Книга о верных и неверных женах - Инаятуллах Канбу

Но юноша не обратил внимания на их слова и продолжал настаивать на своем. Он выбрал ту, которая была моложе и красивее, и сказал:

— Отдайте ее мне, и тогда я верну вам всем одежды.

Пери ничего не оставалось, как смириться, и они простились с подружкой. Тогда та, что осталась, удрученная разлукой со своими подругами и необходимостью жить с существом иного склада, принялась проливать слезы, другие же стали утешать ее и успокаивать.

— По-видимому, — говорили они, — в диване судьбы тебе была предначертана такая доля. Теперь уж ничего не поделаешь, и мы ничем не можем помочь тебе. Ведь если он захватит всех нас, какая тебе от этого польза?

Юноша отдал им одежды, а полюбившуюся красавицу оставил себе и не вернул ей ее одежд. Под шелковой черной завесой ночи ввел он ее в отцовский дом, нарядил в самые дорогие роскошные наряды, убрал украшениями и драгоценностями и счел жизнь с ней отрадой. Дни и ночи он только и делал, что утешал ее, и ни на миг не мог оторвать от нее взора. Опьяненный любовью к ней, он оставил все иные привязанности и непрестанно пил из чаши единения с ней напиток счастья и срывал в цветнике ее красоты розы желания. Словно соловей, он заливался любовными напевами, и всегда его уста произносили эти стихи:

Кравчий, сияньем вина озари нашу чашу,Пойте певцы, нам сегодня судьба улыбнулась. [99]

Прошло время, и пери свыклась с обществом юноши, она стала привыкать к нему, а потом, по прошествии времени, родила ему детей, перестала избегать мужа, подружилась с женщинами по дому и с соседками и радостно и весело стала заниматься делами по хозяйству, так что муж перестал сомневаться в ней и поверил в прочность совместной жизни с пери.

И вот однажды десять лет спустя молодой купец разорился и оказался в тяжелом положении. Ему пришлось собрать свои пожитки и отправиться в дальние страны, чтобы раздобыть средства и заработать на хлеб насущный. Примирившись с разлукой, он препоручил жену одной старой няне, которой полностью доверял, рассказав ей, где спрятаны одежды пери. Он наказал няне беречь жену-пери, соблюдать предосторожности и двинулся в путь, полный опасностей и трудностей, в дальние страны в поисках своей доли.

Пери же, расставшись с мужем, притворилась огорченной и постоянно сетовала на разлуку в самых жалобных выражениях. Служанка верила ей, утешала ее, говорила:

— Пусть твое солнцеподобное лицо не тает от скорби, не сжигай свое сердце словно мотылек в пламени горя, крепись, ведь темная ночь разлуки скоро кончится и взойдет заря счастья свидания с любимым.

Однажды пери искупалась, и, когда она вытирала свои благоухающие косы, служанка залюбовалась ее чарующей красотой и принялась хвалить ее.

— О служанка, — ответила ей пери, — если сейчас я кажусь тебе красивой, то какой нечеловеческой красотой засияла бы я, если бы облачилась в свои настоящие одеяния! Да будет тебе известно, что мы, пери, — самые совершенные из созданий. Если ты хочешь увидеть мастерство творца и самое чудесное творение его, то принеси мне мои одежды, которые муж спрятал. Только на миг я надену их — и покажу тебе красоту, которую еще не видал ни один человек на земле.

От этих хитрых слов недалекая служанка выпустила из рук предосторожность, которая является самым необходимым признаком ума. Она тут же пошла, достала одежды пери и принесла ей. Та облачилась в них и взлетела, расправив крылышки, словно птица, которую выпустили из клетки. Она простилась со всеми и улетела вдаль. Служанка, словно плакальщица, посыпала свою голову прахом, кричала и взывала к ней, но все было бесполезно, ибо птица, вырвавшаяся из силка, не вернется назад.

Когда муж возвратился из поездки и вошел в дом, то он не увидел желанной розы, а в покоях его ожиданий погасла свеча надежд. Словно опаленный мотылек, он лишился сил, стал бесноватым и сошел со стези разума, лишив себя всех благ этого мира.

— Вполне очевидно, — закончил Шарик свой рассказ, — что если бы тот молодой купец не вручил служанке драгоценную тайну-жемчужину, если бы он не сообщил ей своего секрета, то ему не пришлось бы посыпать прахом голову своего счастья, он не уронил бы счастье во прах неудач и не стал бы скитальцем в долине скорби, упустив такую великую удачу.

— В четвертых, -продолжал наставлять Джахандара Шарик, — если ты причинил кому-либо неприятность, то берегись мести и возмездия, а не то погибнешь, как это случилось с тем молодым вором.

— А что случилось с молодым вором? — спросил Джаандар, и Шарик стал рассказывать,

Рассказ

Художники речи и живописцы слова начертали на шелку изложения этот занимательный рассказ. Жил-был в одной стране правитель. Он любил драгоценные каменья так, как пылинка любит красоваться на солнце. Вид румийского рубина опьянял его, как вино сорта райхани, лал, жемчуг и яхонт он ценил больше, чем уста, зубы и щеки красавиц. Каменья, которые царь собрал у себя, он любил всегда держать под рукой и наслаждаться, глядя, как переливаются они искрами. Хранители сокровищниц и казны еле успевали беспрестанно приносить каменья из казны к падишаху. В силу ограниченности человеческих способностей они не могли угодить ему, и он постоянно бранил и порицал их нерасторопность, а порой даже приходил в ярость и сильный гнев. И вот правитель, чтобы это его желание исполнялось без промедления и задержки, приказал ювелирам и мастерам, искусным как самаритянин, овладевшим всеми тайнами своего ремесла, смастерить изящную и красивую рыбу из золота, инкрустировать ее самыми лучшими и ценными каменьями и жемчугами из шахской сокровищницы, чтобы тем самым прославить дары морей и копей. Изготовленная ими рыба была бесценной сокровищницей, в которой вместо золота были яхонты и жемчуга, а вместо медяков были рубины. От Луны до Рыбы [100] все люди дивились бесподобной красоте этой золотой рыбы, море от зависти к ее красе заснуло на прибрежных песках, а алмазные россыпи превратились в презренный прах. Видя совершенство ее жемчугов, Рыба на небесах погрузилась в ведро Водолея [101], а рыбы в Каусаре и Тасниме годились разве что в рабы ей. Плавая в чистой воде своих каменьев, она упивалась водами Каусара, поражая своим благородством мужей, подобных Искандару, она не нуждалась в источнике Хызра [102].

Вскоре слава об этой рыбе распространилась по всем горизонтам, словно слава о победах самого падишаха, и о ней прослышал один искусный и расторопный вор. Этот вор мог бы украсть само солнце, которое плавится на небе, словно золото в тигле, он похищал рубины из лучей солнца, прежде чем они успевали превратиться в драгоценный камень в глубине рудника [103], воровал жемчуг из раковины, прежде чем она успевала затвердевать, и ловил Рыбу в небесном океане одними пальцами, без крючков и удочек. Он счел своим долгом похитить эту рыбу падишаха и тем самым достичь высшей степени воровского мастерства и искусства.

Приняв такое решение, вор словно сел на коня намерения и погнал его по широкой улице исполнения. Он изучил как следует стены падишахского дворца, нашел место для засады и входа и взвесил все обстоятельства.

Когда золотая рыбка небес погрузилась в водоем на западе и ночь набросила на горизонты темное покрывало, знаменитый вор взял с собой необходимые инструменты, пришел к дворцу и стал кружить вокруг него. Сначала он проверил, бодрствует ли стража: отовсюду слышались окрики «Слушай!» да «Стой на страже!». Тогда он сел в сторонке, дожидаясь удобного случая. Наконец, настала полночь и машшате-время разбросало в волосах ночи-красавицы украшения из росы, а стражники от сырости и холода набросили на голову кожаные накидки. Они то спали, то бодрствовали и перекликались по временам, словно из хума. Как раз в такой момент вор осторожно и со страхом пополз по земле на животе, словно змея, и достиг стены дворца. Он достал аркан, извивающийся, как локоны красавиц, забросил его вверх, зацепил за зубец башни и стал подниматься по нему, словно канатоходец. С крыши он так же спустился в падишахские покои. Падишах возлежал на троне и спал, как счастье его врагов, рядом с ним бодрствовал светильник, словно верный страж, а рыба, ради которой вор поднялся по лестнице из аркана почти до самых небес, лежала в изголовье падишаха. Прекрасная, как пери, наложница гладила пятки падищаха ладонями, нежными как лепестки роз. Вор быстро незаметно вошел в покои, спрятался за завесой и стал ждать, когда наложница уснет. Наконец, она села у подножия трона властелина и заснула, положив голову на колени, а вор осторожно снял с ее головы покрывало, набросил его с себя и принялся гладить пятки падишаху. Вскоре падишах перевернулся набок. Тут вор ловко вытянул из-под подушки золотую рыбу и вышел из дворца тем самым путем, каким пришел, миновал стражников, обманув их бдительность и ушел своей дорогой.

Рыба была длинная, ее невозможно было нести за пазухой, а городские ворота закрывались на ночь, и вор подумал: «В это время, когда ночь на благо воров и молящихся по ночам праведников набросила темное покрывало, остаться в городе, ничего не придумав, значило бы добровольно броситься навстречу собственной гибели. Ведь как только падишах узнает о пропаже рыбы, он прикажет произвести розыск, и тогда никакие предосторожности мне не помог, и рыба превратится в западню. А когда улыбнется утро, когда откроются двери дня и отворят городские ворота, едва ли разумно выносить на виду у всех такую рыбу, ела о которой распространилась по всему свету». После таких размышлений вор решил прибегнуть к хитрости, завернул рыбу в покрывало служанки, которое он прихватил во дворце, наподобие тела грудного ребенка, стащил у продавца цветов букет белых роз, положил их на сверток и, причитая, как человек, которого постигло тяжелое горе, пошел к городским воротам.