Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану - Федор Литке

От природы смуглый цвет лица делается неприятнее от натирания порошком оранжевого цвета, добываемым из корня растения. Порошок этот употребляют они точно так, как колоши охру и сажу. Некоторые натирают им один лоб, другие все лицо или только брови и т. д. Тамолы красят одни только ладони. Но вообще около них так много этой краски, что после получасовой с ними беседы, конечно, и руки, и платье, и белье будут ей запачканы.

От народа, пачкающего свое тело, вместо того чтобы мыть его, нельзя ожидать опрятности. Волосы их населены животными. Я не могу сказать решительно, лакомятся ли они ими, но, судя по некоторым ухваткам, думаю, что, если они и не такие отчаянные фтириофаги, как юаланцы, лакомство это не совсем им чуждо.

Пищу доставляют им кокосовые и хлебные деревья, корень таро и рыба. Из кокосовых орехов делают они некоторый род крошонки. Из сока, извлекаемого из самого дерева, приготовляют напиток, весьма полезный в то время года, когда плодов вообще бывает мало. Из кокосов и таро делают род каши, весьма невкусный. Хлебных деревьев на островах много, но плоды были при нас, кажется, не в поре, потому что мы получили один только плод печеный, мелкий и с зернами. Плоды эти заготовляют также впрок, квася в ямах. Скиснув, превращаются они в зловонное тесто, называемое пуро или гуро. Мне не случалось видеть, чтобы они ели плоды пандана. Солонина наша им не нравилась, но голубей и кур они ели с удовольствием. Первые водятся на острове только дикие, но последних жители приучают к домам, хотя в пищу, кажется, их и не употребляют. Мы нашли у них также собак и кошек. Последние называются «като», из чего явно следует, что или они сами вывезли их с Марианских островов, или испанцы завезли их к ним. Собаку называют «колак», слово, похожее на «галаго», малайское название этого животного, из чего должно заключить, что оно вместе с человеком перешло туда из Азии, хотя виденная нами большая собака и казалась европейской породы.

Кроме пращи, чисто и со вкусом сплетенной из кокосовых волокон, не нашли мы между ними никакого оружия, – доказательство, что война не часто их посещает, если она им и не совсем неизвестна. Мы вовсе не видели каменных или из раковин сделанных топоров. Железо, путем торговли с другими островами получаемое, вытеснило это первоначальное орудие народов диких. Мы снабдили их на несколько лет железом, которое, кажется, начинало у них становиться редкостью; кроме одного большого ножа и нескольких топориков, не видали мы у них железа. Жители островов, не имеющих постоянного сношения с европейцами, едва ли выиграли, заменив камень железом, ибо, отвыкнув от первого и не всегда имея случай получить последнее, могут терпеть недостаток в необходимейших орудиях.

Всякие железные вещи брали они с жадностью, но охотнее всего топоры. Мы снабдили их и другими инструментами, показав употребление их, и, вероятно, они не обратят струга в топорик, как Тогожа. Огнивам и кремням, а также иголкам чрезвычайно радовались; много спрашивали точильных камней, которыми мы, к несчастью, не запаслись. Бусы и другие подобные безделицы почти никакой цены не имели в их глазах.

Станок, на котором изготовляются ткани из банановых и кокосовых волокон, почти во всем подобен юаланскому. Сами ткани уступают в тонкости и чистоте отделки юаланским и еще больше пыйнипетским. Они красятся обыкновенно в желтую, довольно непрочную краску.

Рыболовные орудия делают честь изобретательному их уму. Главнейшее из них устроено на основании наших мереж, чтобы впустить рыбу в запертное пространство и преградить ей выход. Это ящик, сплетенный из сухих прутиков и расщепленного бамбука, длиной от 2 до 3 футов, шириной от 11/2 до 2 футов. Дно ящика плоско, а верх образует к одному концу сферический свод вышиной от основания около двух футов. Противоположный конец имеет отверстие около полуфута ширины и 9 дюймов в вышину, от которого внутрь садка на фут или больше идет канал, через который рыба удобно может входить в садок, удерживается же не только затруднением найти выход, но и несколькими веревочками, протянутыми поперек внутреннего устья, которые ее пугают. Эти ящики опускаются на дно моря, на глубину от 10 до 15 сажен. Их отыскивают после, глядя с лодки в воду, подымают особого рода якорями за прикрепленную к верху петельку и обыкновенно находят более или менее наполненными рыбой.

Они имеют также сети в виде больших кошелей, род кружки из листьев с ручкой, которой захватывают маленькую рыбу. Ловят также удочками и колют копьями, но не имеют неводов.

Лодки, на которых островитяне проводят половину своей жизни и совершают плавания, о каких финикияне и думать не смели, нашли мы, хотя не в таком совершенстве, как ожидали по преувеличенным рассказам прежних путешественников, однако вполне соответствующими своему назначению. Большие лодки, постройка которых стоит им непомерных трудов,[398] берегут они, конечно, как драгоценность; мы весьма мало видели на воде лодок этого рода, большая часть сохраняется в особо устроенных шалашах. Вещь, играющая столь важную роль в существовании целого народа, должна быть описана обстоятельно.[399]

Одна осмотренная мной лодка, которая была еще не из самых больших, имела 26 футов длины, наибольшей ширины посредине 21/4 фута, глубины тут же 4 фута. Лодки длиннее 6 и 7 футов весьма обыкновенны, а некоторые имеют до 40 футов длины. Оба конца лодки одинаковы. Бока ее, почти плоские, сходятся клином к основанию; сам киль имеет около 10 дюймов ширины и снизу закруглен. Бока состоят из нескольких досок хлебного дерева, связанных кокосовыми веревками, пазы между ними, как и дырочки, в которые продеты веревки, замазаны очень надежно известкой, добываемой из пережженного мадрепорового камня. Прочность замазки этой удивительна. Невзирая на испытываемые лодками качку и толчки, они никогда не текут пазами. Мне не случалось видеть ни одной лодки с несимметричными боками, то есть чтобы один бок был плоский и вертикальный, а другой наклонный или выпуклый, о которых со времен Дампиера и Ансона во многих путешествиях упоминалось. Мне даже кажется, что какая-нибудь неправильность в построении лодки, весьма естественная при совершенном недостатке всех механических и математических пособий, послужила поводом к такому замечанию. На обоих концах лодки возвышаются наделки. Низ лодки покрывается черной краской, а верх желтой или красной.

Одна из важнейших частей этих судов – коромысло, составляемое следующим образом: на средине лодки, перпендикулярно длине ее, утверждены в расстоянии футов четырех одно от другого две поперечины а, а (фиг. 1) длиной 10 футов (кыйо; у Фресинета – гиа), соединяющиеся внешними концами с диагональными раскосинами в, в (масяныфенг, у Фпесинета – метаверам), внутренние концы которых прикреплены к борту лодки в расстоянии футов трех или четырех от обоих ее концов. Брус из хлебного дерева, обделанный в форму лодки, с, с (там) длиной 10 футов и 1 фут в квадрате присоединяется параллельно длине лодки к концу коромысла стойками или вилками d, d (эам), которым дается такая высота, чтобы когда лодка стоит прямо, то отвод или поплавок этот лежал на воде и не допускал ее опрокинуться на сторону. Фигура 5 изображает способ соединения поплавка с коромыслом. Трапециальная площадь, образуемая коромыслом, застилается жердочками и окрывается, для удобства ходьбы, рогожками. Часть этой площади, смежная с бортом лодки, фута 3 или более в ширину (i, i), делается дощатая и образует как бы палубу лодки, на которой большей частью держатся люди. Палуба эта не доходит до концов лодки футов по восемь с обеих сторон, тут оставляется свободное пространство для действия веслами. В каждом конце лодки по 3 и по 4 банки, служащие и бимсами (е, е). На борту, противоположном коромыслу, утверждается возвышенная площадка фута четыре в квадрате, несущая коробку или клетку K, в которой под выгнутой сводом крышкой сохраняются провизия и имущество, а в случае нужды может укрыться и часть экипажа. Подобная же коробка, но поменьше, а иногда и долбленый ящик, ставится посреди коромысла.