Сахар на обветренных губах (СИ) - Кит Тата
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в итоге, если не вмешиваться, Катя превращается в подобие шарика для пинг-понга, которым родители перекидываются в агрессивной манере, пытаясь выяснить, в кого она такая тупая, заторможенная, плаксивая… и дальше по списку, в зависимости от ситуации и зерна конфликта.
«Пока ты молчишь и боишься, Алёна, у тебя ничего не получится. Ни у кого не получится тебя спасти, пока ты сама не покажешь, где и из-за кого у тебя болит», — сказал мне Одинцов.
Можно подумать, я не пыталась всё это показать ещё в детстве? Пыталась. Но любая моя попытка оказывалась провальной. Меня выставляли дурочкой, ненормальной, избалованной… Да какой угодно, но точно не той, которую нужно спасать. Перед любой комиссией и проверкой родители могли вывернуться так, что в итоге крайней оставалась я — мелкий корень зла, не дающий нормальным родителям вырастить хорошую дочь. И вторую. Такую же.
В ход так же шли упрёки о том, что за свою семью нужно стоять горой, ей нужно защищать, потому что других мамы и папы у тебя никогда не будет.
«Попадёшь в детский дом, и будут тебя там бить просто так. Кормить не будут, а бить будут. Привяжут к кровати и не отпустят даже в туалет, под себя будешь ходить», — вот, что я слышала годами от родителей.
«Давай, мы тебя сами в детдом сдадим? Смотрю, тебе не нравится с нами жить. Вот и поживи в детдоме, может, тогда поймёшь, как на самом деле бывает плохо», — говорил мне отчим.
И с годами я научилась не просто молчать о том, что происходит у нас дома, но даже стала защищать и маму, и отчима. С такой же верностью, с которой я их защищаю, маленькие дети волокут своих пьяных вусмерть родителей домой. Плачут, спотыкаются, мёрзнут, голодают, но продолжают считать эти пьяные чудовища самыми лучшими и любимыми людьми на земле.
Так и я.
Не скажу, что я считаю их лучшими из людей, но защищать, наверное, не перестану никогда. Потому что привыкла. Да и страшно, что станет только хуже. Детдом мне, конечно, уже не грозит, но крепко засевшее внутри предчувствие того, что может произойти что-то, что будет хуже любых избиений и унижений, всегда со мной.
И только у Одинцова всё просто. А просто здесь только говорить и рассуждать со стороны о том, как оно должно быть правильно.
И почему я должна пойти именно к нему? Почему он так настойчиво мне это внушает? Или предлагает? Странный человек. Даже если в один из дней с Катей или со мной случится что-то по-настоящему страшное, то любой из преподов будет последним человеком, к которому я обращусь.
Экран телефона, лежащего на подушке, загорелся и привлек моё внимание. Не стала никак реагировать. Утром посмотрю, что там.
Отвернулась к окну и прислонилась лбом к стеклу, в отражении которого увидела, что телефон опять «ожил».
Пришлось сползать с подоконника, чтобы выяснить, кому я пригодилось в первом часу ночи.
Колесников.
Кажется, я нисколько не удивлена.
Взяв телефон с собой, я вновь забралась на подоконник с ногами и открыла сообщения, пришедшие от него.
«Привет»
«Спишь?»
Я смотрела на две одинокие строки и не понимала, что ему нужно. Зачем? Да ещё в такой час…
И нужно ли это мне?
Заблокировав экран телефона с так и оставшейся открытой перепиской, я откинулась на внутренний откос окна и посмотрела на закрытую дверь своей комнаты. Темно, тихо и… холодно, что ли.
Повернула лицо к окну, прижала уголок телефона к губам и беглым взглядом пробежалась по окнам соседней многоэтажки. В большинстве из них не горел свет. Люди уже спали. Но были и те окна, в которых ещё кипела жизнь. Возможно, кто-то из них дочитывал книгу, в миллионный раз обещая себе, что эта глава будет точно последней; наверняка, кто-то насмотрелся ужастиков и теперь боялся спать без света; или… взгляд зацепился за один из балконов, с которого так и не сняли гирлянду, хотя уже подходил к концу февраль. На нём стояла девушка и выдыхала в холодную ночь облако тёплого дыхания — отчаянная попытка отогреть природу раньше календарной весны.
Мне был виден лишь её одинокий черный силуэт в синем свечении крошечных лампочек.
Наверное, мы с ней в чем-то похожи. Только мне недоступен балкон. Поэтому моя площадка для внутренних размышлений мала в разы. Лишь узкий подоконник, на котором и ноги не выпрямишь.
Я не знаю, куда она смотрела, но почти уверена, что её влекло небо, луна, загадка, таящаяся по ту сторону ярких звёзд. К чему они пришиты? Что будет, если однажды упадёт последняя?
Эта девушка напоминала мне меня, когда я ещё смотрела ввысь и могла себе позволить помечтать, пофантазировать…
Теперь я всё реже смотрю на небо. Больше под ноги. С мыслями о том, как не пасть ниже, как не дать себя зарыть.
Но, глядя на незнакомую мне девушку, я словно смотрела на мир её глазами с того дальнего балкона с яркими лампочками. Она видит звёзды, луну… Наверняка всё ещё может позволить себе веру в чудо.
Лёгкая улыбка коснулась моих губ.
Счастливица…
Внезапно она обернулась. Словно кто-то окликнул её.
На балконе появился ещё чей-то силуэт. Крупнее и выше. Он что-то нёс в руках, а затем укрыл этим плечи девушки. Сгрёб её в кольцо рук, а я поняла, что это её парень. Или муж. Или просто мужчина, рядом с которым она может чувствовать себя в безопасности.
А я…
С этого ракурса стало понятно, насколько велико между нами расстояние. Мне никогда не дотянуться до неё, а ей, я надеюсь, никогда не упасть в яму со мной.
Слитые воедино силуэты начали плавно покачиваться. Им было хорошо и тепло даже холодной февральской ночью
А мне…
Я отняла телефон от губ, вспомнив, что чат с Колесниковым был всё ещё открыт. Не уверена, что он до сих пор ждёт ответа, но будет невежливо прочитать и не ответить хоть что-то.
Разблокировав телефон, я снова пробежалась по двум последним строчкам:
«Привет»
«Спишь?»
Палец завис над тускло горящим в темноте экраном. Я не пыталась строить в голове фразы, чтобы казаться остроумнее, чем я есть.
С секунду подумав, я просто написала короткое «нет» и отправила в переписку.
Галочка. Вторая. Он прочитал. В углу побежали крошечные точки.
«Обо мне думаешь?»
Непроизвольно усмехнулась, шумно выдохнув носом.
Мои пальцы вновь забегали по клавиатуре:
«И ты не спишь. Тоже о себе думаешь?»
В ответ мне прилетел смеющийся смайлик, а следом сообщение:
«Хочешь, я приеду? Покатаемся по городу))»
«Не хочу», — набрала я, не думая.
К: «Ты в курсе, что нельзя так жестоко разбивать сердца парней об их же яйца?»
Улыбка снова коснулась моих губ. Этот странный диалог начал затягивать и словно отключать от всего внешнего.
Я: «Такое нежное сердце? Или такие каменные яйца?»
К: «да»
Я: «Что «да»?»
К: «Всё «да»»
Я: «А ещё ты ромашки любишь, мистер нежное сердце»
К: «Про мои каменные яйца тоже не забывай (серьёзный смайлик)»
Я: «Не хочу даже мысль о них впускать в свою голову. Тем более перед сном»
Колесников прочитал, но подпрыгивающие точки, говорящие о том, что он печатает ответ, не появились. Заблокировав телефон, я сжала его в руке и вновь посмотрела в сторону соседнего дома. Балкон был уже пуст, но синие лампочки так и остались ярким цветным пятном передо мной. Как свет в конце тоннеля.
Оптимистично, однако…
Телефон в руке тихо дрогнул.
Проведя пальцем по экрану, увидела присланный мне Колесниковым вопрос:
«Почему не спишь? Поздно уже»
Я: «Не знаю. Просто. Не спится. А ты?»
К: «Я редко засыпаю раньше двух часов ночи. Привычка))»
Я: «Плохая»
К: «Ты плохая девчонка? Продолжай, мне нравится…»
