Вивьен Ли. Жизнь, рассказанная ею самой - Вивьен Ли

Я не хотела обсуждать Джилл, считая, что она просто поставила свой театральный успех выше семейного счастья. Уж я-то этого не допущу!

– Но я смотрю и восхищаюсь, это не игра, Освальд, я действительно восхищаюсь Ларри. Ты не можешь отрицать, что он талантлив.

– Вивьен, я не отрицаю, Ларри – очень талантливый актер. Есть только два «но» – не мешало быть еще и талантливым человеком, чего не наблюдается. И второе – ты не менее талантлива, а потому легко если не выйдешь вперед, то встанешь с ним вровень. И тогда начнутся проблемы.

Я горячо возражала, что ты замечательный человек, Фрюэн тебя просто плохо знает, а я вовсе не столь талантлива и если чего-то добиваюсь, то только с твоей помощью. К тому же я не собиралась ни выходить вперед, ни даже равняться с тобой, хотя ты сам об этом все время говоришь, обещая сделать из меня актрису, способную играть Шекспира.

Освальд слушал, почти сокрушенно кивая, словно слышал то, что ожидал, а речь вела несмышленая девочка.

Тогда казалось, что я всем смогу доказать: тебе, что я способная ученица, Фрюэну, что любовь успеху не помеха, Джилл, что по отношению к тебе нужно было вести себя иначе, театр вторичен, а любовь первична. Ничего не вышло, боюсь, что Фрюэн оказался прав, причем прав во всем, вплоть до сроков. Не он ли советовал Джилл и Ли не давать нам развод целых пять лет?

Когда умерла твоя любовь, Ларри, и почему ты не сказал мне об этом? Зачем меня обманывать, прекрасно зная, как я жду этот обман? Может, легче порвать все сразу и каждому начать жизнь сначала? Как поговорить с тобой об этом?

Любовь – самое непостижимое чувство из всех человеческих, самое сильное, способное увести за собой куда угодно и заставить чем угодно пожертвовать. Но она же – самое уязвимое чувство: ею самой жертвуют в первую очередь. Сейчас мне кажется, что ты пожертвовал любовью ради своего успеха. Но первой жертвой оказалась я сама.

Я даже сама себе не сознавалась, что с тех пор, как увидела Лоуренса Оливье, у меня появилась еще одна причина пробиться на сцену, пожалуй, теперь самая значимая – там я могла встретить своего идола. О том, чтобы вместе сыграть, не было даже мысли, это слишком сказочно. Нет-нет, рядом с божеством у меня просто подкосятся колени и я не смогу не только выдавить из себя слова, но и просто устоять на ногах!

Ли внимательно присмотрелся ко мне:

– Вив, что случилось, ты сама не своя? Неужели снова ребенок?

– Нет, что ты!

– Тогда что?

Я вздохнула:

– Там настоящая жизнь, а здесь…

– Где там, в театре? Ты ошибаешься, настоящая жизнь здесь, а там выдуманная, постарайся это понять и не подменяй одно другим, можешь оказаться в дураках.

Но на сцену не звали, зато позвали на съемочную площадку, пусть на роль второго плана, но ведь не эпизодическую же, не такую, что только и можно с секундомером посчитать время присутствия на экране.

Я пытаюсь понять, удачей или неудачей были первые серьезные съемки именно у Дина?

Бэзил Дин у актеров слыл монстром, не терпящим не только возражений, но и малейшего самовольства ни на сцене, ни на площадке, каждое слово, жест, малейшая интонация должны точно соответствовать требованию Дина, его видению, его указаниям. Никакой вольности, никакой отсебятины! Актеры жаловались, что с ним не игра, а слепое следование указаниям.

Для меня тогдашней это было бы, пожалуй, спасением, потому что я еще ничего не умела. Если бы у Дина не было еще одной ужасной привычки – он устраивал разносы вслух при всех и оч-чень громко! Играть впервые серьезную роль, не имея толком образования и опыта (не считать же таковыми два семестра в академии и десятисекундную роль с двумя фразами?), и выслушивать в свой адрес крик режиссера, не всегда выбирающего выражения:

– Я требую, слышите, требую, чтобы вы произнесли эту фразу со страдальческим выражением и сделали вот такой жест! Вы в состоянии запомнить мои указания или нужно кричать все время съемки кадра?!

Грейси Филдз, игравшая главную роль, усмехнулась:

– Теперь можно не сомневаться, что страдальческое выражение, которое тут, кстати, вовсе ни к чему, у бедной девочки непременно будет, достаточно ей только услышать ваш рык. Бэзил, прекратите использовать свои голосовые связки во всю их силу, мы не глухие.

Грейси такие речи были позволительны, она звезда, ради концертных номеров которой и снимался сам фильм с удивительно пустым сценарием.

Филдз отвела меня в сторону и посоветовала:

– Не обращайте внимания на его крик, играйте так, как вам подсказывает чутье. И не волнуйтесь, вы все же получили роль, а это главное. Пусть кричит.

Наверное, вот такая «школа» в самом начале очень полезна, не будь я просто помешана, как говорил Ли, на театре и кино, я просто бросила бы всякую мысль о продолжении артистической карьеры. Трепать нервы без «помешательства» никто не будет. Бэзил Дин был прекрасным экзаменом на выносливость и терпение, который я выдержала. Не знаю, получилась ли роль, но охота сниматься и играть на сцене не пропала.

Однако работа с Дином вовсе не приблизила меня к кумиру, Ларри играл на сцене, а я дрожала на съемочной площадке фильма, за который никаких наград и даже упоминаний в прессе не получишь.

Но почти сразу после окончания съемок меня пригласили играть в «Амбассадорз» в пьесе Эшли Дьюкса «Маска добродетели», которую для крупнейшего английского продюсера Сиднея Кэрролла ставил Максуэлл Рэй, причем играть главную роль!

– О, Ли, это слишком хорошо, чтобы быть правдой!

– Откажись, – спокойно пожал плечами мой супруг, которому совершенно не нравились ни съемки, ни репетиции.

Первые репетиции из-за бесконечных споров Рэя и Кэрролла были ужасны, режиссер считал, что мы играем легкую комедию, а продюсер – что вполне серьезный спектакль. Если честно, мне вовсе не хотелось комедии, я жаждала страдать. На мое счастье, победил Кэрролл (все же деньги давал он), и именно он диктовал видение главных ролей, в первую очередь моей, что очень не нравилось Рэю.

К моменту премьеры я была в полуобморочном состоянии и помнила только одно – совет Грейси Филдз, данный еще на съемках у Дина: плюнуть на все и играть то, что чувствуешь. Пресса внимательно следила за перипетиями споров продюсера и режиссера, а потому театр был переполнен. От меня ждали не слишком многого, потому что репортеры заранее объяснили, что от исполнительницы требуется лишь обладать прекрасными внешними данными, то есть попросту быть красивой. Я считалась красивой, оставалось лишь не упасть от волнения в обморок, не забыть текст и не потерять голос.

В