Наемный убийца - Грэм Грин

– в пятьдесят ярдов длиной. Женщины с корзинками ждут, когда откроют двери; они пришли вовсе не за тем, чтобы посмотреть на мисс Мэйдью: каждая надеется сделать выгодную покупку. Благотворительные базары у Святого Луки славятся на весь город. Тощая остроносая женщина с камеей у горла всунула голову в дверь.

– Генри, – произнесла голова, – комитет опять растаскивает стенды. Не можешь ли ты наконец что-нибудь сделать? Ведь буквально ничего не останется к открытию базара.

– А где же Мэндер? Это его обязанность, – сказал викарий.

– Ну, Мэндер, естественно, поехал за мисс Мэйдью. – Остроносая женщина высморкалась в крахмальный платочек и, крича: «Констанция, Констанция!», скрылась за дверью.

– Совершенно ничего нельзя с этим поделать, – пожаловался викарий. – Это происходит каждый год. Наши добрые женщины из комитета жертвуют своим временем совершенно бескорыстно. Просто не знаю, что без них делало бы Общество Почитателей Престола. Они уверены, что им должно быть предоставлено право выбирать покупки первыми. Беда в том, знаете ли, что именно они назначают цены.

– Генри, – сказала остроносая женщина, снова возникнув в дверях – ты должен вмешаться. Миссис Пенни оценила замечательную шляпку, которую прислала леди Кандифер, в восемнадцать пенсов и сама же ее купила.

– Дорогая, но что же я могу сказать? Они же тогда вообще откажутся что-либо делать. Вспомни, они жертвуют своим временем и покоем… – но он адресовал свои увещевания закрытой двери. – Меня беспокоит, – обернулся он к Матеру, – что эта молодая дама ждет оваций. Она не поймет, что никого не интересует, кто открывает распродажу. В Лондоне все это совершенно иначе.

– Она опаздывает, – сказал Матер.

– Они вполне способны высадить дверь, – волновался викарий, бросая обеспокоенный взгляд в окно на все удлиняющуюся очередь. – Я должен признаться, мы тут задумали маленькую военную хитрость. В конечном счете, она ведь у нас в гостях. Она жертвует ради нас своим временем и покоем…

Время и покой, по всей видимости, были дарами, о которых викарий вспоминал непрестанно. Ими жертвовали гораздо более щедро, чем медяками во время сбора пожертвований. Он продолжал:

– А мальчиков на улице вы не заметили?

– Там только женщины, – ответил Матер.

– Ах, Боже мой, Боже мой. Я же просил командира бойскаутов Лэнса. Видите ли, я подумал, если бы двое-трое бойскаутов, без формы разумеется, попросили у мисс Мэйдью автографы, это доставило бы ей удовольствие, показало бы ей, что мы ценим… время… покой… – он продолжал огорченно: – Но бойскауты нашего прихода – самый ненадежный отряд в городе…

В дверь заглянул седовласый человек с ковровым саквояжем в руке:

– Миссис Харрис говорила, вроде тут с тувалетом что-то не в порядке.

– А, мистер Бэйкон, – откликнулся викарий, – очень любезно с вашей стороны. Проходите, пожалуйста. Вы найдете миссис Харрис в зале. Небольшой засор, как я понимаю.

Матер взглянул на часы и сказал:

– Я должен немедленно побеседовать с мисс Мэйдью…

В приемную, запыхавшись, вбежал молодой человек и обратился к викарию:

– Простите, мистер Харрис, мисс Мэйдью что, будет выступать с речью?

– Надеюсь, что нет. Очень надеюсь, что нет, – сказал викарий. – И так очень тяжело заставлять этих бедных женщин ждать, пока я прочту молитву. Где мой молитвенник? Кто видел мой молитвенник?

– Потому что я даю материал в «Ноттвич Джорнел», а если она не будет выступать, я могу уйти.

Матеру хотелось взять их всех и как следует встряхнуть, крикнуть им: слушайте, вы! Ваш проклятый базар никого не интересует. Моя девушка в опасности. Может быть, ее уже нет в живых… Но он стоял у стены, тяжелый, неподвижный, внешне спокойный; профессиональная выучка, словно узда, сдерживала его чувства: любовь, волнение, страх; нельзя давать волю гневу, надо спокойно продвигаться вперед, шаг за шагом, выясняя, связывая один факт с другим; если твоя девушка убита, можешь утешиться – ты сделал все что мог в соответствии с высокими стандартами самой лучшей в мире полицейской службы. И он подумал с горечью, наблюдая, как викарий ищет свой молитвенник, сможет ли эта молитва дать ему утешение.

Вернулся мистер Бэйкон и сообщил:

– Теперь оно тянет, – и снова исчез под металлическое бряцание коврового саквояжа. Громкий голос произнес: «Наверх, в просцениум, мисс Мэйдью, в просцениум», – и появился лондонский священник. Он был в замшевых туфлях, лицо его лоснилось, гладко зачесанные волосы слиплись, а зонтик, который он нес под мышкой, казался клюшкой для гольфа; можно было подумать, он только что вернулся в павильон1, залепив мяч в белый свет как в копеечку во время дружеской встречи, но принял поражение и глазом не моргнув, как истый спортсмен…

– Мой командир – мисс Мэйдью, только что с наблюдательного пункта, прошу любить и жаловать. – Он повернулся к викарию: – Я только что рассказывал мисс Мэйдью о наших любительских спектаклях.

Матер сказал:

– Мисс Мэйдью, могу ли я поговорить с вами наедине? Это займет всего несколько минут.

Но викарий уже увлек ее прочь.

– Минутку, минутку, сначала наша маленькая церемония. Констанция, Констанция!

И в тот же момент приемная опустела. Остались лишь Матер и журналист: он сидел на столе, болтая ногами и кусая ногти. Из соседней комнаты послышался необычный громкий шум, напоминавший топот стада каких-то животных; топот вдруг прекратился, будто стадо остановилось, упершись в забор; в неожиданно наступившей тишине стало слышно, как викарий торопливо завершает молитву; затем послышался звонкий, не вполне взрослый, как у солиста из хора мальчиков, голос мисс Мэйдью:

– Я объявляю этот благотворительный базар законно и добросовестно… – Затем топот возобновился. Она перепутала слова; все первые камни во все фундаменты всегда закладывала ее матушка, не она сама; но никто ничего не заметил. Все почувствовали облегчение, ведь она не стала произносить речь. Матер подошел к двери: полдюжины мальчишек выстроились перед мисс Мэйдью с альбомами для автографов в руках. Бойскауты прихода Св. Луки на этот раз не подкачали. Какая-то женщина в токе1, с лицом жестким и хитрым, сказала Матеру:

– Вам будет интересен вот этот стенд. Это – «Стенд для мужчин».

Матер взглянул на грязноватую россыпь перочисток и фруктовых ножичков, самодельных расшитых кисетов и прочей чепухи. Кто-то даже пожертвовал несколько старых трубок. Он поспешно солгал в ответ:

– Я не курю.

Хитрая женщина сказала:

– Вы ведь пришли сюда, чтобы потратить деньги, так сказать, отдать долг. Можете заодно приобрести что-то полезное. На других стендах вы вообще для себя ничего не найдете.

Матер, вытянув шею, пытался не упустить из виду мисс Мэйдью, окруженную отрядом бойскаутов. Между плечами столпившихся вокруг стендов женщин он мог разглядеть никому не нужные старые вазы, выщербленные подносы для фруктов, стопки пожелтевших пеленок.

– У меня есть несколько пар подтяжек, – сказала женщина, – можете купить себе подтяжки.

К собственному стыду и огорчению, Матер вдруг произнес:

– Может быть, ее уже нет в живых.

– Кого нет в живых? – спросила женщина и нахмурилась, разглядывая розовато-лиловые подтяжки.

– Простите, – сказал Матер. – Я задумался.

Ему стало страшно: он перестал владеть собой. Он подумал: надо было попросить замену. Боюсь, это будет сверх моих сил. Он снова повторил: «Простите», увидев, как последний бойскаут захлопывает альбом.

Матер провел мисс Мэйдью назад в приемную. Журналист уже ушел. Матер объяснил:

– Я пытаюсь разыскать девушку из вашей труппы, по имени Энн Кроудер.

– Не знаю такой.

– Она приступила к работе только вчера.

– Все они на одно лицо. Как китайцы. Не могу запомнить ни одного имени.

– Она блондинка. Зеленые глаза. Хороший голос.

– В этой труппе таких нет, – сказала мисс Мэйдью. – Только не в этой труппе. Слышать их не могу. Действуют мне на нервы.

– Может быть, вспомните – она ушла вчера с каким-то мужчиной после репетиции.

– С какой стати мне это помнить? Что за гадкие вопросы вы задаете!

– Он ведь и вас приглашал.

– Жирный дурак, – отрезала мисс Мэйдью.

– Кто он такой?

– Не знаю. Дэвенант. Так, кажется, Коллиер его назвал. Или он сказал – Дэвис? Никогда раньше его не встречала. Кажется, это с ним поссорился Коуэн. Хотя кто-то что-то такое говорил про Коллитропа.

– Это очень важно, мисс Мэйдью. Ведь девушка исчезла.

– Да это вечная история с такими актрисулями! Как ни зайдешь к ним в уборную, только и слышишь – мужчины да мужчины, ни о чем другом говорить не умеют. Как только они решаются играть на сцене? Гадость.

– Вы никак не можете мне помочь? Не знаете, где можно найти этого Дэвенанта?

– Коллиер должен знать. Он сегодня вечером вернется. Впрочем, может быть, и нет. Не думаю, что он хоть что-то может знать. А-а, вспомнила. Коллиер назвал его Дэвисом, а он сказал, что он Дэвенант и откупил спектакль у Дэвиса.