Капитан Френч, или Поиски рая - Михаил Ахманов

Я такого желания не разделял и, подойдя к управляющей консоли, притворился, что программирую очередной прыжок. Все это было чистой иллюзией и пылью в глаза; я лишь собирался связаться с “Цирцеей” — но по-тихому, не повышая голоса.

Вняв моим воплям о помощи, она прислала робота, и этот шустрый малый срезал бластер тяжелым лучеметом. Заодно он прихватил и конечность моего оппонента, но разрез, к счастью, был чистым, а медицинский отсек — всего в двадцати шагах. Мой хирург-автомат пришил пострадавшему руку, вколол стакан антишоковой сыворотки со снотворным, после чего наш Пророк очутился в корабельном карцере. Попытка бунта — серьезное преступление, и я имел полное право вышвырнуть его в космос, но все же проявил снисходительность. Просидев пару лет под арестом, мой заключенный так и не удостоился откровения, хоть карцер гораздо ближе к рубке, чем пассажирские каюты. В конечном счете я доставил всю эту компанию в новый мир, называвшийся Белл Рив и уже частично заселенный. Все крупные континенты были заняты, но мне удалось отыскать приличных размеров остров, где я избавился от сподвижников Пророка и от их главаря-Редкий случай, когда мне пришлось наплевать на свои обязательства! Остров был каменистый, размером с Гренландию и почти с таким же климатом, так что даже слепец не спутал бы его с райскими садами. Но моим постылым спутникам выбирать не приходилось: мятеж на борту и попытка убийства караются гораздо серьезнее, чем нарушенный контракт. Когда я вернулся на Македонию, ситуация с Детьми Света рассосалась сама собой. Во-первых, их новый лидер (кстати, объявивший себя Первым Пророком) крепко сидел в кресле и поумерил свой благочестивый пыл; правительство тоже пошло ему навстречу, аннулировав рескрипт о поражении в правах. Те, кто еще помнил о прежнем Пророке, считали его изгоем и жалким трусом, покинувшим своих единоверцев в годину бедствий. Во всей Македонии набралось не больше трехсот человек, желавших присоединиться к нему, что было абсолютной химерой: построить собственный корабль они не могли, а брать их на “Цирцею” я не собирался.

Для меня та давняя история имела два последствия. Об одном я уже говорил: в коридоре жилой зоны появились перегородки, так что теперь мой капитанский мостик, моя столовая и моя спальня гарантированы от вторжения болванов с бластерами. Что же касается второго… Пожалуй, лишь много лет спустя я осознал, чем обязан тем воинственным сектантам с Македонии. Они искали свой Рай, а мне захотелось найти свой… Я, вечный бродяга, тысячелетиями скитавшийся по всей Галактике, вдруг возмечтал о Рае! Забавно, не правда ли? Забавно по многим причинам; например, что бы я стал делать, обнаружив этот гипотетический Парадиз? Передо мной возник бы нелегкий выбор: осесть там навсегда, остаться надолго или продолжить вечные странствия. Что бы я выбрал? Не знаю… С одной стороны, в Раю — в моем Раю! — не действует Закон Конфискации, и значит, я мог бы оставаться там хоть целое тысячелетие без риска потерять “Цирцею”. С другой стороны, я по натуре скиталец и непоседа. Вполне вероятно, я покинул бы свой Парадиз и стал бы мучиться воспоминаниями о том, что было обретено и утеряно… Вот почему мысль о Рае одновременно притягивает и страшит меня.

Но обсуждать с Шандрой подобные темы было рановато. Я рассказал ей историю македонских изгнанников как пример того, что может ждать нас во время прыжка. Она кивнула, я запустил двигатель, и привычный мир вокруг нас сменился зыбкой смутной фантасмагорией. Надежные стены “Цирцеи” растаяли, краски умерли, россыпи ярких звезд расплылись призрачными серыми пятнами, а туманности и далекие галактики исчезли, поглощенные непроницаемым вязким мраком. В этой великой, безмерной и жуткой пустоте мы были беспомощны и одиноки; она погружала в транс, она навевала сны, она убаюкивала нас — не ласково и не с тайным коварством, а с полным и абсолютным безразличием. Мы падали в бездну, с каждым мгновением приближаясь к чему-то огромному, загадочному, а невнятные голоса времен и пространств гудели над ухом, бормотали, плакали, звали, шептали… Затем это кончилось, и я, взглянув на приборы, убедился, что “Цирцея” нас не подвела — мы вынырнули в двадцати астрономических единицах от Барсума, над плоскостью эклиптики, в совершенно безопасной зоне. Зеленоватое местное солнце казалось отсюда крошечным изумрудным диском, и наша крейсерская скорость относительно звезды была равна лишь нескольким километрам в секунду. Перед тем как начать разгон на маршевых двигателях, я спросил у Шандры, что она чувствовала. Ее глаза, похожие на светило Барсума, потемнели.

— Я вспоминала эпоху хаоса… Мне чудилось, что все дети, погибшие в то время, окружают меня, плачут, зовут, молят о чем-то… Но их голоса были такими слабыми и невнятными! Как писк летучих мышей, что жили на чердаках нашего монастыря…

— Тебе было неприятно?

— Нет… Грустно.

— Ты боялась?

Ее тонкие пальцы скользнули в мою ладонь.

— Не боялась, Грэм. Ведь ты был со мной.

ГЛАВА 7

В какой-то степени Барсум отвечал моим смутным грезам о Рае — если только вы можете представить Рай, населенный двухметровыми дистрофиками. Гравитация здесь составляла шестьдесят процентов от земной, климат был тропическим, почвы — плодородными, и в силу этих причин все на Барсуме росло и цвело с необычайной щедростью; деревья были высотой в километр, а травы казались джунглями, произрастающими на берегах местных Конго И Амазонок. Барсум являлся старым миром, заселенным еще в первое тысячелетие космической экспансии, и люди жили тут достаточно долго, чтобы планета успела переделать их на желательный ей манер. В результате сформировалась особая человеческая раса, не столь экзотичная, как сакабоны, но все же резко отличающаяся от первопоселенцев. Если не ошибаюсь, они были выходцами с Земли, а если говорить конкретно, из Бразилии, Перу и Аргентины. Но сейчас, по прошествии двадцати тысячелетий, об этом помнили лишь историки.

Мужчины на Барсуме отличаются высоким ростом, более двух метров, да и женщины им не уступают. Сложение у них гибкое, хрупкое, изящное; лица клиновидные, с небольшим подбородком и ястребиными чертами, цвет кожи — темно-оливковый, волосы — черные или темно-каштановые, длинные и волнистые. У них покатые плечи, длинные конечности и небольшие пухлые рты; как многие иные племена, рассеянные в бесконечном космосе, они считают свой облик самым прекрасным и единственно возможным.

Второе из этих утверждений явно сомнительно, но с первым я готов согласиться — они не лишены своеобразного очарования. Когда я был здесь в последний раз, у меня случился роман с одной из моих манекенщиц, весьма экспансивной и страстной девицей. Мы любили друг друга целую неделю и расстались без слез, истерик и сцен; никто из нас не претендовал на более серьезные отношения. Она была для меня всего лишь экзотической красоткой, а я для нее — столь же экзотическим монстром из космоса, украсившим ее коллекцию любовников. Не сомневаюсь, что в этой коллекции я занял почетное Место в первой десятке.

Выйдя на орбиту вокруг Барсума и объявив о своем появлении по всепланетной связи, я с облегчением убедился, что Барсум по-прежнему процветает. На него не падали кометы, здесь не случилось ни ядерного побоища, ни внезапной вспышки религиозности, ни экологической катастрофы, ни иных губительных бедствий; как и раньше, Барсум был богатым, щедрым миром с весьма своеобразной и утонченной культурой. Это меня вдвойне порадовало: во-первых, я желал барсумийцам всяческого благополучия, а во-вторых, намеревался познакомить Шандру с нормальным и приятным человеческим сообществом.

Итак, я предъявил свои верительные грамоты и перечень товаров, а затем мы опустились на столичном космодроме.

Сравнительно с мерфийским убожеством он казался особенно ярким, пышным и привлекательным. Шандра с восхищенными вздохами осматривала строения из белого камня, украшенные мозаикой порталы и стрельчатые арки, спиральные пандусы, обсаженные по бокам зеленью, террасы, висевшие на головокружительной высоте, и гигантские деревья, маячившие где-то вдали подобно покрытому зеленым лаком горному хребту. Жаркое зеленое солнце и нефритовые небеса придавали этой картине поистине неземное очарование. Космодром был оживленным местом, так как на Барсуме имеется весьма солидный планетарный флот, но нас приняли на почетную первую полосу и встретили с барабанами и литаврами: министр торговли, делегация представителей деловых кругов, взвод лейб-гвардии, полицейский кордон и две сотни репортеров. Обменявшись рукопожатиями с каждой местной шишкой, я сунул Шандру в слидер, уселся сам, и мы покатили в столицу, в прекрасный приморский город Гатол. Сервис здесь на высоте: наши апартаменты (президентский пентхауз с дюжиной комнат, садом, бассейном и тремя позолоченными ванными) уже дожидались нас — вместе с десятком тоскующих горничных и носильщиков. Кроме того, я снял обширное помещение для офиса этажом ниже; там уже дежурил некто Эстебан Мария Хорхе дим Рио, знойный красавец баскетбольного роста и по совместительству мой пресс-секретарь.