Ещё вчера… - Николай Мельниченко

– А вы сделайте так, как сделал Тито при посещении мавзолея Ленина-Сталина.

– А как он сделал? – интересуется девушка.

– Вот так! – показывает Юра, закрывая половину лица ладонью, – со стороны Сталина.

Проводница смеется вместе с нами. Она немного завидует моей молодой красивой жене: вот военный моряк ее, счастливую, увозит к другим сказочным берегам…

В Ленинграде мы с таксистом сначала забрасываем чемоданы, затем я ввожу в наш дворец молодую жену. В углу огромной комнаты сиротливо стоит узенькая солдатская койка с ватным матрасом и черной ватной же подушкой. При виде этого сказочного раздолья у жены готовы были появиться слезы в красивых глазах. А я считаю – молодец Коля, что не привез две кровати: супруги спят вместе. А что кровать узкая, – так других у него не водится.

Мы стоим возле кучи чемоданов в пустой комнате, соображая с чего начинать нашу настоящую совместную жизнь. Меня гнетет еще мысль, что мне скоро придется объявить жене, что эта наша совместная жизнь будет продолжаться всего одни сутки, затем меня надолго позовет труба – в прямом и фигуральном смыслах…

Приходят знакомиться Шура и Мура, – теперь наши ближайшие соседи. Я представляю им жену. И тут она совершенно удивляет всех, может быть даже и себя: она делает гостям настоящий старорежимный книксен!!! Я открыл рот: о подобных телодвижениях я читал, кажется, в дамских романах Чарской. Соседи так были просто потрясены: такой вежливости они тоже никогда не видели. Знала бы моя юная жена, какую беду отвела она этим движением от нашей молодой семьи! Уже через несколько минут Шура отводит меня в сторону с повлажневшими глазами и говорит:

– Черт с вами! Даю вам еще двое суток на устройство!

Я с чувством благодарю его. Это был действительно очень дорогой подарок: целых двое суток семейной жизни. А к исходу третьего дня подарок оказался прямо таки царским: объект в Ульяновске передали другому главку МО. Еще неизвестно что было бы, если бы я начал там уже работать. Я так никогда и не попал в Ульяновск, о чем совершенно не жалею. Тем более теперь, когда выяснилось, что Ульянов-Ленин – редиска.

Вот так 24 ноября 1956 года начали мы с боевой подругой совместное плавание. Правда, отсчет нашей жизни мы ведем с 6 сентября 1956 года, когда нам добрая тетя в киевском ЗАГСе выдала бумагу, что мы отныне – муж и жена. А эти события поздней осени 1956-го мы, двое стариков, вспоминали вместе сегодня, 13 марта 2005 года, спустя более 48 (!) лет. Ровно через месяц нашему сыну исполнится целых 44 года… А ведь было все совсем недавно, еще вчера!

Начальство всегда падает маслом вверх

Мы начинаем потихоньку устраиваться. Это совсем новенькое и, оказывается, интересное занятие в нашей жизни. В первый же день в Гостином дворе мы покупаем добротные "гедеэровские" стулья. Они очень дорогие: по 10 рублей штука, но солидные и устойчивые, какой должна стать наша будущая жизнь. Вскоре появляется круглый раздвижной стол: не можем же мы жить без приемов. Особенно быстро мы приобретаем кровать: с панцирной сеткой и блестящими шишечками красоты неописуемой. Ничего мы тогда не понимали в кроватях, но наша первая "красота деревенская" вскоре, когда мы будем переходить в "средний класс" автовладельцев, нам очень поможет.

Приобретаем посуду: кастрюльки, тарелки и всякие сковородки. А вот ложки-вилки у нас почему-то были алюминиевые, как вспоминает Эмма. Я этого не помню, и сейчас соображаю: почему? Может быть для экономии средств?

Вообще по вопросам всяких приобретений у нас часто возникают разногласия и споры. Я выступаю в роли жмота и скупердяя: во-первых я должен думать о создании хоть маленького страхового фонда семьи на случай всяких ЧП; во-вторых я вижу эфемерность нашего нынешнего жилищного состояния; в-третьих – у меня твердолобый менталитет военного времени. Например: Эмме очень хочется иметь горку, где бы можно было красиво разместить все наши хрустали (особенно те, которые именно для этого будут позже приобретены). Я упираюсь всеми копытами: не нужна нам горка, а нужен еще один книжный шкаф. Кончается тем, что жена покупает все таки горку, и, совместно с нанятым бомжом, втаскивает ее на пятый этаж.

Следующий букет наших разногласий возникает по поводу помощи родителей. Я – очень гордый. Я считаю, что мы – самостоятельная семья, и должны рассчитывать только на собственные силы и возможности. Эмма же тащит у родителей все, что под руку попадет. Позже я сравню ее поездки к родителям с набегами хана Батыя, который оставлял после себя одну выжженную землю. Меня тоже можно простить: я никогда еще не был в роли родителя, и не понимал, какое это нужное родителям счастье, – отдавать детям все, что у них есть.

Иногда наши разногласия стают очень острыми, и доходят до временного отчуждения. Однако, все скоро проходит: мы "притираемся", начинаем понимать друг друга. Любовь – само собой помогает навести мосты, но еще мы оба трудоголики, и каждый работает в полную силу. У нас никогда не бывает стычек по поводу "кому сейчас очередь посуду мыть". А ведь многие семьи по этой причине распадаются…

По выходным (то есть – по воскресеньям) мы ходим обедать в столовую возле метро Автово, если не перекусываем в городе во время "культурного" мероприятия. Понемногу жена начинает готовить дома. Она этого никогда раньше не делала, но стремительно приобретает опыт и сноровку. Первый раз она жарила рыбное филе, не окунув его в муку или яички. Филе самостоятельно гомогенизировалось, превратившись в равномерную рыбную кашу. Постепенно все поднялось на очень высокий уровень, особенно при помощи рецептов, которые Мария Павловна часто присылает Эмме. Я вообще удивляюсь жене. Она, в общем – избалованная в семье девочка, без устали наводит блеск и порядок в своем доме и семье. Мне самому, прежде чем что-нибудь сделать, надо подумать, собраться. Эмма это все делает мгновенно и непрерывно. А уж по количеству всякой стирки ей присваивается партийная кличка "енот-полоскун".

Когда я "нормально" иду на службу, утром мы вместе идем в метро Автово. На Владимирской садимся в трамвай. "Садимся" – это, конечно, преувеличение даже в те "просторные" времена. Дружественная толпа сжимает нас лицом к лицу на задней площадке. У Финляндского вокзала это счастливое состояние кончается: я выхожу и пересаживаюсь в автобус.

Вечером мы летим в наш дом: у нас много всяких разных дел. Мы затеяли ремонт "своего" жилища, ничего в этом не смысля. Наша комната очень светлая: с 11 часов до заката в ней гостит солнце. Поэтому обои мы выбираем потемнее. В рулоне нам очень понравились почти синие обои с крупными химерическими загогулинами. Оказалось, что крупный рисунок очень трудно стыковать по вертикали. У нас образуется масса "отходов", тем более, что все провода освещения у нас проложены по стенам открыто на белых роликах. Мы преодолели все трудности, и оказались в раю "синем-синем".