Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена) - Василий Сергеев

Подготовкой к коронации, которая должна была состоятся в сентябре 1762 года, занимался князь Трубецкой. Но генеральный план мер разработала и осуществляла она сама. Отменив изданный Петром III указ о секуляризации церковного имущества, она заставила духовенство видеть в ней благодетельницу России. Каждую неделю она объявляла амнистии заключенным и ссыльным. Она решила, что бывшая столица станет во время коронации правительственным центром, перевела туда некоторые коллегии и даже отправила Сенат за несколько дней до своего отъезда.

Коронация, происходившая 22 сентября, стала невиданным доселе празднеством. Феерическое великолепие преобразило старинный город. Улицы были покрыты еловыми ветками, здания обиты тканью ярких расцветок. Екатерина просто, но торжественно проехала по всему городу в открытой карете; ее сопровождали гвардейцы на лошадях, блестящие князья и вельможи.

До Успенского собора за ней ехали, громко распевая псалмы, двадцать епископов, тридцать пять архимандритов, сонм московского духовенства...

Павел Петрович не смог присутствовать на коронации своей матери. Панин специально испросил аудиенции у императрицы, чтобы защитить ребенка:

– Этим утром у цесаревича сильный жар, – сказал воспитатель. – Доктора утверждают, что поднять его с кровати – все равно, что отправить на верную смерть.

Екатерина лишь слегка пожала плечами. В конце концов, на ее триумф не повлияет отсутствие маленького мальчика.

Однако на улицах, прилегающих к кафедральному собору, где скопление праздничных карет позволяло зевакам разглядывать участников торжества, все были удивлены отсутствием царевича.

Крики ура! и ликование стихали по мере того, как великолепный кортеж приближался к собору.

Екатерина, сверкающая красотой и сияющая от своих побед, начала удивляться. Мало-помалу до ее ушей стало доходить, что вокруг с некоторым смущением повторяют имя сына, а не ее собственное.

Солдаты громко кричали, не обращая внимания на знатных господ, выходивших из карет:

– Да здравствует император Павел Петрович! Да здравствует император!

Когда же выяснилось, что Павла с матерью нет, площадь недоуменно стихла. Знаменитое пушкинское выражение: «Народ безмолвствует» как нельзя более уместно в отношении этого события. Современники свидетельствуют, что во время коронации Екатерины II 22 сентября 1762 года «народ молчал», несмотря на необычайную щедрость, проявленную ею. И как бы пышна ни была сама коронация в соборе, ничто впоследствии не могло заставить Екатерину забыть зту недоуменную тишину, волнами разливающуюся по площади.

ДЕЛА ДЕРЖАВНЫЕ

Сидя у своего очага, в своих кабинетах, конторах, промышленных заведениях, большинство обывателей, домоседов может быть найдут наши планы слишком смелыми, ибо они могут потревожить их покой и их интересы. Но если они даже и будут порицать нас, то сделают это робко, без шума. Разве нация может знать сама, чего она желает? Ее заставят желать, заставят говорить то, о чем она никогда даже и не помышляла. Нация – это большое стадо, которое стремится только пастись, пастухи с помощью верных собак ведут ее куда хотят.

Праздники закончились, нужно было приниматься за работу. А первым и самым важным делом была Польша. Настолько важным, что начинать его надо было издалека. С Пруссии. С Курляндии.

Впрочем, с Пруссией все было в порядке. Договора союзнические были заключены еще Петром, и Екатерина не денонсировала их. Более того: ее новый союзный договор с Фридрихом в ряде статей был просто повторением предательского договора Петра... Но надлежало оглядываться и на мнение народное... Лишь в апреле 1764 года договор был ратифицирован.

Сосланный Елисаветой Петровной, Бирон был освобожден Петром III и оказался в его окружении. Екатерина II была согласна с этим решением мужа. Более того, она вернула Бирону корону Курляндии, предварительно пушками выбив из Митавы саксонского принца Карла. Технология выборов герцога была проста: русские драгуны оцепили сейм и дворянам-выборщикам был предложен выбор: либо Бирон становится герцогом, либо они все отправляются в Сибирь. Результат выборов был очевиден, выборы прошли дружно и единогласно. Екатерина была уверена, что более верного интересам России соседа в Прибалтике не найдешь. Престарелый Бирон поселился в своем дворце в Митаве, но правил герцогством недолго, передав в 1769 году престол сыну Петру.

О, mein Gott, сколько вдруг сразу оказалось самых неотложных дел! И неотложнее всех – чтобы из-под седалища не выдернули трон! Претендентов хватало. Первым из них был сын, Павел. Но если бы только он!

Принц Антон Ульрих, отец бывшего императора Иоанна IV Антоновича, заклинает Екатерину II, именуя себя «пылью и прахом»: позвольте детей «хоть чему-нибудь учить». «Детей» – потому что их у него к тому моменту было уже пятеро: кроме самого Ивана Антоновича, свергнутого Елисаветой Петровной, и Екатерины Антоновны, очаровательная хохотушка Анна Леопольдовна родила еще троих детей: Елисавету (1743), Петра (1745) и Алексея (1746). Этими последними родами принцесса и умерла.

Екатерина II отвечает Антону Ульриху «с поспешностью»:

«Вашей светлости письмо, мне поданное на сих днях, напомянуло ту жалость, которую я всегда о Вас и вашей фамилии имела. Я знаю, что Бог нас наипаче определил страдание человеческое не токмо облегчить, но и благополучно способствовать, к чему я особливо (не похвалившися перед всем светом) природную мою склонность имею. Но избавление Ваше соединено еще с некоторыми трудностями, которые Вашему благоразумию понятны быть могут. Дайте мне время рассмотреть оные, а между тем я буду стараться облегчить Ваше заключение моим об вас попечением и помогать детям Вашим, оставшимся на свете, в познании закона Божия, от которого им и настоящее их бедствие сноснее будет. Не отчаивайтесь о моей к Вам милости, с которой я пребываю».

Это было не более чем лицемерие. Писем Антону Ульриху она писать более не будет никогда. Но и одновременно с сим письмом она посылает архангельскому губернатору секретный запрос:

«Знают ли молодые принцы, кто они таковы и каким образом о себе рассуждают?»

В подтексте: будут ли претендовать на русский трон? Ответ коменданта крепости не оставляет молодым людям никаких надежд:

«Поскольку живут означенные персоны в одних покоях и нет меж ними сеней, только двери, то молодым не знать им о себе, кто они таковы, невозможно, и все по обычаю называют их принцами и принцессами»...

Самый опасный для нее, уже сидевший на престоле – пусть во младенчестве – Иоанн VI Антонович был переведен в Шлиссельбург еще Елисаветой. Вопрос для Екатерины теперь лишь в одном: как бы устроить так, чтобы и опасность, от него идущую, избыть, и чтобы ни одна собака не смела кинуть при этом камнем в нее?..

В Холмогоры, где избывали свою кровную причастность к царствующему дому остальные члены «Брауншвейгской фамилии», был послан заранее награжденный орденом св. Анны тридцатитрехлетний генерал-майор Александр Ильич Бибиков.

«Императрица уважала Бибикова и уверена была в его усердии, но никогда его не любила. В начале ее царствования был он послан в Холмогоры, где содержалось семейство несчастного Иоанна Антоновича, для тайных переговоров. Бибиков возвратился влюбленный без памяти в принцессу Екатерину46* (что весьма не понравилось государыне)...»,

 – отмечает А.С. Пушкин.

46*Вероятнее – «Елисавету»; так считает тонкий знаток вопроса Натан Эйдельман. Пушкин располагал очень ограниченным объемом информации о «Брауншвейгском семействе». Комендант крепости в 1762 г. сообщал, что Екатерина (которую четырехмесячной, в ходе переворота, уронил на лестнице пьяный преображенец) «сложения больного и почти чахоточного, а притом несколько и глуха, и говорит немо и невнятно, и одержима всегда болезненными припадками, нрава очень тихого». Между тем 19-летняя Елисавета «росту женского немалого и сложения ныне становится плавного, нраву, как разумеется, несколько горячего...». В начале 1768 г. он же отмечает: «принцесса Елисавета, превосходящая всех красотой и умом»...*

«Государыня холодностию приема дала почувствовать Александру Ильичу, что сие его к ним [принцам и принцессам Брауншвейгской семьи] усердие было, по мнению ее, излишнее и ей неприятное. Холодность сию изъявила она столько, что он испросил позволения употребить неблагоприятствующее для него время на исправление домашних его обстоятельств и уехал с семьей своею в небольшую свою вотчину в Рязанской губернии».

Отправляясь в Ливонию весной 1764 года, Екатерина хотела взять Павла с собой. Она не желала, чтобы в ее отсутствие Павел был возведен на престол. Волнения в армии и среди придворных позволяли думать, что такое может случиться. Эти сведения она получала не только из собственных источников, но даже от господина Боссе, посла Франции. И ведь будущее показало, что она была права! Некто поручик Василий Мирович47*«Мирович, как видно, попал в масонскую ложу», – замечает С.М. Соловьев.* летом намеревался путем переворота возвести на трон узника Иоанна Антоновича... Попытка освободить его, правда, не удалась: стражники точно выполнили данную им инструкцию – при малейшей опасности убить узника. Так, 5 июля 1764 года закончилась жизнь императора Иоанна VI, виноватого лишь в том, что в его жилах текла кровь Романовых48*Современники считали, что заговора не было, а выступление Мировича явилось лишь провокацией, необходимой кому-то другому, чтобы убить Иоанна Антоновича. Нам трудно судить сегодня об истине в этом деле: все документы допросов и следствия были тщательно обработаны государственным секретарем Николая I графом Д.Н. Блудовым.*.