К началу. История Российской Империи - Михаил Яковлевич Геллер

Прочтя «Исповедь» Бакунина, Николай передал ее наследнику, снабдив рекомендацией: «Стоит тебе прочесть: весьма любопытно и поучительно».

Император был прав. «Поучительность» текста, написанного Бакуниным, в том, что автор, революционер, противник самодержавия, выражал нередко мысли, с которыми соглашался царь. Николай I не сомневался во враждебности взглядов Бакунина, после трех лет заключения в Петропавловской крепости революционер просидел еще три года в Шлиссельбурге, затем был сослан в Сибирь, откуда только в 1861 г. он сумел бежать. Михаила Бакунина держал в заключении не только Николай I, но и его наследник - прочитавший «Исповедь» - Александр II. Поучительность «Исповеди» в том, что она содержит некоторые убеждения, характерные для всех русских идеологий, сложившихся в середине XIX в. Важнейшей из них был внешнеполитический аспект идеологий. Все они носили оборонительно-наступательный характер. Все они, принимая в качестве аксиомы исключительность России, представляли собой системы, объяснявшие необходимость обороны, лучшей формой которой, как известно, является наступление.

Врагом был Запад в разных его проявлениях: католицизм, капитализм, парламентаризм, революция. Интеллектуальным толчком к возникновению русских идеологий были идеи национализма, приходившие из Германии. Физическим толчком было польское восстание 1830-1831 гг. Поляки были воплощением всех пороков: славяне, но католики, подданные русского царя, но имевшие парламент. Николай I объяснял де'Кюстину: «Я понимаю республику, это образ правления прямой и искренний или могущий, по крайней мере, быть таким; я понимаю абсолютную монархию, потому что я стою во главе подобного порядка вещей, но я не понимаю представительной монархии. Это - правление лжи, обмана и коррупции… Я был конституционным государем (в Польше. - М.Г.), и миру известно, чего мне стоило нежелание подчиняться требованиям этого подлого образа правления… Слава Богу, я покончил навсегда с этой ненавистной политической машиной»73.

Николай беседовал с Кюстином в 1839 г. Тридцать пять лет спустя Иван Аксаков, после очередного польского восстания в 1863 г., пришел к выводу: «Вопрос о Польше сводится к вопросу: в какой степени способна она стать снова славянской и православной? Это для нее вопрос жизни и смерти»74. Польша не могла перестать быть славянской. Она никогда не была православной. Для Ивана Аксакова, видного славянофила, это не имело значения. Важно было то, что поляки не хотели быть русскими, верноподданными Российской империи.

31 мая 1846 г. на чрезвычайном собрании Петербургского университета было зачитано - к сведению профессоров - предписание министра графа (с 1846 г.) Уварова, составленное по воле императора. Указание министра объясняло, «как надо понимать нам нашу народность и что такое славянство по отношению к России». «Триада», основа официальной доктрины, объяснялась точно и сжато: «Народность наша состоит в беспредельной преданности и повиновении самодержавию, а славянство западное не должно возбуждать в нас никакого сочувствия. Оно само по себе, а мы сами по себе. Мы сим самым торжественно от него отрекаемся»75.

Инструкция графа Уварова нащупала «больное место» концепции «славянства», следовательно - «славянофильства». Объединение всех славян под рукой старшей сестры России подробно изложил Юрий Крижанич. Но Московское государство XVIII в. могло лишь мечтать о роли объединителя славянства. В XIX в. могучая Российская империя имела материальные возможности для освобождения славян и принятия их «на грудь русского орла». Пришедший из Германии национализм с использованием понятия «дейчтум», дало русским мыслителям идею создать концепцию «славянофильства».

Славянофильство воспринималось Николаем I как идея опасная, ибо она исходила из необходимости освобождать славян, значительная часть которых находилась во власти основных субъектов российской внешней политики: Оттоманской империи, Австрии, Пруссии. Не менее важным была необходимость, «освобождая» славян, разбивать рамки государств, подданными которых они были. Николай I отлично это понимал. На полях «Исповеди» Бакунина, в том месте, где он зовет царя возглавить славянское движение, Николай пишет: «Не сомневаюсь, т.е. я бы стал в голову революции славянским Мазаньелло76, спасибо!»77.

Для славянофилов, искавших теорию, «славянофильство» было состоянием духа, для Николая I - источником потенциальных внешнеполитических осложнений, революционной угрозы, неуклонно приближавшейся к его империи.

20 июля 1852 г. Николай I в беседе с саксонским посланником объяснил ему, что революция подкапывает землю во всех странах, не исключая России. «Земля минирована под моими ногами, как и под вашими», - пугал император, как инженер, хорошо знавший опасность мин78.

Николай I считал, что имеет полное основание для тревоги. Призрак революции ходит по Европе. И милые славянофилам славяне были среди горючего материала. Прежде всего была враждебная Польша. Кроме поляков, в составе Российской империи жили и другие - помимо русских - славяне. В 1837 г. униатская церковь, которую считали антиправославной, а следовательно, сочувствующей Польше, была передана в ведение Синода. В 1839 г. Синод окончательно объявил о воссоединении униатов с православными. Церковь, которая существовала уже около 140 лет и была принята частью украинского и белорусского населения - исчезла: православие вернуло в свое лоно заблудших славян.

В начале 1846 г. в Киеве было создано тайное украинское общество, назвавшее себя Братством Кирилла и Мефодия, по имени создателей славянской письменности, принесших славянам слово Христово. Братство Кирилла и Мефодия, созданное учителем Пантелеймоном Кулишом, профессором университета, историком Николаем Костомаровым, поэтом Тарасом Шевченко (1814-1861), было знаком зарождения современного национального чувства. Оно было сходно с национальной доктриной, рождавшейся в Москве и Петербурге. Принципиальная разница заключалась в том, что московские славянофилы воспринимали Российскую империю как заслуженный подарок Бога. Украинцы ощущали себя подданными империи. Не всегда самыми любимыми. К тому же они видели свою страну - Украину разорванной на три части между Россией, Австрией и Пруссией. Литература - как всегда - первой выражает национальные стремления и чувства. Иван Котляревский (1769-1838) пишет поэму «Энеида», которая была своеобразным переводом поэмы Виргилия: Эней странствует по Украине. Котляревский посвящает свою «Энеиду» «любителям малороссийского слова». Ему же принадлежат первые пьесы украинского театра. Историк Николай Костомаров пишет «Книгу бытия украинского народа», в которой ищет принципы равенства, братства, свободы и народовластия в прошлом Украины - в казачестве, религиозных братствах. Тарас Шевченко, величайший украинский поэт, остро ощущает тяжесть императорской ладони, лежащей на его земле. Украина, пишет поэт, «ободрана, сирота, плачет над Днепром».

Братство Кирилла и Мефодия не было революционной организацией, готовившей практические акты. Участники собирались, чтобы размышлять и спорить о возможных путях восстановления Украины. Их привлекала идея славянской федерации. В 1847 г. по доносу «братчики» были арестованы. Особенно тяжело пострадал Тарас Шевченко, сосланный навечно в солдаты. Значительно больше напугал Николая I кружок, собравшийся вокруг чиновника министерства иностранных дел и литератора Михаила Буташевича - Петрашевского (1821-1866).

Страх вызывала группа молодых чиновников и литераторов, собиравшаяся для разговора о философии Фурье, что казалось им чрезвычайно необходимым для понимания положения в России. Тайные агенты III отделения давно следили за кружком. В ночь с 22 на 23 апреля было арестовано несколько десятков человек. Попытка следствия превратить занятия философией в обширный заговор, готовивший переворот наподобие «декабристского» не удалась. Тем не менее, 16 октября 1849 г. были приговорены к смертной казни 15 обвиняемых, к каторжным работам - 5. Объявление о замене смертной казни каторгой для приговоренных к расстрелу было зачитано на эшафоте. Среди приговоренных и помилованных был отставной инженер-поручик и литератор Федор Достоевский.

Николай I внимательно следил за допросами. Им редактировалось правительственное сообщение о завершении следствия и приговора. Оно начиналось объяснением: «Пагубные учения, народившие смуты и мятежи по всей Западной Европе и угрожающие ниспровержением всякого порядка и благосостояния народов, отозвались, к сожалению, в некоторой степени и в нашем отечестве»79. В части сообщения, где говорилось о намерениях заговорщиков, император вычеркнул употребленные следователями слова «коммунизм» и «социализм», заменив их «безначалием». Слово «прогрессисты» царь заменил выражением «люди превратных мнений».