Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших - Терри Гудкайнд

Никки вспомнила, как в детстве слуги ее матери делали пирожные из халвы. Она купила достаточно семечек, чтобы сделать для Ричарда пирожные из халвы, и, возможно, ей удастся раздобыть и масла.

С каждый днем ей становилось все тревожней. До освящения оставались буквально считанные дни. Ричард сказал, что статуя будет готова в срок. Он был как-то уж слишком спокоен, как будто вдруг обрел мир с самим собой.

Он походил на человека, смирившегося с неизбежной казнью.

Даже когда он разговаривал с ней, мысли его, казалось, витали где-то далеко, а в глазах стояло то выражение, которое Никки так ценила. В той пустыне, каковой являлась жизнь, того страдания, каковым являлось существование, это было единственным, на что ей оставалось надеяться. Только в глазах ее отца, когда она была ребенком, а теперь еще ярче в глазах Ричарда видела она подтверждение тому, что есть что-то, ради чего стоит жить, есть какой-то смысл в существовании.

Никки затормозила, услышав стук перекатывающихся в кружке камешков. Этот звук был звоном ее цепей. Она всю жизнь была слугой нуждающихся, и как бы она ни старалась, вот опять, кружка какого-то несчастного нищего по-прежнему выпрашивает у нее помощи.

И она не может отказать.

Глаза заполнились слезами. Ей так хотелось купить Ричарду масла! Но у нее остался лишь один серебряный пенни, а у этого нищего нет ничего... У нее хотя бы есть немного хлеба и семечек. Как может она хотеть масла для Ричарда, когда у этого бедолаги нет ничего?

Никки знала, что она скверная, раз хочет оставить у себя этот пенни, тот пенни, что Ричард заработал потом и кровью. Она скверная, потому что хочет купить на него Ричарду масла. Кто такой Ричард, чтобы есть масло? Он сильный. И работоспособный. Почему он должен иметь больше, когда у других нет ничего?

Никки почти воочию видела свою мать, неодобрительно качающую головой из-за того, что Никки все еще сжимает пенни в кулаке, а не помогает нуждающемуся.

Как это получилось, что она так и не смогла подняться до материнского уровня нравственности? Почему она так и не смогла до сих пор преодолеть свою мерзкую сущность?

Медленно повернувшись, Никки уронила монетку в кружку нищего.

Люди обходили нищего стороной. Не видя его, они избегали приближаться к нему. И оставались глухи к дребезжанию его кружки. Как они могли до сих пор не усвоить учения Ордена? Как могли не помочь тем, кто нуждается? Всегда приходится это делать ей.

Тут она поглядела на нищего и отшатнулась при виде жуткой фигуры в лохмотьях. И попятилась еще дальше, увидев копошащихся в его сальных волосах вшей. Нищий уставился на нее сквозь прорезь в обмотанной вокруг лица тряпки.

Но от того, что она увидела в этой прорези, у нее перехватило дыхание. Конечно, шрамы выглядели ужасно, словно его поджарили на огне самого Владетеля, но это его глаза поразили ее больше всего, когда он медленно поднялся на ноги.

Грязные пальцы нищего, больше похожие на когти, схватили ее руку.

– Никки, – прошипел он с изумленным триумфом, подтягивая ее поближе.

Захваченная врасплох его могучими пальцами и горящим взглядом, Никки не могла пошевелиться. Она оказалась так близко, что увидела, как вши с него перебираются на нее.

– Кадар Кардиф.

– Значит, узнала меня? Даже в таком виде?

Она не произнесла больше ни слова, но, должно быть, ее глаза выдали, что она считала его мертвым, поскольку он ответил на невысказанный вопрос:

– Помнишь ту маленькую девочку? Ту, о которой ты вроде бы так заботилась? Она заставила горожан спасти меня. Она не позволила мне умереть в огне, куда меня засунула ты. Она так тебя ненавидела, что была полна решимости спасти меня. Она бескорыстно выхаживала меня, помогая своему ближнему, как ты и велела жителям города.

О, я хотел умереть! Я никогда не подозревал, что человек может вынести такую чудовищную боль и при этом оставаться живым. Но как бы я ни хотел умереть, я выжил, потому что твоей смерти хотел куда больше. Ты со мной это сотворила. И я хочу, чтобы Владетель вонзил свои клыки в твою душу.

Никки небрежно глянула на его жуткие шрамы.

– Значит, ты решил за это отомстить.

– Нет, не за это. А за то, что вынудила меня умолять тебя, а мои люди слышали это. За то, что горожане слышали, как я вымаливаю у тебя жизнь. Именно поэтому-то они и спасли меня – из ненависти к тебе. Вот за это я и хочу отомстить – за то, что мне не дали умереть, за то, что ты обрекла меня на жизнь жалкого ничтожества, которому проходящие мимо бабы швыряют в кружку пенни.

Никки медленно улыбнулась.

– Ну что ж, Кадар, раз уж ты так жаждешь умереть, я, безусловно, уважу тебя.

Он тут же выпустил ее руку, словно обжегся. Его воображение наделило ее могуществом, которым она в данный момент не обладала. Он плюнул на нее.

– Ну так убей меня, ты, мерзкая ведьма! Срази меня насмерть.

Никки, дернув кистью, извлекла дакру. Дакру, это похожее на кинжал оружие, сестры постоянно имели при себе. Как только острие вонзалось в человека, не важно, в каком месте, магия выплескивалась через нее и смерть наступала мгновенно. Кадар Кардиф не знал, что Никки лишилась своего могущества. Но даже без магии дакра оставалась опасным оружием, которое можно вогнать в сердце или в голову.

Он мудро отступил. Он хотел умереть, но при этом боялся смерти.

– Почему ты не пошел к Джеганю? Он бы не допустил, чтобы ты стал нищим. Джегань был твоим другом. Он бы позаботился о тебе. И тебе не пришлось бы побираться.

– Тебе бы этого хотелось, верно? – рассмеялся Кадар Кардиф. – Чтобы я жил, подбирая остатки со стола Джеганя. Тебе бы хотелось сидеть рядом с ним, и чтобы он увидел, как низко я пал, а вы бы оба при этом швыряли мне объедки?

– Пал куда? Что ему твои раны. Вы и прежде оба получали ранения.

Он снова схватил ее за руку.

– Для Джеганя я умер героем. И я не хочу, чтобы он знал, что я вот так выпрашиваю подаяние, как те придурочные слабаки, которых мы сокрушили нашими сапогами.

Никки прижала дакру к его животу, вынуждая его отступить.

– Ну так убей меня, Никки. – Он развел руки. – Закончи это, как тебе и следовало. Ты никогда прежде не оставляла дело незавершенным. Отправь меня туда, куда мне следовало отправиться уже давно.

Никки снова улыбнулась.

– Смерть – это не наказание. Каждый прожитый тобой день стоит тысячи смертей. Но теперь тебе это известно, верно, Кадар?

– Неужели я так был тебе отвратителен, Никки? Неужели был так жесток?

Ну разве могла она сказать ему, что да, был, и как сильно она ненавидела его за то, что он использовал ее для своего развлечения? Это для всеобщего блага Орден использует таких людей, как Кадар Кардиф. Как может она ставить себя, свои собственные интересы выше блага всего человечества?