Мир без конца - Кен Фоллетт

— Я не хочу жениться на Одиле.

— Вам и не придется этого делать, — ответил тот, отказавшись дать разъяснения.

Графиня приехала через два дня с одной из своих приближенных и телохранителем, но без Одилы. Она вошла в Тенч-холл, отбросив всяческое высокомерие. Ральфу вдова даже не показалась красивой: очевидно, не спала две ночи.

Фитцджеральд, Алан, Грегори, несколько сквайров и староста как раз сели обедать. Гостья подошла к Лонгфелло. Тот, отбросив былую любезность и даже не привстав, дерзко осмотрел ее с ног до головы, как будто это служанка донимала его какой-то просьбой.

— Ну что? — спросил он в конце концов.

— Я выйду замуж за Фитцджеральда.

— Вот как! — притворно удивился законник. — Передумали?

— Да. Я не пожертвую своей дочерью, выйду сама.

— Миледи, — издевательски заговорил лондонец, — вы, судя по всему, полагаете, что король подвел вас к уставленному яствами столу, предложив выбирать блюдо по вкусу. Ошибаетесь. Король не спрашивает, чего вам хочется. Он приказывает. Вы ослушались один раз, его величество передал через меня другой приказ. У вас нет права выбора.

Вдова опустила глаза.

— Простите меня. Пожалуйста, пощадите мою дочь.

— Если бы решение этого вопроса зависело от меня, я отклонил бы просьбу, наказав вас за упрямство. Но может быть, вы переговорите с сэром Ральфом?

Филиппа посмотрела на хозяина. Увидев в ее глазах ярость и отчаяние, он вспыхнул, сломив самую гордую женщину, которую когда-либо встречал. Фитцджеральд желал овладеть ею прямо сейчас. Но сделано только полдела.

— Вы что-то хотите мне сказать?

— Я прошу прощения.

— Подойдите сюда. — Тенч сидел во главе стола. Графиня подошла и встала возле него. Он погладил голову льва на подлокотнике кресла. — Продолжайте.

— Мне очень жаль, что я вас отвергала. Беру все свои слова назад. Я принимаю ваше предложение и согласна выйти за вас замуж.

— Но я еще не повторил своего предложения. Король приказывает мне жениться на Одиле.

— Если вы обратитесь к его величеству с просьбой вернуться к первоначальному плану, он, несомненно, удовлетворит ее.

— И вы просите меня об этом?

— Да. — Графиня посмотрела ему в глаза и пошла на последнее унижение: — Я прошу вас… Прошу. Пожалуйста, сэр Ральф, возьмите меня в жены.

Фитцджеральд встал, резко отодвинув кресло.

— Тогда поцелуйте меня.

Леди закрыла глаза. Он обнял ее левой рукой за плечи, притянул к себе и поцеловал в губы. Вдова не ответила, но и не сопротивлялась. Правой рукой Ральф стиснул Филиппе грудь. Именно такой он всегда ее себе представлял — упругой, тяжелой. Претендент на графство повел руку вниз. Гостья вздрогнула, но безропотно покорилась, и он прижал руку к бедрам. Затем, не изменяя положения, лорд Тенч прервал поцелуй и обвел глазами присутствующих.

76

Примерно в то же время, когда Ральфу был пожалован титул графа Ширинга, молодой человек по имени Дэвид Кейрлеон стал графом Монмаутом. Дальнему родственнику покойного графа исполнилось всего семнадцать лет, но все остальные наследники умерли от чумы. Перед Рождеством епископ Анри в Кингсбриджском соборе благословил двух новых графов, приглашенных затем в качестве почетных гостей на банкет, устроенный Мерфином в здании гильдии. Купцы праздновали также получение Кингсбриджем хартии, дарующей городу права самоуправления.

Ральф считал, что Дэвиду невероятно повезло. Этот мальчишка ни разу не покидал пределы королевства, не нюхал пороха и в свои семнадцать стал графом. Фитцджеральд же с Эдуардом прошел всю Нормандию, рисковал жизнью в боях, потерял пальцы, совершил на королевской службе несчетное количество грехов, и все-таки ему пришлось ждать до тридцати двух лет.

Однако он дождался. Ширинг в дорогом парчовом камзоле сидел за столом подле епископа Анри. Знакомые кивали на него незнакомцам, богатые купцы, почтительно склоняя головы, уступали дорогу, а руки служанок, разливавших вино, нервно дрожали. Отец, уже прикованный к постели, но упорно цепляющийся за жизнь, сказал: «Я потомок графа и отец графа. Я доволен». Все было очень хорошо.

Ральфу не терпелось поговорить с Дэвидом о батраках. Сейчас, когда урожай собран, а осенняя вспашка окончена, вопрос стоит не так остро: в короткие холодные дни на полях особенно нечего делать. Но увы, придет пора весенних работ, и батраки вновь начнут вымогать высокое жалованье, а если получат отказ, то, наплевав на закон, сбегут к более расточительным хозяевам. Противостоять этому землевладельцы могут, только сплотившись, твердо отклоняя требования прибавки и отказывая в работе беглецам. Это граф Ширинг и хотел втолковать Дэвиду.

Однако нового графа Монмаута больше интересовала падчерица Ральфа Одила, примерно его ровесница. Фитцджеральд решил, что они уже должны быть знакомы: Филиппа и Уильям часто гостили во дворце, где Дэвид служил у прежнего графа сквайром. Так или иначе, между ними царила полная идиллия: Дэвид оживленно что-то рассказывал, а Одила ловила каждое его слово, кивала, ахала, смеялась.

Ширинг всегда завидовал мужчинам, которые умели производить впечатление на женщин. Этой способностью обладал его брат, покорявший почти всех, несмотря на невысокий рост, не ахти какую красоту и рыжие волосы. И все-таки Ральф жалел Мостника. В тот день, когда граф Роланд сделал младшего Фитцджеральда своим сквайром, а старшего отправил подмастерьем к плотнику, судьба Мерфина решилась. Графом стал младший Ральф, а Мерфину, сидевшему по другую руку от графа Дэвида, приходится довольствоваться должностью простого олдермена — правда, очаровательного.

Младший же брат не мог понравиться даже собственной жене. Она почти не разговаривала с ним. Больше слов у нее находилось для собаки. И почему так получается, думал рыцарь. Он так долго и так сильно хотел Филиппу, а, когда добился, радости не прибавилось. Наоборот, через три месяца после свадьбы ему больше всего хотелось от нее избавиться.

Однако упрекнуть ее было не в чем. Графиня выполняла все обязанности жены. Умело хозяйничала в замке, научившись этому, когда ее первый муж стал графом после битвы при Креси: следила за заказами, поставками, оплатой счетов, пошивом одежды, топкой каминов, столом. И не сопротивлялась Ральфу. Он мог делать с ней все, что хотел, супруга молчала и не отвечала. Ни разу не поцеловала сама, ни разу не погладила. Неподвижно лежала, пока он кряхтел над ней, а едва скатывался, шла мыться.

Радовался Фитцджеральд тому, что Одила очень полюбила маленького Джерри, пробудившего ее материнский инстинкт. Девушка болтала с ним, пела песенки, баюкала перед сном, давая ту любовь, которой малыш никогда не получил бы от наемной кормилицы.

И все-таки новоиспеченный граф досадовал на себя. Роскошное тело Филиппы, предмет его вожделений в течение стольких лет, сопротивлялось ему. Он не дотрагивался до жены уже много недель и, вероятно, уже не дотронется никогда. Ширинг смотрел на тяжелую грудь, полные губы и мечтал о нежном теле и девичьей коже Тилли. Той самой Тилли, в которую вонзил длинный острый нож. Клинок угодил под ребра и вошел в трепещущее сердце. Этот грех он не решался исповедовать и, скрипя зубами, думал, сколько же ему придется отбыть за него в чистилище.

Епископ со свитой остановился во дворце аббата, а люди Монмаута заняли гостевые комнаты аббатства, так что Ральфу и Филиппе со слугами пришлось отправиться на постоялый двор. Фитцджеральд выбрал перестроенный «Колокол», принадлежавший теперь брату. В единственном трехэтажном здании Кингсбриджа на первом этаже располагался просторный зал, на втором — мужская и женская спальни, а наверху — шесть дорогих отдельных комнат. Когда банкет закончился, Ширинг со своими людьми удалился в таверну, уселся перед камином и, заказав еще вина, затеял игру в кости. Филиппа осталась поговорить с Керис, а заодно присмотреть за Одилой и графом Дэвидом.

Фитцджеральд вызвал интерес у молодых людей, какие всегда собираются вокруг сорящей деньгами знати, и, постепенно опьянев и погрузившись в игру, забыл о заботах. Он обратил, однако, внимание на молодую женщину с ухоженными волосами. Та восхищенно смотрела, как граф весело проигрывает целые стопки серебряных пенни. Ральф кивком подозвал ее и усадил рядом. В напряженные моменты игры женщина, назвавшаяся Эллой, хватала его за ногу, будто в азарте, хотя скорее всего знала, что делает. Женщины обыкновенно знают такие вещи.

Через некоторое время Ширингу надоела игра, и он занялся Эллой. Она имела все то, чего не хватало Филиппе, — была веселой, страстной и восхищалась Ральфом. То и дело касалась его или себя: отводила волосы с лица, шлепала графа по руке, обхватывала себя за шею, игриво толкала игрока в плечо. И с огромным интересом слушала рассказы про Францию.