Дикарь - Лидия Чарская

— Благодарю за сообщение. Впрочем, я не знаю, что такое «Зоркая Дружина». С чьего разрешения она существует? Но пусть это нечто хорошее, полезное; однако, вы говорите о целой дружине, а я вижу — вас только двое. Где же остальные?

— Они на дворе, вот… — указал Марк рукой на маленькое оконце.

Офицер взглянул по указанному направлению и проворчал:

— Кто вас там знает! Много нынче вас, юнцов-охотников, развелось. Но я вам верю, да… вполне…

— Господин офицер, — горячо заговорил в ответ на это молчавший до сих пор Дима. — Мы не первый день стараемся приносить пользу русской армии. Мы являлись в штаб дивизии и получили вот эту бумажку…

Говоря это, Дима достал из-за голенища сапога четвертушку бумаги — удостоверение начальника штаба дивизии, рекомендующего всем начальствующим лицам деятельность «Зоркой Дружины».

— Это другое дело, — повеселев, буркнул сотник, — теперь смотрю на вас иначе. А то, думал… И так, уходим отсюда.

Охрименко, урядник, услышав решение начальника, видимо, страшно обрадовался:

— Может, по дороге овса достанем, а то измаялись кони, третий день без овса.

Этого замечания было достаточно для тоге, чтобы Дима выступил вперед:

— Мы снабдим вас овсом и другими припасами… из соседнего фольварка, занятого вчера германцами.

Сотник улыбнулся:

— Вы увлекаетесь… Как можно из занятого немцами фольварка привезти что-либо?

— Позвольте доказать вам, что мы не увлекаемся.

— Пожалуйста, желаю вам успеха!

ГЛАВА VIII

Мнимые цыгане

С наступлением сумерек из деревушки выехала телега. Ею правил худощавый цыганенок в лохмотьях, вооруженный короткой плеткой. В телеге сидела девочка-цыганка, а рядом с нею худой, нескладный, совсем юный цыган.

Никто бы не узнал в последнем добросовестно преображенного Лео Клеонова. Он первый вызвался сыграть роль юноши-цыгана и послушно взгромоздился на телегу между Машей и Венею Зефтом, правившим лошадью.

Телега подвигается по лесной дороге. Но членам «Зоркой Дружины» уже знакомы эти места. Еще несколько десятков минут и — немецкие аванпосты.

— Надо бы спеть песню. Пусть сразу поймут, что мы не скрываемся… — шепнул своим спутникам Клеонов.

— По цыгански-то? — испугалась Маша. — А кто их знает, цыганские песни?

— Они поют так… Ой или, или, или, шалмаверства, шалмаверства… — неожиданно запел своим тонким голоском Веня.

— Ой или, или, или! — затянул за Веней Лео, которому тотчас же завторила Маша.

— Стой! Кто здесь? — почти одновременно с этим послышались немецкие слова.

В тот же миг луч прожектора осветил местность, и перед несказанно изумленным патрулем предстала телега с цыганским скарбом и тремя цыганятами.

Веня уже собрался было сказать что-то в ответ по-немецки, как раздалась команда:

— Взять их к командиру!

— Помните, никто из нас не знает по-немецки ни слова, — успел шепнуть Лео своим спутникам, пока их вели по направлению слабо освещенного помещичьего дома, над дверьми которого было выведено углем по-немецки: «Штаб».

— Что, шпионов привели? — посмотрел на старшего конвойного один из офицеров, наполнявших большую комнату. — Черт возьми! Цыгане, и все дети!

— Вы откуда? — обратился тот же офицер к дрожавшим от волнения Лео, Вене и Маше.

Но те, вместо ответа, только выпучили глаза.

— Не понимаем, не понимаем!.. — прошептал, наконец, Веня по-польски. — Мы живем в здешних местах и знаем только по-польски.

Тогда, к удивлению членов «Зоркой Дружины», германский офицер вдруг перешел на польский язык.

— Откуда вы? Где ваши старшие? Где русские? Вы должны были встретить их!

— О, пан! — внезапно падая в ноги германцу, завопил Лео. — О, пан! Мы шли целым табором… были и лошади и корм. И вдруг они появилась.

— Кто? Русские?

— Да, да, они, они, пан! Они забрали все, а старших угнали с собой. Мы только были впереди и успели скрыться.

К счастью членов «Зоркой Дружины», в комнате было не настолько светло, чтобы можно было разглядеть их хорошенько и открыть в них переодетых, преображенных цыган. К тому же то обстоятельство, что «цыганята» сами явились, давало немцам полное основание предполагать, что они забрели сюда, скрываясь от русских.

— Ну, а теперь объясните, куда направились русские? — после нескольких минут молчания, обратился снова офицер к своим странным гостям.

Тут Лео стал толково и обстоятельно докладывать ему, но какому направлению, по его мнению, должен был уйти встретившийся цыганам отряд. И указания Лео, разумеется, нисколько не соответствовали истине.

— Так… так… — одобрительно проворчал офицер. — Ну, а теперь проваливайте ко всем чертям!

Эти слова как будто нисколько не обрадовали юных цыган.

— Дорогой пан! — опять завопил Лео. — Будь, пан, столь ласков и прикажи дать нам немного сена и овса на дорогу. Ведь русские все отняли…

Просьба эта была столь трогательно выражена, что офицер немедленно согласился и отдал соответствующее приказание одному из толпившихся у дверей солдат.

ГЛАВА IX

Обещание исполнено

Караул, стоявший на дворе и у ворот фольварка, был очень удивлен тем, что «цыганят» отпускают на все четыре стороны.

Солдатам они с самого начала показались весьма подозрительными, и они были уверены, что случайные гости, если не подвергнутся казни за шпионство, то во всяком случае будут задержаны до выяснения всех обстоятельств, приведших их в фольварк.

Однако, распоряжение начальства коренным образом повлияло на мнение солдат. Раз начальство отпустило «цыганят» и даже приказало снабдить их припасами, следовательно, это — настоящие «цыганята», притом, видно, взявшиеся оказать германцам какую-либо услугу. В таком случае они заслуживают дружелюбного внимания к себе.

И солдаты, бывшие на дворе, принялись всячески ухаживать за «цыганятами». О надзоре за ними и речи уже не могло быть. Сами солдаты потащили на телегу мешок с овсом и добрую охапку сена, но этим не удовольствовались «цыганята».

Маша, пользиясь предоставленной свободой, схватила из сарая чуть ли не двухпудовый мешок с овсом, который скоро оказался в телеге. То же сделали по нескольку раз Лео и его товарищи.

Германцы это замечали, но, добродушно настроенные к «цыганятам», не мешали.

— На то они и цыгане, чтобы воровать и брать больше, чем нужно, — хохоча сказал один из солдат своим товарищам.

Те с ним согласились и не думали препятствовать «цыганам» предаваться их «природной привычке».

Члены «Зоркой Дружины», конечно, делали вид, что ничего не понимают и нагрузили, наконец, телегу так, что лошадь еле двинула ее с места.

— Дело сделано, урр… — начал было Лео, когда они уже были довольно далеко от фольварка, но в тот же миг рука Маши легла на его губы.

— Молчи! Они могут еще услышать…

— Тссс! — вмешался также Веня. — Заворачивай налево! Здесь уже наши должны быть!..

— Какое там! — недоверчиво пожал плечами Лео. — Ведь мы отъехали не больше версты от фольварка.

Но в эту минуту раздалось еле слышное ржание лошадей. Маша даже уловила два русских слова.

— Наши, никак наши! — не могла уже удержаться от радостного восклицания Маша.

Члены «Зоркой Дружины» не ошиблись. После того, как они уехали с целью добыть фураж для казаков, Мануиленко раскаялся в том, что отпустил детей на верную гибель. Своими мыслями он поделился с урядником, от которого узнали казаки.

Те были готовы отправиться немедленно на выручку смельчаков, но Мануиленко, разумеется, не разрешил. Он только отрядил пять человек, дав им поручение узнать, что сталось с юными храбрецами.

С этими-то пятью казаками, старавшимся набрести на след юнцов, и столкнулись теперь члены «Зоркой Дружины».

Если до сих пор они все еще боялись погони, то сейчас у них пропал всякий страх.

«С нами казаки, и ничто уже не страшно», — думал Веня, повеселев и принявшись болтать с Машей.

Если раньше дружинники плелись пешком, чтобы не увеличить груза, который и так был не по силам крестьянской лошаденке, то теперь они все трое — Маша, Веня и Лео пристроились в телеге на мешках с овсом и на сене и изо всех сил погнали лошадку.

Задолго до рассвета вернулись юные разведчики вместе с казаками в деревушку.

Мануиленко не спал и ждал их у дверей занимаемой им халупы.

— Здорово, молодцы! — радостным бодрым голосом приветствовал он возвращающуюся с нагруженной телегой молодежь и казаков.

— Здравия желаем, ваше благородие! — отвечали заодно с удальцами и юные бойскауты.

— Доложу непременно корпусному командиру о вашей заслуге, — сияющий от радости, несколько раз повторил офицер.

— Благодарю вас, господин сотник, от имени всех моих товарищей, — ответил Марк, как старший в «Зоркой Дружине».