Сборник статей и интервью 2009г (v1.22) - Борис Кагарлицкий

Бельгийский террор в Конго стал скандальной сенсацией на рубеже XIX и XX веков. Немецкий террор в Намибии был тщательно документирован англичанами и бурами после захвата колонии во время Первой мировой войны. Буры, совсем недавно «расчистившие» пространство под собственные фермы, теперь с особой дотошностью записывали со слов пострадавших аналогичные преступления немцев.

Всё это, конечно, «дела давно минувших дней». Но если кто-то думает, будто подобная практика безвозвратно ушла в прошлое, пусть ознакомится с отчетами о работе современных транснациональных корпораций. «Расчистка» территории для экономически более выгодных видов деятельности является и сегодня обычной практикой в Африке и некоторых частях Азии. Самым последним примером стали усилия, предпринятые всё в той же Западной Бенгалии местным коммунистическим правительством, выполняющим указания американских компаний, пришедших сюда создавать свободную экономическую зону. Свободную от лишних и ненужных людей.

Подспудным оправданием подобной практики является скрытый расизм, невысказанный, но постоянно думаемый аргумент - всё это происходит не с белыми людьми и не в Европе. Как в донесении всё того же сэра Роберта Клайва после блистательной победы при Плесси: «С нашей стороны погибло всего 18 человек, да и те почти все цветные».

Фашизм вызвал ужас и шок прежде всего тем, что практику, характерную и «нормальную» для колониального мира «периферии», перенес в Европу. Сегодня в Европе подобное опять считается невозможным. По крайней мере - пока…

Принципиальным отличием капиталистического «рыночного» террора от террора «тоталитарного» является то, что последний осуществляется правительством, берущим на себя политическую и моральную ответственность. Напротив, террор рыночный осуществляется стихийно и на политическом уровне за него никто не отвечает. Вернее, ответственность распределяется между множеством конкретных злодеев, каждый из которых отвечает только за свою часть «работы». С другой стороны, как заметил один из героев книги Сьюзан Джордж «Доклад Лугано», рыночный террор эффективнее. Надзирателей концлагеря можно подкупить или разжалобить. Бюрократия бывает косной и медлительной. Только рынок решает проблему уничтожения людей со свойственной ему бескомпромиссной и неумолимой эффективностью. Подчиняясь логике стихийного процесса.

И в конечном счете, никто ни за что не отвечает. Заказчики террора, получатели прибылей, наследники капитала, созданного рабским трудом, остаются респектабельными гражданами, чья репутация выше всяких подозрений.

Миллионы жертв экономической эффективности остаются непризнанными, о них не вспоминают и за совершенные преступления никто не собирается приносить покаяние. А потому экономический холокост может повторяться снова и снова.

© 2007-2009 «Русская жизнь»

ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО МЕНТАЛИТЕТА

«Кризиса уже месяц как нет, - объяснил мне высокопоставленный чиновник. - В общественном сознании».

Это сообщение меня не столько обрадовало, сколько озадачило. Ведь в эти же самые дни пресса сообщала о триумфе Путина в качестве антикризисного управляющего, сумевшего пустить горячую воду в городе Пикалево, об аплодисментах, которыми жители провожали премьер-министра. Правда, один из колумнистов «Взгляда» написал, что глава правительства выглядел в этот момент глупо (вот если бы он головы порубил или на танке в Пикалево въехал, это смотрелось бы куда более величественно и по-царски). А полистав западную прессу, я обнаружил статью во вполне серьезной британской газете, где рассказывалось про массовые выступления против кремлевского режима, прокатившиеся по всей России.

Всё это заставило меня задуматься о том, что представляет собой кризис с точки зрения массового сознания. В данном случае не важно, что происходит на самом деле, а то, как эти события люди интерпретируют.

И тут действительно обнаруживаются весьма странные и удивительные вещи.

Либеральная публицистика в течение последних 20 лет объясняла нам, что экономика не имеет или во всяком случае не должна иметь при капитализме никакого отношения к деятельности государства, которое своим вмешательством может только повредить развитию. Логически отсюда напрашивается вывод, что российское правительство никакой ответственности за кризис не несет, никакого отношения к нему не имеет, тем более что кризис - мировой.

В свою очередь правительственные каналы массовой информации связывали недавний экономический рост главным образом с мудрым руководством, с усилиями государственных лидеров и их правильными решениями. Соответственно, за нынешний кризис ответственность должна нести нынешняя власть, тем более что кризис всё-таки не только глобальный, но и местный (напомним совсем недавние обещания чиновников о том, что нашу страну глобальный кризис не затронет).

Выходит, либеральная пропаганда работала, в долгосрочной перспективе, на власть, снимая с неё ответственность за экономические процессы, а прокремлевские средства массовой информации - против власти, взваливая на неё эту ответственность… При ближайшем рассмотрении процессов, наблюдающихся сейчас в общественном мнении, обнаруживается, что либералы победили. Массовое сознание не связывает экономику и государственную политику. И не винит власть за события, порожденные стихией рынка.

Вернее, экономику и политику массовое сознание, конечно, связывает, но довольно причудливым образом. Государство в массовом сознании не отвечает за процессы, происходящие в экономике, но… отвечает за их последствия. Правительство не винят в том, что люди остаются без работы, горячей воды или без средств к существованию. Но ждут, что теперь оно обеспечит пострадавшим работу, горячую воду и средства к существованию.

Парадокс здесь только кажущийся. Например, если у вас в городе наводнение или землетрясение, вы не считаете мэра ответственным за эту катастрофу. Но вы с полным основанием ждете от него, что он поможет пострадавшим, восстановит свет и электричество, займется починкой разрушенных домов (даже если дома эти были частными, а не муниципальными).

Если кризис воспринимается как своего рода стихийное бедствие, в котором никто не виноват, то правительство выступает в роли своеобразного экономического МЧС, оказывающего помощь жертвам капитализма.

Отсюда первый вывод: оценивать власть будут не по тому, как развивается хозяйственная ситуация, а по тому, как она на эту ситуацию реагирует. Надежды оппозиционеров (как либеральных, так и левых) на то, что безработица, снижение зарплаты или даже разрушение жилищно-коммунального хозяйства сами по себе вызовут социальный взрыв - совершенно необоснованны. Если массовые волнения и вспыхивают в разных местах, то направлены они против местных начальников. А от власти центральной требуют сочувствия и помощи. Иными словами, люди протестуют не против власти…, а за неё.

Однако ситуация резко меняется, если принятые меры оказываются неэффективными или наглядно ухудшают ситуацию. Возмущение на Дальнем Востоке, вызванное новыми пошлинами на подержанные иномарки, может служить наглядным примером. Кризис протестов не вызвал, а вот антикризисные меры обернулись народными волнениями.

Отсюда второй и наиболее важный вывод: проблемы власти будут нарастать пропорционально тому, как она будет втягиваться в практическую борьбу с кризисом. Самое спокойное в подобной ситуации - вообще ничего не делать. Но правительство не имеет право ничего не делать. Оно обязано демонстрировать деятельность, даже если само не знает, как поступить.

Поступки будут оцениваться, причем весьма пристрастно. И чем более идеализированное и искаженное представление о собственной власти сложилось у граждан России, тем менее предсказуемыми окажутся эти оценки.

В одной из прежних статей я уже цитировал социолога Анну Очкину, заметившую, что российский обыватель воспринимает государство как нечто среднее между Дедом Морозом и Левиафаном. Оно может приносить подарки, а может и проглотить. Никакой логики тут нет, не может быть и искать её не надо. Надо только ждать подарков и прятаться, чтобы ненароком не проглотили. Немного нелогичное поведение, но все уже привыкли. И в общем получается.

Кризис оборачивается повсеместным ожиданием Деда Мороза. Правительство должно всех накормить, обогреть, одеть и обуть. Причем никаких структурных экономических преобразований от него не ждут (что совершенно правильно, поскольку никто таких преобразований и не планирует). И до тех пор, пока у государства сохранились ресурсы, оно роль Деда Мороза будет играть, одновременно притворяясь немножко Левиафаном, - если требуется выбить дополнительные средства на социальные программы у бизнеса. Последнее, впрочем, выходит туго. Собственники предприятий, в соответствии с законом, как правило, личным состоянием не отвечают по обязательствам предприятий, так что можно сажать в тюрьмы директоров, не выплативших зарплаты, жаловаться на скупость олигархов, но денег в кассах предприятий от этого не прибавится. А потому уповать можно лишь на инерцию страха - окрик премьер-министра, угрозу президента, суровый взгляд губернатора. Правовых механизмов для того, чтобы заставить бизнес в условиях кризиса платить, - нет. Есть только неправовые. Однако сработают ли они в изменившихся условиях?