Исповедь русской американки - Валентина Попова-Блум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трудно описать мои эмоции: мне одновременно хотелось засмеяться в голос, зардеться от горделивого смущения или высокомерно, как полагается знаменитости, кивнуть. Я прикрыла открытый рот и сказала смущенно, что это я, и мы вместе посмеялись.
«Так, начинаются приключения Шахерезады», — подумала я. И не ошиблась!
В Токио меня встретил представитель российского радио и телевидения — а может, и КГБ — и отвез меня в Йокогаму. По дороге я чуть-чуть, сквозь нервную дрожь, увидела Токио. Он мне показался маленьким Нью-Йорком.
Йокогама — великолепный небоскребный, вновь отстроенный город. И во всех помещениях звучит музыка Чайковского.
Японцы его обожают.
Прибыв в роскошный отель (кстати, как позже узнала, именно в нем была размещена вся администрация Конгресса и верхушка Всемирной ассоциации), я повосхищалась вестибюлем и своим номером и заметила на столике все материалы по Конгрессу.
Здесь оказались большая красочная книга программы Конгресса со всеми лекциями, семинарами, коллоквиумами, встречами и беседами с указанием имен, времени и места; приглашения на различные встречи, приемы (даже с руководством Конгресса, министром здравоохранения Японии), коктейли, вечеринки, культурные события и туры. Всё на высшем уровне и для меня бесплатно, включая билеты на развлечения.
Я, конечно, испытала шок и сначала решила, что это не для меня.
Но ведь я действительно была одна от России среди ста стран и тысячи делегатов.
Я даже не стремилась понять, что происходит. Просто тупо листала бумажки.
Желая изучить программу и посмотреть, где и когда мое выступление, я обнаружила: Конгресс длится пять дней и каждый день начинается пленарной лекцией для всех участников Конгресса (а их тысяча), а потом все расходятся по разным тематическим семинарам, встречам, коллоквиумам и прочим формам конгресса.
В программе было объявлено всего пять лекций длительностью сорок минут; в первый день выступали японцы, как хозяева: замминистра здравоохранения Японии, президент японской Ассоциации сексологов и кто-то еще.
Второй день — лекция президента Всемирной сексологической ассоциации. Третий день — Попова Валентина от России! Четвертый день — президент Ассоциации США и пятый день — опять выступают хозяева-японцы.
Моей реакцией был гомерический хохот. Отсмеявшись, я начала плакать. Мой сценарий никак не предполагал такой массовки и расклада.
И мой уровень науки в этой области был ничтожный. Да, я сломала ханжеские заборы в стране, мне удалось отвоевать свою идею и наши начинания у департаментов системы здравоохранения. Да, я гордилась вниманием, оказанным нашей работе за рубежом. Я была счастлива, что центры помощи подросткам распространились по всем территориям.
Но это научный Конгресс, и мы замахнулись на анализ, статистику и выводы. И я не чувствовала себя уверенной. В конце моей речи планировалась комическая фраза: «Пожалуйста, не задавайте мне много вопросов, я не смогу на них ответить, потому что не смогу их понять».
Она действительно вызвала взрыв смеха, и ведущий сказал в микрофон: «Валентина, не волнуйся, нас интересуют только два вопроса: количество инцестов в России и количество абортов». Мне пришлось ответить, что по инцестам статистики никогда не было, хотя они имели место всегда и с давних пор. А количество абортов — не раскрываемая цифра.
В Советском Союзе аборты были легально разрешены с 1955 года, и число их было чуть ли не самым высоким среди всех стран. Огромное. В том числе и у подростков. С разрешения родителей обычно. Этому разрешению на медицинские аборты предшествовало огромное количество нелегальных, даже немедицинских, так называемых криминальных абортов.
Когда я работала в больнице, на моих руках умирала очень молодая девочка, госпитализированная после нелегального аборта: у нее начался сепсис, и спасти ее не смогли. Кто-то ковырял ее по-страшному, наверное, и не медик вовсе. Бабки обычно такое делали.
Моя подруга, замужняя женщина, уже имеющая сына, решилась на внебольничный аборт. Она рассказывала, как пришла к какой-то якобы акушерке домой. Та повела ее на кухню, постелила на кухонном столе тряпки сомнительно чистого вида и кипятила в грязной кастрюле на плите какие-то крючки. Ей предложили лечь на этот стол и широко раздвинуть ноги на подставленные табуретки… У подруги хватило ума слезть со стола и уйти в состоянии шока и ужаса. Вопрос решился по медицинскому пути. Но очень многие женщины расплатились здоровьем, бесплодием или самой жизнью. Поэтому разрешенные аборты были благом, но количество их было невероятно огромным, поэтому их статистика замалчивалась. Впрочем, как и многая информация. Во всех сферах. В медицинской — и о геях, и о статистике некоторых контагиозных (заразных) заболеваний, и об отравлениях в детских лагерях, и о суицидах, особенно у подростков. Этот список можно продолжать.
Наш доклад прошел с оглушительным успехом. У нас не было жалоб и сетований, мы представили дореволюционную и послереволюционную статистику (теория стакана воды от Коллонтай) — того времени, когда знаменитых сексологов Мастерса и Джонсон[1] еще и в помине не было.
Да, в послереволюционной России много говорили о сексуальной свободе и проводились статистические исследования. И, конечно, была информация современная. Плюс наши инициативы и введение в школах программ по половому воспитанию.
После лекции у меня брали интервью журналисты из разных стран, в том числе для журнала «Пари Матч», для скандинавских стран, для Китая (год спустя я получила от них приглашение на конференцию по проституции).
Видимо, российские сексологи были экзотикой на этих конгрессах и потому вызывали большой интерес.
На следующий день ко мне подошли организаторы и сказали, что все копии моих тезисов разобраны и они начинают их копировать и продавать за деньги. Я пожала плечами, по-прежнему чувствуя себя сомнамбулой.
Ко мне подошел профессор из Португалии и попросил текст моих тезисов и доклада, чтобы
