Мир приключений. 1973 год, выпуск 2 - В. Болдырев

— Мы не обязаны терпеть наглость и подчиняться невесть кому!

— Вот-вот. — Он вздохнул. — Разучились подчиняться. В этом корень зла. Наша трагедия. Все разучились, не хотят подчиняться! Свергли монарха! Самим богом установленный порядок! Вы, я вижу, дельный офицер: доставить сюда парусник из Плимута — шутка! Но и в вас сидит тлетворное зерно анархии. Конечно, вы лицо подчиненное, за все ответит командир. Все же вы, хотя бы здесь, у меня, должны были дать здравую оценку всему происходящему на судне. Я понимаю, вы возбуждены кажущейся несправедливостью, но только кажущейся! В конце концов вы поймете свои заблуждения. И не думайте, что вы были забыты во время плавания. Ваше рве-нне в период службы в составе Королевского флота отмечено приказами самого Первого Лорда адмиралтейства Уинстона Черчилля! Мы также не забывали вас и продвигали в звании, согласно заслугам. Вот, прошу взять выписку из приказа, полученного первого января 1917 года о присвоении очередного звания мичмана гардемарину Бобрину Степану Сергеевичу. Вот так, капитан-лейтенант! — Он пристально посмотрел на Никитина. — Второй приказ о присвоении званий и вам и многим другим, возможно, этого заслуживающим, приостановлены в движении по причинам, изложенным выше. Бобрин единственный, к сожалению, офицер, на кого не падает тень злостных или вынужденных нарушений или даже преступлений. Так, гардемарину Бобрину присваивается и звание лейтенанта. Достойный молодой офицер! Может пойти далеко. Передайте ему мои личные поздравления. Надеюсь вскорости увидеть его. Вы как будто не разделяете моего мнения?

— Разделяю относительно присвоения ему очередных званий, так долго задержанных…

— Так-так… Но не разделяете моих лестных оценок его прочих качеств.

— Так точно, господин адмирал.

— Похвальная прямота, но неуместная в данном случае! Вы, как старший по чину и званию, должны были воздействовать на его отрицательные свойства, хотя в оценке данных свойств у нас с вами существенные расхождения. Как вы можете заметить, мы весьма осведомлены о вашем плавании и поведении людей. Почему вы до сих пор не доложили о разложении матросов?

— Мне неизвестно о таковом.

— Зато нам известно, капитан-лейтенант, и потому ваше дело, так как оно приняло формы вредного, недопустимого характера, подлежит уже компетенции “Союзного штаба” и нашего правительства. — Вице-адмирал поверх очков пристально посмотрел на Никитина и продолжал соболезнующим тоном: — С момента вашего появления у меня в кабинете я ждал, что вы, милостивый государь, доложите о главном, самом прискорбном явлении на вашем паруснике. Вы не догадываетесь, о чем идет речь?

— К сожалению, нет!

— Именно — к сожалению! Сожаления достойно, что старший офицер, докладывая о возвращении из плавания, забыл упомянуть о разложении команды и наличии среди нее большевиков!

— Повторяю: мне неизвестно о таковых.

— Нам известно! О чем с прискорбием извещаю вас! — Все это время адмирал как бы сочувственно улыбался, скорбел, понуждая своего подчиненного к покаянию, но вот он снял очки, и лицо его стало отчужденно-холодным, надменным.

— Разрешите идти, господин вице-адмирал?

— Да, я сейчас отпущу вас, капитан-лейтенант, прошу лишь принять некоторые советы. Так вот! Немедленно отправляйтесь на корабль. Дальнейшее ваше пребывание в городе буду расценивать как новое ослушание и отдам приказ о вашем аресте. Передайте своему командиру, капитану второго ранга Зорину Воину Андреевичу, что адмирал рекомендует ему извиниться перед капитаном английского миноносца “Отранто” сэром Коулом. Из бухты Наездник не выходить без особого разрешения! Команду на берег не увольнять! Я уже отдал это распоряжение по беспроволочному телеграфу. Вас же, как еще исполняющего обязанности старшего офицера, ставлю в известность. Все!

Лебединский-Свекор снова надел очки и приветливо улыбнулся…

— Ну что? Полный пожар? — встретил Никитина лейтенант Бакшеев у крыльца адмиральского флигеля.

— Хуже! Пожар во время наводнения…

— Тогда сносно. Головешки можно затушить. Пошли в скверик. Главное, что ты еще можешь шутить… Вот сюда. Наши матросы тоже здесь, за теми кустиками, совсем подружились ребята. Боюсь, твои матросы вконец поколеблют и так сильно пошатнувшийся дух моих молодцов. Садись и рассказывай.

Выслушав Никитина, лейтенант Бакшеев сказал:

— Дело серьезное. Не знаю, что и посоветовать тебе. Наш бюрократ — в своем репертуаре. У меня с ним весьма натянутые отношения, по его милости я все еще, как видишь, хожу в лейтенантах, считает, что я непочтителен к вышестоящим и слишком либерален с подчиненными. Что, если обратиться к самому адмиралу?.. Да тоже не имеет смысла: старик напуган и также считает, что все беды — от падения дисциплины. Извини, я задерживаю тебя. Медлить нельзя. К вечеру выходи. Подготовь Воина Андреевича ко всяким неожиданностям. Лучше бы вам до поры до времени задержаться по пути во Владивосток.

— Думали, да матросы рвались домой, и мы сами считали, что не имеем права стоять в стороне от событий, решающих судьбу страны.

— И это правильно. Наверное, и я бы поступил так же. Идем, Коля, я провожу тебя. На адмиральской пристани есть дежурная шлюпка, она в моем распоряжении и доставит тебя на Чуркин мыс.

На улице адмирала Невельского, круто сбегавшей к бухте Золотой Рог, они увидели русского матроса, стоявшего возле дощатого забора, и японских солдат. Унтер-офицер стоял посреди булыжной мостовой и хохотал, опершись о винтовку, два солдата, скаля зубы и тараща глаза, бросались на матроса, делая вид, что сейчас пригвоздят его штыками к забору. У матроса не было бескозырки, по щеке стекала струйка крови.

Бакшеев сказал, не оборачиваясь:

— Ребята, примкнуть штыки!

Трушин, весь подобравшись, побледнел и шагнул было к японскому унтер-офицеру, да капитан-лейтенант остановил его.

— Отставить!

— Эх, Николай Павлыч!..

— Спокойно…

— Да мы их, как цыплят… — сказал Зуйков. — Что с парнем делают!

Унтер-офицер первым заметил русских и резко крикнул что-то солдатам и стал говорить, скаля зубы и кивая на матроса. Солдаты взяли винтовки к ноге и также улыбались.

— Иди сюда, братец, — сказал Бакшеев матросу. — За что они тебя?

— Ни за что. Шел в Голубинку, остановили, сорвали бескозырку, забросили вон за ограду, и вот сами видели — стали издеваться.

— Откуда?

— С “Грозного”.

— Почему один? Не знаешь приказа — ходить не менее трех человек?

— Знаю, мы и шли впятером, да я поотстал, корешей встретил из экипажа, и вот…