления отнюдь не являются однозначными свидетельствами наличия креативности как творческой интеллектуальной способности. Так, за нестандартностью, или «редкостью» овтета могут стоять совершенно разные психологические явления: собственно оригинальность как проявление творчески–продуктивных возможностей испытуемого, оригинальничанье как проявление личностной гиперкомпенсации интеллектуальной несостоятельности либо психическая неадекватность.

В свое время П. Джексон и С. Мессик выделили следующие критерии креативного продукта, подчеркнув тем самым необходимость комплексной процедуры его описания: 1) оригинальность (статистическая редкость); 2) осмысленность (например, редкий способ использования канцелярской скрепки – «скрепку можно съесть» – креативным не является); 3) трансформация (степень преобразования исходного материала на основе преодоления конвенциональных ограничений); 4) объединение (образование единства и связности элементов опыта, что позволяет выразить новую идею в концентрированной форме).

Ряд ученых полагают, что оригинальные идеи нельзя рассматривать в отрыве от их полезности. Если оригинальные идеи рассматривать безотносительно к их полезности, невозможно будет отделить креативные идеи от эксцентричных или шизофренических, которые также могут быть оригинальными, но при этом неэффективными. Так, Э. Кропли считает вообще необходимым отличать подлинную креативность от «псевдокреативности» и «квазикреативности». Псевдокреативность имеет признак новизны как следствие только нонконформизма и недостатка дисциплинированности, слепого неприятия того, что уже существует, или просто желания неожиданно поставить дело «с ног на голову». Такого рода «новизна», по его мнению, не имеет никакого отношения к креативности.