Двоюродные братья - Иосиф Израилевич Рабин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если она не едет, то радости еще больше! Кушайте и радуйтесь,.. Лиин день рождения через неделю.
Лия уже теперь не грустна, она весела, но нетерпелива. Чем могли обрадовать ее два слова: «Скрываются, здоровы»?
Она часами лежала на мягком диване, пытаясь угадать, как все это произошло и где они сейчас находятся. Она мечтала о том, как она освободит и спасет Шию и Илью.
Однажды она пришла в студенческий союз и спросила:
— Почему смолчали немцам?
— А что кричать?
— Итти резать!
К ней домой опять пришел незнакомец и передал: здоровы.
Она не хотела -отпускать его. Она должна их видеть. И он получил огромное удовлетворение от того, что она его просит, хватая за руки. Он же отвечал одно только слово: здоровы. Ему больше говорить не велят.
Когда прикажут, он скажет. Но уходить он не спешит. Он дает ей говорить, упрашивать, а сам вертится и все не может уйти. Затем поднимает руки, как бы говоря:
— Секрет, секрет, и — ша!
Она соглашается, лишь бы он чаще приходил. Он стал приходить ежедневно, принося привет. Она ждала его с нетерпением, забрасывала вопросами. Каждый день твердила, требовала, наконец, однажды он не выдержал и взял ее с собой.
Шие с Ильей застыли, потрясенные. Как Лия сюда попала? И Лия, которая всю дорогу лелеяла желание поскорее встретиться, испугалась. Она еле выговорила:
— Я сейчас же уйду.
Но Илья взял ее за руку.
— Как вы сюда пришли? Он наверное и другим рассказывал? Шие, сегодня же нужно уйти отсюда.
Лия почувствовала, что точно так же, как тает в этой теплоте морозный след на ее лице, так должна она растеплить недоверие друзей к Лейб-Иоселю.
— Товарищи,, виновата я. Я его каждый день просила— и он не выдержал.
— Каждый день?
— Ну, да... Вы же ежедневно пересылали через него привет.
— Мы? Только один раз...
Они тут же при Лие оделись. Взяли с собой немного съестных припасов и вышли во двор.
Снег густым слоем лежал на крышах и низких окошках. Ветер гнал его с крыш и уносил в поля. Мороз был колюч, ветер взволнован и резок. Как замерзший истукан, стоял лес. И они вернулись в дом.
— Слишком светло еще, подождем до вечера.
Когда Лия пришла во второй раз, они встретили ее дружески.
* * *
Лия передала Илье привет: дочь Зальцмана спрашивает о нем, что ей ответить?
Дочь Зальцмана оставила свою семью по ту сторону фронта, а сама с братом вернулась назад. Ее вместе с братом, как и всю семью, везли в отдаленные русские губернии. Поездов было мало, гнали на фронт великое множество солдат, и они были важнее евреев, которых отсылали подальше от фронта, ибо считали, что евреи — шпионы. Она с братом валялась на станциях, в городах, в местечках, а там имя Зальцмана никому не было известно. Они были так же «знатны», как и все остальные. На одной станции она вместе с братом исчезла. Обратную дорогу они проделали значительно быстрее, русские офицеры обеспечили им свободные места в поездах. Подъехав к последнему фронтовому городу, они дождались немцев и вернулись домой, к своей старой знакомой кондитерской.
Лия знает дочь Зальцмана. Когда-то они были подругами. Теперь дочь Зальцмана, как и все дочери богачей, частая посетительница студенческого союза, снова сблизилась с Лией. Дочь Зальцмана знает Илью. Она не знает его по имени, но она его внешне описала так, что Лия узнала его.
Илья ничего не отвечал, он ждал, что скажет Шие. Однажды Шие сказал:
— Надо уходить отсюда, раз все знают.
Илья ухватился за это.
— Обязательно уйти. Так пусть она придет. Мы попрощаемся и уйдем.
И она пришла.
Она пришла в день, когда кончились морозы, когда снег в городе был черным и растоптанным, а в лесу еще пушистым и глубоким, но подтаявшим. Она принесла с собой острый запах духов, пару длинных красных сережек, глубокий вырез на блузке. Она чувствовала себя по-домашнему. Она не забыла принести пакет сладостей из кондитерской и догадалась потребовать у Лейб-Иоселя самовар. Она быстро убрала комнату, накрыла стол. Была ночь. Самовар кипел. Они пили чай и беседовали.
Потом в доме стало темно, из окна виднелся синий снег. Между заснеженными деревьями бродил кусочек красной луны. Они сидели молча. Дочь Зальцмана, крепко прижимая к себе Лию, тихо и тепло сказала:
— Миленькая, ты же должна знать еврейские песни, я люблю их слушать.
Но Лия совсем не умела петь, она указала на Илью. Тогда дочь Зальцмана позвала его на диван, усадила его между собой и Лией и попросила спеть грустные песни про любовь.
Кругом царила спокойная тишина. Красная луна висела меж деревьев. В доме было тепло, Илья сидел между двумя девушками и тихо, задушевно пел.
Ой, горе, мама, горе обвивает меня,
Как бондарь бочку.
Современным парням можно столько же верить, Сколько псу, лающему на улице...
Она держала его руку и говорила:
— Чудно !
Он взял ее руку в свою и пел новые песни.
В МАРТЕ ШЕЛ ДОЖДЬ
Они знали: Илья находится у Лейб-Иоселя. Но должны ли они об этом рассказать. Малке?
Каждый вечер приходила к ним Малка. Янкель читал ей книги, они играли в домино и ужинали. С женой Янкеля Малка близко сошлась, у них были секреты, которых они не доверяли Янкелю. И жена его из близости и сердечных чувств к Малке не могла долго таить от нее того, что она слыхала от Лейб-Иоселя.
Малка почти ничего не почувствовала, когда услыхала. Сердце у нее вздрогнуло, потом застыло, точно остановившись. Ей казалось: она слышит новость о чужом, совершенно чужом человеке, только поздно ночью у себя дома обнаружила она, что еще не спит. Она стелит кровать и все не может постелить. Уже совсем поздно... Завтра она должна рано итти на работу, и она решила отбросить мысли, которые налетели на нее. И снова голова чиста, ясна, а на сердце спокойно. Она закрыла глаза. На рассвете снова убедилась, что еще не спит, что только лежит с закрытыми глазами.
На следующий день жена Янкеля заметила в Малке перемену. Она многое видала на своем веку и многое слыхала, и она понимала, что
