Страницы моей жизни - Моисей Кроль

Зато работа нашего кружка продолжалась со все возрастающим успехом. Интересные темы, на которые читались доклады, удачный подбор докладчиков, серьезная и объективная трактовка самых острых вопросов и тщательно проводившаяся нами широкая терпимость к заявлениям оппонентов – все это делало наши собрания популярными, и люди шли к нам, чтобы узнать немало нового, чтобы отвести душу, высказываясь о том, что их глубоко волновало, а то и просто чтобы отдохнуть морально в атмосфере общего воодушевления, которая как-то сама собою создавалась особенно на некоторых наших торжественных собраниях.

Со временем деятельность нашего кружка разрослась и окрепла, она завоевала такие широкие симпатии среди довольно широких кругов русско-еврейской интеллигенции, что мы решили преобразовать его в общество с утвержденным уставом, и в 1937 году мы образовали такое общество, переименовав его в Объединение русско-еврейской интеллигенции. Во главе этого общества стал избранный всеми его членами комитет, и в 1938 году в этот комитет входили следующие лица: А.С. Альперин, П.А. Берлин, Л.М. Брамсон, Ю.Д. Бруцкус, Р.М. Гринберг, С.М. Зайдман, Л.М. Жосефсон, Ст. Иванович (С.О. Португейс), М.А. Кроль, К.С. Лейтес, А.И. Лурье, С.В. Познер, В.Ю. Расин, С.М. Соловейчик, И.Я. Фишер и В.М. Шах. Пишущего эти строки почтили честью и выбрали председателем комитета, а К.С. Лейтес был избран генеральным секретарем. Здесь нет возможности перечислить названия докладов, которые были прочитаны в течение семи лет с начала нашего кружка, а затем объединения. Публика их выслушала больше сотни, и не было, кажется, ни одной серьезной темы, касавшейся еврейской жизни, которая не обсуждалась бы всесторонне на наших собраниях. Но о том, как проходили наши особенно торжественные собрания, мне хочется сказать хоть вкратце. Мне кажется, что они вполне заслуживают того, чтобы быть выделенными из многочисленного ряда вечеров, которые устраивала наша организация.

Помню, как мы праздновали 75-летие С.М. Дубнова. Большой зал был полон публики. С речами выступали: Гранд-Рабэн (Главный раввин. – Прим Н.Ж. ) города Парижа Жюльен Вейль, ученый историк Аншель, пишущий эти строки, Л.М. Познер. Настроение у всех приподнятое. Мы чествуем нашего славного историка, который так много поработал, чтобы дать русскому еврейству тщательно составленную всеобщую историю еврейского народа, начиная с древнейших времен до самого последнего времени. На его истории, написанной к тому же очень хорошим языком, воспитывался целый ряд поколений еврейской интеллигенции, и юбиляр, несмотря на свои 75 лет, еще продолжал работать с молодою энергией и редкою душевной свежестью. Это ли не праздник.

Легко себе представить, с каким радостным чувством мы посылали отсутствующему юбиляру наши горячие пожелания, чтобы он еще многие годы хранил свою душевную бодрость и продолжал свою плодотворную работу.

В другом настроении протекали три траурных вечера, устроенных нами в разное время в память умерших выдающихся еврейских общественных деятелей: М.М. Винавера, А.И. Браудо и Г.Б. Слиозберга. Все трое оставили глубокий след в истории еврейской общественности в России. Некоторым из нас они были близки как личные друзья и соратники в тяжелой борьбе за еврейское равноправие, борьбе, которую с величайшим упорством вел авангард еврейской интеллигенции в России. Каждый из них имел свои большие заслуги перед еврейством, и наша организация считала своим долгом посвятить памяти каждого из них особый вечер.

Собрания эти происходили при переполненных залах, и этот необыкновенный наплыв публики свидетельствовал об исключительном отношении собравшихся к тем, которые нас покинули навсегда, но которые отдали столько душевных сил служению своему многострадальному народу.

Как все поминальные вечера, эти собрания носили печально-торжественный характер, но в речах, произносившихся на них, не было уныния, наоборот, в них звучали бодрые ноты. Чувство печали почтительно уступало место гордому сознанию, что умершие оказались достойными сынами своего народа и что их жизненный путь составляет яркую страницу в истории еврейской общественности в России. И еще одной особенностью отличались эти три поминальные вечера. Представители русской передовой интеллигенции выразили желание вместе с нами почтить память М.М. Винавера, А.И. Браудо и Г.Б. Слиозберга, и их участие придавало нашим собраниям особый характер: оно свидетельствовало, что русские люди также высоко ценили ту роль, которую умершие прямо или косвенно играли в истории общероссийской общественности.

На вечере, посвященном памяти М.М. Винавера, с обстоятельными докладами выступали П.Н. Милюков и князь Оболенский. Первый дал подробную характеристику М.М. Винавера как политического деятеля и влиятельнейшего члена конституционно-демократической партии, а второй подробно обрисовал роль покойного в Государственной думе. Пишущий эти строки дал общую характеристику Винавера как политического и общественного деятеля, знаменитого адвоката и ученого-юриста, а Г.Б. Слиозберг в пространном докладе остановился на той огромной работе, которую выполнил покойный в качестве еврейского общественного деятеля в тех многочисленных организациях, в которых он принимал участие. И образ Винавера встал перед публикой, сосредоточенно слушавшей доклад, во весь рост.

На собрании, устроенном в память Г.Б. Слиозберга, председателем был избран П.Н. Милюков, который в обстоятельном докладе обрисовал покойного как общественного деятеля и человека. Остальные докладчики – Л.М. Брамсон, С.В. Познер, В.И. Гершун, Р.М. Бланк – делились воспоминаниями о покойном как о человеке, общественном деятеле и неутомимом заступнике за евреев – несчастных жертв жестоких ограничительных законов и административного произвола в самодержавной России. И присутствовавшие на собрании узнали то, что очень многим было уже известно. А именно, в лице Г.Б. Слиозберга смерть унесла большого человека-еврея, горячо любившего свой народ, преданного ему всей душою, жертвенно ему служившего всю свою жизнь.

Вечер, устроенный нами в честь А.И. Браудо, был по преимуществу вечер воспоминаний, так как покойный принадлежал к той редкой категории общественных деятелей, которые мало говорят, но много делают. Но то, что он делал, носило большею частью конспиративный характер, и мало кто знал, что многочисленные статьи, появившиеся в европейской и американской прессе, о политическом положении России и о жестоких гонениях на евреев были инспирированы или им присланы из Петербурга, и что некоторые дипломатические представления американского и английского правительств русскому правительству по поводу страшных гонений на евреев были сделаны на основании данных, добытых и присланных тем же А.И. Браудо. Но после февральской революции и большевистского переворота в России за рубежом о конспиративной деятельности А.И. Браудо можно было уже говорить открыто, и много удивительных вещей узнали собравшиеся на поминальный вечер о самом А.И. Браудо и о его плодотворной деятельности, и из обстоятельной биографии покойного, прочитанной Л.М. Брамсоном, из сообщений П.Н. Милюкова и В.Л. Бурцева, а также из личных воспоминаний, которыми поделились с нами Г.Б. Слиозберг, С.В. Познер, Ю.Д. Бруцкус и Р.М. Бланк. Пользуюсь случаем отметить, что помимо своих общественных заслуг А.И. Браудо обладал редкою способностью располагать к себе людей, и это помогало ему не только завязывать широкие связи в разных слоях русского общества, но завоевывало ему сердца всех близко знавших его. Мы, его товарищи по работе, не только высоко его ценили за преданность нашему общественному делу, но искренне его любили. В Кружке русско-еврейской интеллигенции нас было пять человек, работавших вместе с А.И. Браудо в Петербурге: пишущий эти строки, Л.М. Брамсон, Ю.Д. Бруцкус, С.В. Познер и Р.М. Бланк. И чувствуя потребность воздать должное памяти покойного мы внушили Кружку мысль издать особый сборник, посвященный А.И. Браудо. И такой сборник, рисующий в многочисленных статьях обаятельную личность покойного, был издан в 1937 году. Многие из этих статей нельзя читать без глубокого волнения, а вся книга представляет собой поистине нерукотворный памятник над безвременной могилой А.И. Браудо (он умер в Лондоне на шестидесятом году своей жизни).