Газета Завтра 359 (42 2000) - Газета Завтра Газета

Бориса Олийныка знаю, кажется, всю жизнь, хотя начал читать и впервые увидел его где-то в конце шестидесятых, а лично познакомился только в 1977 году. Знаю, что такое же впечатление извечного присутствия ПОЭТА рядом с собой испытывают многие люди.

Никогда, думаю, не забуду, как десяток лет назад загорелись глаза у давнего моего друга, замечательного польского писателя Збигнева Домино, с каким восторгом воскликнул он: "Так это же Олийнык Борис!", когда впервые в моей квартире увидел несколько подаренных мне книг с одной и той же авторской фамилией. Гость схватил какой-то сборник, начал читать. Сначала молча, потом — вслух. Местами запинался на украинском тексте. И читать стал я. Збигнев завороженно слушал. Сколько бы это продолжалось, не знаю, так как супруга моя после трех-четырех напоминаний почти силком повела нас к вареникам.

О поэзии Бориса Олийныка Домино откликнулся так:

— Это для меня какое-то удивительное явление. Совсем не чувствую ничего чужого, хотя сам так никогда не напишу. Очень редко случалось в жизни, чтобы поэт полностью брал меня в плен или чтобы, доверяясь, вроде бы сам отдавал мне свою душу. К сожалению, я немного читал Бориса и лишь дважды слушал его на поэтических вечерах. Но с первых строк полюбил его как родного человека. Теперь уже не пропускаю ничего из того, что доступно мне в Москве… (В то время мой друг работал советником посольства ПНР в СССР, а Борис Олийнык как раз начал свое двухлетие в Кремле).

Прошло каких-то три года. Я послал Збигневу на его жешувский адрес новую книжку Б.Олийныка, публицистику, самое полное, запорожское, издание "…И увидел я другого зверя, или Два года в Кремле" (российскому читателю более известно под ошибочным, помимо авторской воли, названием "Князь тьмы"). В письме-ответе, которое не заставило себя ждать, среди открыто болючих, тяжелых раздумий о "Белом доме" под обстрелом танков в Москве, о печально известном "Белом братстве" в Киеве, вообще, о том, что происходит в Украине, в Польше и в России, после собственных поэтических строк на украинском языке, обращенных к нашему Тарасу, Домино вновь признался, как предельно точно выразил его отношение к последним событиям в мире и душевное состояние автор присланной книги:

"Думаю, что этот наш прекрасный мир к концу ХХ века совсем ошалел. Борис Олийнык абсолютно прав, особенно в "Послесловии". Передай Борису привет и скажи, что его книга потрясающа в своей правдивости. И пророческая! Пожелай Борису всего доброго. Ты же знаешь, я всегда любил его поэзию, а его уважал и уважаю. Прочитав о "другом звере" — еще больше".

Видите, как: и стихи, и публицистика Б.Олийныка — с одинаковой содержательной оценкой в устах и из-под пера профессионала, единомышленника. И это не из одних уст, не из-под одного пера. Это вполне типичный отзыв!

Поэт и публицист. Это давно уже в сознании почитателей воспринимается как духовно-творческая целостность Бориса Олийныка. Несколько позднее, особенно лет 12 тому назад, общественное мнение стало непременно включать в эту целостность и его общественно-политическое лидерство, авторитет народного посланца в высшие органы Союза и Украины, мужественное подвижничество в украинской жизни и на международной арене (особенно — в защиту Югославии от агрессии НАТО).

Сердцевиной и цементирующей основой этого целостного триединства (поэт, публицист, общественный деятель) является неизменность идейно-политических позиций, общественно-политического выбора и лица Бориса Олийныка, его перволинейность в отношениях с людьми, нацеленность на социально-справедливые, гибкие и конструктивные современные решения в интересах людей.

Давно, еще в стихах ныне тридцатилетнего возраста, выражая свое жизненное кредо, он написал (здесь и далее — перевод Евгения Нефедова):

Коль твой посев гроза скосит косой

И воронье развеет в черных перьях —

Я из рядов последних ринусь в первый

И горе разделю, как хлеб и соль.

Мне кажется, как раз этому идейно-нравственному кредо всю жизнь и следует Борис Олийнык, подчиняя ему как свою духовную сущность, так и физическое свое естество, что в последние годы вовсе нелегко (увы, при твердом духе — возраст уже не тот, да и недуги, ведь не ухоженным же бездельником прошел свои 65 в отличие от некоторых 80-летних).

Борис Олийнык не поступается высокими идеалами своей жизни, не торгует ими во имя каких-то благ. Это норма целостности его натуры во всех ипостасях. А еще исключительно ценятся людьми, пользуются их искренним уважением обязательность и ответственность писателя, гражданина, государственника перед народом за весь свой труд на духовном и обществотворящем поле.

Именно такого Олийныка как раз и хотят видеть соотечественники рядом с собой, в одних и тех же заботах. Видеть многие годы.

И на заре его депутатской биографии, и сегодня мне довелось слышать, и даже самому принимать наказы людей: вы возле него — так берегите этого человека, ведь он надолго нужен украинскому обществу. Ветеран войны в глухом запорожском селе с грубой самодельной тростью в руках прилюдно выступил с таким наказом, едва закончилась встреча с народным депутатом. И в Донецке, когда после трудной недели выступлений Бориса Олийныка как кандидата в народные депутаты СССР забрели он, поэт Анатолий Кравченко и я на огонек к моему другу, известному журналисту Александру Фенченко, дабы разрядиться, отдохнуть в товарищеском кругу, хозяйка, видевшая так близко столичного поэта и политика впервые, шепнула мне: "Берегите этого чудесного человека! Ему же теперь намного труднее будет…" (Последнее я понял так: нисколько не сомневаясь, что Борис Ильич станет народным депутатом СССР, она наперед представила себе, какую новую ответственную ношу он непременно возьмет на себя). И совсем недавний разговор малознакомых меж собою людей в киевском Центральном доме Общества содействия обороне Украины. Один из собеседников с сожалением вдруг высказал несколько претензий в адрес известной книги Б.Олийныка о М.Горбачеве (как выяснилось, он знаком только с московским вариантом "Князя тьмы" — изданным, увы, несколько искаженным, с не согласованными с автором сокращениями). Не успел я ничего сказать, как бывший военный, генерал, недавний доцент военного института, даже излишне резковато перебил говорившего: "Не нужно придираться по мелочам! Уже одно то, что он есть и что делает на фоне продажных писак и политиков, — большое благо. Нужно оберегать и поддерживать его!"

ДЕЛАЮ ВЫВОД , что общественное сознание и общественное мнение издавна и прочно индентифицировали Бориса Олийныка в роли идейно убежденного защитника социальной справедливости, цивилизованных, демократических интересов современного человека и общества, поборника коммунистической перспективы.

Так оно и есть. Думаю, что и сам Б.Олийнык никогда не сомневался и не сомневается в правильности своего выбора.

Однако, как я заметил, прослеживая ход его исканий и размышлений, прежде всего по его поэтическим сборникам, всю жизнь хранит для него нравственную, жизненно-критерийную остроту вопрос о себе самом: ты кто ести?

В молодые годы, с характерным для них энтузиазмом и, быть может, излишней самоуверенностью, ставя этот вопрос, Б.Олийнык, по сути, не допытывал себя, а сразу же, вроде бы и не колеблясь, отвечал на него:

Я — от корней. Я весь — из первовека.

Я в центре круга, что очерчен солнцем…

Я — не аскет….

Я — лишь солдат.

Я все стерплю в жестокой схватке.

Честь — мой секундант.

И наконец — самое знаменитое:

Я — коммунист.

И этим все сказал.

Сегодня, после стольких лет труда и успехов, в обстановке широкого общественного признания и уважения, такие однозначные ответы в стихах, не встречаются. Часто-густо поэт вообще сам не отвечает — лишь взыскательно размышляет, оставляя оценки на суд современников.

Почему? Неужели ж он сам "похитнувсь у словi", и, значит, “похитнувся у собi”?

Нет! Не так! Все дело в том, что неформальная логика жизни теперь требует как раз не одинакового на все случаи, глубинно изысканного, в каждой ситуации конкретизированного ответа. Потому непросто (это так!), но и неправильно на нынешнем общественном и человеческом изломе, тем более человеку с глубоким философско-поэтическим складом мышления, давать однозначные ответы и таким образом бесповоротно, трагически клеймить людей (истязать самого себя) или же неоправданно возносить, идеализировать их ( и себя тоже).